Немного мистики
Как известно, представителям естественных наук не положено относиться всерьез ко всяким странным и необъяснимым событиям. Им всем - событиям, разумеется - следует найти рациональное объяснение и не впадать во всякое неудобьсказуемое мракобесие.
Но было в моей жизни несколько случаев, для которых у меня рациональные объяснения не появились, а сами истории сами по себе вполне тянут на бытовую фантастику.
Разумеется, рациональные объяснения можно найти всему на свете. Если мы их не находим - то это не значит, что их нет. Это значит, что сегодня у нас нет возможности их получить. Или мы не в состоянии их принять.
*******************************
Так вот, была когда-то у меня собака - я про этого пса по имени Урал, кажется, уже писала.
Был он немецкой овчаркой, был огромен - 65 килограммов мышц и костей под переливающейся шерстью, невероятно добродушен, хитроват, ленив и спокоен.
Он принадлежал моим родителям, точнее - матери.
Хотя это я когда-то выбрала его из огромного выводка - толстого дружелюбного щенка с большой головой и небольшим браком по окрасу: овчаркам не положено иметь белых пятен, а у него, если присмотреться, они были: один коготь на передней лапе, несколько волосков на кончике хвоста и крошечная белая клякса на груди. Но я выбрала именно его, и хозяева суки, обрадовавшись, что так легко сбыли «бракованного» с рук, отдали мне его почти даром.
Я его и учила - превращая в компаньона для уже не очень молодой и не очень здоровой женщины, которой надо было в 1991 году - о, эти «святые девяностые»! - ходить гулять. А родители жили в двадцати минутах ходьбы от Комсомольской площади и в пятнадцати - от Курского вокзала. И в их районе даже днем выходить на улицу лишний раз... Короче, для прогулок любой даме нужна была крупная собачка. Желательно хорошей служебной породы.
Тогда в Москве самыми популярными собаками у приличных интеллигентных женщин были овчарки, ротвейлеры, ризеншнауцеры и черные терьеры. Особенно в центре Москвы.
Такие были времена.
Но если собачку надо было отвезти к ветеринару, или оставить с кем-то на время отпуска, или... - собачка возвращалась под моё крылышко, и я гуляла по тихому району Перово уже с двумя овчарками. Два кобеля общим весом в 120 килограммов - это, я вам скажу... Впрочем, две чихуахуа создают суеты и шума несопоставимо больше :)
В общем, Уралушка был нашей общей собакой.
А в мае 1997 года матушка заболела.
Это была дурацкая история про упрямство и... еще раз упрямство.
Матушка была человеком нездоровым - после перенесенного в детстве туберкулеза она осталась с одним легким и хромой ногой. Но главное - с одним легким. Из-за того, что легкое было всего одно, для того, чтобы обеспечить ее тело кислородом, организм приспособился - и увеличил давление. Если оно падало ниже, чем 170/130, ей становилось плохо. Но, в общем, ничего особенно скверного не было до тех пор, пока она не решила от своей гипертонии с подачи нового участкового терапевта избавиться. И начала есть разнообразные таблетки. Одни снижали давление - и вызывали отеки. Чтобы снять отеки - надо было добавить мочегонное. Одни таблетки тянули за собой другие... и в какой-то момент матушка начала чувствовать что-то эдакое. Болезненное. Как она думала - в сердце. Если человек принимает по 20-25 таблеток в день, то проверять надо желудок - но она упрямо заявляла, что «кишку глотать не пойдёт». Помню, как я стояла перед ней на коленях, умоляя пройти обследование - а она кричала, что мы все ничего не понимаем, у нее сердце, сердце... а кардиограмма-то как раз у нее была идеальная.
И в один скверный день ее вырвало кровью. Кровь залила пол в комнате, в коридоре, и было непонятно - что делать. «Скорая» увезла ее в ближайшую больницу - оказалось, что это язва желудка. От которой в конце 20 века не умирают. Но у нее при огромной потере крови давление держалось на уровне 200/160 - и оперировать ее было нельзя. Можно было только доливать кровь - и надеяться, что язва закроется сама. За три недели я дважды сдавала кровь - 450, потом еще 450, второй раз - под расписку. Тогда в ходу еще были «быстрые» переливания. Но не помогло - или помогло: кровотечение прекратилось, и через пару дней ее должны были выписать.
Уралушка все это время жил у меня - отец с ним гулять остерегался: уж слишком сильно хромал. И мать, и отец были хромыми - и познакомились-то когда-то, лежа в соседних палатах...
А вечером 20 мая раздался звонок из больницы: «Время смерти - 22.05». Оторвался тромб и закупорил легочную артерию.
Я сидела в кресле, сжимая в руке телефонную трубку - там шли короткие гудки, и казалось, что если я положу ее на рычаг - то это окончательно подтвердит, что - всё. Я тупо держала эту трубку и соображала, как сообщить об этом звонке отцу - ему было 72 года, и один инфаркт он уже перенес. И соображала с удивлявшей меня саму рассудительностью, что вообще я должна сейчас делать - потому что, кроме себя, надеяться было не на кого.
И вот в этот момент ко мне подошел Урал и положил голову мне на плечо - щека к щеке. И я увидела...
Я уверена, что эта картина не была галлюцинацией. Не была сном наяву.
Я точно знаю, что ее показал мне Урал.
Я увидела какой-то странный мир, залитый золотистым светом, который был плотен, как льющаяся с неба вода. Небо было темно-голубым, каким оно не бывает на Земле. Покрытые густой зеленой травой холмы, и в холмы плавными изгибами уходила дорожка. Этот мир был теплым, необыкновенно чистым - какой-то первозданной чистотой - и безопасным. По дорожке от меня уходила моя мать - легкими шагами двадцатилетней девушки, в сияющем расцвете юности и красоты. Легкие волосы, уложенные в какую-то прическу с косами, чуть золотились. Розовое платье, босые смугловатые ноги... Она обернулась на мгновение - и ускорила шаг. Из-за холмов ей навстречу вылетела собака - рыжая собака, сеттер, прыгающая и извивающаяся от радости, прижалась к ногам - и побежала вперед, показывая ей дорогу, оборачиваясь, подбегая, вновь уносясь вперед... И этот мир был абсолютно реален. Реальнее, чем люстра, кресло, на котором я сидела, стены комнаты, телефонная трубка в руках.
Картинка исчезла.
Осталось знание: «Смерти нет. Мы все ещё встретимся».
Такое же спокойное и абсолютное, как ощущение земли под ногами, воды в реке, воздуха, которым дышишь - ты просто знаешь, что это так - и всё. И это не вера в Бога - это что-то другое...
А дальше все пошло своим чередом.
И только через полгода я, собравшись с духом, задала вопрос своей старшей тётке: была ли у моей матери в юности собака? И тётка ответила: «Да, была. Ирландский сеттер. Она его очень любила, и он ее тоже. Жаль, умер от чумки почти щенком».
Рыжий сеттер, убегающий в холмы впереди своей хозяйки.
Если верить Афанасьеву - а в монографии «Поэтические воззрения славян на природу» он много всякого собрал - у большинства индоевропейских народов в том или ином виде существовала идея о мосте, соединяющем мир живых и мир мёртвых. И, так или иначе, по этому мосту человека должны перевести собаки. И если была в жизни человека собака, которая любила его так, что дождалась возле моста - то она будет ему проводником и облегчит переход. Иначе ему придется иметь дело с местными псами - а они бывают и недобрыми. Мост Чинват - Калинов мост - мост Воздаяния, радужный - или сотканный из световых лучей, ведет за глубокие реки, за высокие горы...
И я подумала бы, что начиталась Афанасьева - но нет, его книгу я прочитала только в 2008 году: ее переиздали чуть не через сто лет после последнего издания.
Урал жил у меня еще долго, прожил почти 14 лет, что для немецкой овчарки таких незаурядных размеров - почти невероятно.
Добродушный лакомка, хитрец и сибарит, умевший любые обстоятельства обратить себе на пользу.
Я понимала, что последнее и единственное, что я могу сделать для моей матери - для нее, как для человека, лично для неё - позаботиться о её собаке. Памятники-оградки-могилки - это всё внешнее, тлен и мирская суета. А вот почесать Уралушкино пузо, погулять с ним в осеннем лесу, накормить повкуснее...
Но.
Но никак я не могу понять: что именно показал мне Урал, как он это сделал - и, самое главное, откуда он мог знать про рыжего ирландского сеттера, ушедшего в страну зеленых холмов за сорок лет до своей хозяйки?
И дождется ли меня у моста Чинват кто-то из моих собак?