Олег Панфил. Известняк на закате
- вещества -
ИЗВЕСТНЯК НА ЗАКАТЕ
1
Известняк - это не обязательно каменоломни.
Но для меня он начался с каменоломен.
Мы живем на дне моря, но известняк начался ещё раньше.
Раньше моря.
Известняк, возможно, единственное Вещество, которое террористы забыли отнять у нас на входе. По недосмотру? Известняк - наше всё. Он - единственное точно такое же вещество, как и там, откуда нас взяли в заложники.
Две недели назад я ездил в Драгинич - каньон на реке Реут.
Я поехал найти - что развяжет язык - рассказать об известняке. Но
известняк древнее языка.
Было июньское полнолуние.
Серебристые маслины, истекающие светом в глубокой тени на слоистом пологом холме - как перевернутая пиала - с множеством узких террас - волны фосфоренцирующего ковыля и трав - и я поплыл вдруг прямо на известковые скалы на том берегу реки. Они загорались то тут то там почти белым млечным светом: как пальцы , наощупь, свет изнутри бродил по ним - и вдруг остановился, высветив очертания огромного корабля. Корабль-город.
Плавание на этом корабле происходит странно: корабль всегда стоит на месте - миллиарды миллиардов лет. Но в его вместилища и пещеры, гроты, лазы, кельи прибывают рябь золотая на темноте - и эти блики света в корабле становятся существами. И начинают искать Вещества, выходя из корабля сюда, где цикады полифонические, луна, земля, вещества, проселочная дорога по гребню холма, село над рекой, птица кричащая как каратист и птица поющая как синтезатор, лес, тюрьма, где заключенные на исправительных работах добывают в подземных шахтах известняк и распиливают его на котелец, и асфальтовая дорога по которой к зэкам приезжают по выходным и праздникам родные и любимые с чайной заваркой, сигаретами, сладкой водой истошных цветов, колбасой, сыром, мясом и другими веществами, поля, озера,
телевышка, трасса в столицу.
В столицах дома теперь все реже строят из известняка , больше из бетона, и горожане все чаще чувствуют себя пленниками бессмысленности. Как будто террористы оставили и забыли их в этих растущих городах, будто они не нужны даже террористам. Но хорошо, что опять стали строить, хоть и из бетона. А из известняка теперь в основном строят дома для богатых - виллы, особняки.
Совсем плохи для жизни те дома , в которых нет ни грамма разновидностей известняка - известки, мела ( хотя бы в составе краски), алебастра или хотя бы глины - наиболее расхожей, но и ослабленной его разновидности, или самой рафинированной и оттого несъедобной его разновидности - мрамора.
Из всех Веществ только известняк не вызывает зависимости и болезненного пристрастия.
Это происходит по двум причинам: известняк - единственное Вещество, в составе которого есть вещество милосердия . К заложникам. И в состав известнякового милосердия входит в равных частях забвение
и напоминание. Эта ровность того и другого делает значение известняка настолько незаметным, что об истинных его свойствах можно догадаться только в ситуациях из ряда вон выходящих: иногда беременные, дети и сумасшедшие испытывают непреодолимое желание есть мел и известку. И они едят . Раздирая ногти и пальцы, соскребают тайком штукатурку и - едят. И выздоравливают, или хотя бы успокаиваются. С веществами милосердия в составе известняка связано то странное обстоятельство, что как только вы начинаете задумываться о значении известняка и его свойствах, нечто уводит вас все дальше и дальше от этого. Но происходит это не по той самой простой и незыблемой модели человеческого познания, в которой ум начинает собирать по одному внешнему признаку все известное ему, и затем сваливает в кучу в надежде понять, что же эти вещи соединяет. В случае с известняком это происходит по-другому. И связано это, вероятно, со
второй причиной, по которой известняк, как мне кажется, не вызывает ярко выраженного пристрастия. Причина эта относится к области тайны. К той тайне, в которой заложники и террористы равны. Это действительно очень странно, да. Потому что единственно близкое известняку по своим глубинным свойствам Вещество - это морфий .
2
Она родилась в городке Каменка. На берегу Днестра. Я не родился там. Мы переехали туда, когда мне было 11 лет. Но я понимаю, что значит - родиться в городке на берегу реки.
Центральная улица вдоль реки и одноэтажные известняковые дома. Тополя, тополя, тополя. От родительских застолий оставался тревожный и чуть стыдный запах винегрета, спиртного и табачного дыма. Но это для меня так. А для Оли - может этот запах был другим?
На краю города - сплошные отвесные склоны холмов, осыпи известняка и каменоломни.
Однажды в пятом классе их везли на осенние школьные работы.
Грузовик выезжал из чаши городка, поднимаясь на холмы. Оля вдруг оглянулась и меж одноклассников на деревянных лавках в кузове - увидела - что? Увидела городок внизу. И что-то еще, она так и не могла вспомнить что.
В следующий раз, когда оглянулась, была в таком же городке, но ниже по течению Днестра. Городок назывался Григориополь, и она работала медсестрой в военном госпитале, ей 36, у нее сын. Мужа увела цыганка. И я на пороге нашла
выложенный из зерен и семечек крест. В Григориополе каждая
знает что это. Встретила на почте эту цыганку, к которой
он ушёл, попросила её не делать больше
и сказала, что мне он не нужен, и пусть забирает его себе.
И цыганка забрала.
Муж прожил с цыганкой 11 лет. С сыном ни он разу не поговорил:
как только видел его - переходил на противоположную
сторону улицы. А как только переписал дом
на цыганку - умер.
Сына забрали в армию. Он воевал в Чечне и стал героем, стал военным и попал на Дальний Восток. Тогда она усыновила солдатика из госпиталя. Да, взяла и усыновила, он такой голодный был, ну, не по документам - а стал как сын, она ему и свадьбу сыграла. Чтобы было о ком заботиться.
И вот в тот вечер, когда оглянулась,
в маминых подушках нашла
семь ржавых гвоздей и один новый,
семечки, зёрна, петушиный клюв и заостренную деревяшку,
как колышек. А после этого, утром из горла,
где врачи подозревали опухоль, вдруг выкашляла
что-то себе в ладонь - смотрю, а это то ли палочка с загогулиной, то ли рыбья косточка, потом ещё покашляла - несколько петушиных перьев, гной, а на следующий день -
несколько камешков разноцветных
выкашляла, - вот они - видите, я их на бумажку приклеила.
Оля разворачивает две бумажки - достав их из пакета с фабричным
зелёным оттиском конопляного листика -
в одной бумажке перо, на другой - мелкие цветные камешки. Бумажки она сложила как раньше в аптеках порошки
в ручном отделе .
Когда она оглянулась в третий раз - она все там же, медсестра в гарнизонном госпитале на берегу Днестра,
только уже недавно вышла на пенсию. « И я почувствовала вдруг,-
говорит, - что теперь я буду счастлива, что у меня светло
впереди». И я спросил Олю: «Так ты же не мужа любила ведь, правда?» Оля говорит: «Правда.» « А того, кого ты на самом деле любила - ты ведь его до сих пор любишь, да?» «Да».
«И он же тоже тебя до сих пор любит, да?» «Да», - говорит Ольга. - Но стыдно же! Ой как стыдно!» «А что стыдного?!» «Да я же уже бабушка! Мы с ним недавно встретились. На берегу Днестра, возле каменоломни. Закат такой красивый. И он рядом сидит, я на него смотрю - и не понимаю - тридцать лет же прошло, а я вроде и не жила ещё, как будто только начинается жизнь. И такие отсветы на известняке красивые, что я заплакала. Вот как в юности мы с ним на камнях у реки встречались, так и теперь эта река, и на могиле, госссподи, на могиле моей этот камень будет, и - что была я, что не была…Знаешь, вся жизнь позади, а и впереди - вся ».
3
Вещества путешествия в составе известняка чаще всего так и действуют: ты просто видишь его, не замечая, или касаешься ежедневно, или живешь в известняковом доме, и не замечаешь, как уже годы ты, оказывается, совсем в другом месте и другом времени, а очнешься - а все вроде так, как и всегда должно быть.
И только известняк или мрамор на закате знает, что все было, ничего не было, все повторяется и ничего не повторится, и ничего не кончается, но это не ты - тот, кто не кончится.
То ,что роднит вещества известняка с морфием - чувство, что у тебя все уже есть. Все, что. Уже некуда и незачем. Все здесь. Незачем дергаться. Покой. Можно уснуть. Ничего не будет мучить.
Ничего. Нерастворимая основа и защищенность - как скорлупа окружает того, кто был без кожи. Сворачивание потребностей.
Не спать,блятть!
Для меня все каменоломни, известняковые каньоны и скалы, которые я знал, кажутся одним плато - местами поросшее лесом, с родниками и ручьями. Они сообщаются между собой. Я могу быть в Даргиниче, пройти несколько шагов, и за моей спиной горизонт сворачивается и разворачивается, кренясь - и я знаю, что там за спиной - уже скальный монастырь Цыпова или известняковый каньон в Руди. Вот скальный монастырь в Цыпова, все спят, потому что накрапывает второй день дождь, я сижу наверху, в самом верхнем ярусе келий, в нише. Я чувствую, что мы , наконец, будто-бы добрались до какого-то острова родной земли, все в безопасности, все уцелели навсегда. Дождь накрапывает, сквозь него виднеется река внизу, пару черных лодок рыбачьих, изумрудные камыши.
Вещества известняка , на который я опираюсь спиной, вплывают в ток моих мыслей. Известняк - корабль, транспортное средство. Мы прибыли на нем, ещё когда были огромными кеглеообразными существами.
Или как круглоголовые птицы со сложенными крыльями. Или как матрешки. Без лиц. Мы прибыли в саркофагах, за много миллиардов лет до того, как появились здешние моря, мы…Стоп. А почему эти матрешки - мы? С чего я взял? А может это как раз и есть - террористы? Я пытаюсь проверить, с чего это я чувствую известняк таким родным…Ну да, я понимаю, он выделает реликтовое излучение каких-то правильных изначальных времен. Это факт. Но это реликтовое излучение - уж явно не доисторических морей: когда были рыбы и земноводные, нас не было. Хоть убейте, не было. Несмотря на фазу жабр у эмбриона. Может это мы потом захватили этих существ из вещества? Да и что мы знаем о мире? Библейское творение мира - как минимум второе. Память о первом сотворении сохранили лишь дагоны. И они считают, что от всего первого сотворения мира осталось только странное дерево акация. А сколько творений всего было? Значит, мы были до. И излучает он - из до.
Но и террористы, как известняк, нам кажутся родными. А может, они наши родители и есть? Мы не можем отвязаться от родителей, и хотя их отношение к нам преступно, они кажутся нам лучшими на свете. И худшими.
А может, мы сами и есть террористы? Но это тоже не мысль известняка. Он - лишь корабль-инкубатор.
Наиболее таинственные вещества известняка соответствуют его запахам. Свежепобеленные школьные коридоры, и особенно запах и шорох мела, пустой класс, в окне бьется пчела. Солнце пригревает сквозь стекла. Мел - другие уроки. Без учителей. В городке Каменка весна. Носят джинсы и некоторые ездят на мотоциклах. У некоторых будет оставаться все меньше времени . Мы не успеем состариться. У страны странный подход. Река будет похожа на сон, на незагорелую полоску на её животе. Запомним мел твоих уроков, рассветов череду, очередность пастухов.
Запомним, что первой школой была каменоломня. Мы сбежали туда на перемене в первом классе. Она была видна со школьного двора в низине. Все показывали на три вертикали изломанных скальных профилей и говорили, что они похожи на Ленина, Маркса и Энгельса. Нам, первоклашкам, это ни о чем не говорило. Но очень захотелось посмотреть вблизи. Вблизи каменоломня показалась огромной. Но очень уютной. Мы как завороженные лазили там несколько часов, забыв об уроках и Энгельсах. Забыв обо всем. Золотисто-белый известняк, пару ржавых вагонеток и куски металлических конструкций. Все подсказывало, что здесь есть какой-то вход. Но это не напоминало руины. Известняк на закате -
это совсем не руины, нет?
ИЗВЕСТНЯК НА ЗАКАТЕ
1
Известняк - это не обязательно каменоломни.
Но для меня он начался с каменоломен.
Мы живем на дне моря, но известняк начался ещё раньше.
Раньше моря.
Известняк, возможно, единственное Вещество, которое террористы забыли отнять у нас на входе. По недосмотру? Известняк - наше всё. Он - единственное точно такое же вещество, как и там, откуда нас взяли в заложники.
Две недели назад я ездил в Драгинич - каньон на реке Реут.
Я поехал найти - что развяжет язык - рассказать об известняке. Но
известняк древнее языка.
Было июньское полнолуние.
Серебристые маслины, истекающие светом в глубокой тени на слоистом пологом холме - как перевернутая пиала - с множеством узких террас - волны фосфоренцирующего ковыля и трав - и я поплыл вдруг прямо на известковые скалы на том берегу реки. Они загорались то тут то там почти белым млечным светом: как пальцы , наощупь, свет изнутри бродил по ним - и вдруг остановился, высветив очертания огромного корабля. Корабль-город.
Плавание на этом корабле происходит странно: корабль всегда стоит на месте - миллиарды миллиардов лет. Но в его вместилища и пещеры, гроты, лазы, кельи прибывают рябь золотая на темноте - и эти блики света в корабле становятся существами. И начинают искать Вещества, выходя из корабля сюда, где цикады полифонические, луна, земля, вещества, проселочная дорога по гребню холма, село над рекой, птица кричащая как каратист и птица поющая как синтезатор, лес, тюрьма, где заключенные на исправительных работах добывают в подземных шахтах известняк и распиливают его на котелец, и асфальтовая дорога по которой к зэкам приезжают по выходным и праздникам родные и любимые с чайной заваркой, сигаретами, сладкой водой истошных цветов, колбасой, сыром, мясом и другими веществами, поля, озера,
телевышка, трасса в столицу.
В столицах дома теперь все реже строят из известняка , больше из бетона, и горожане все чаще чувствуют себя пленниками бессмысленности. Как будто террористы оставили и забыли их в этих растущих городах, будто они не нужны даже террористам. Но хорошо, что опять стали строить, хоть и из бетона. А из известняка теперь в основном строят дома для богатых - виллы, особняки.
Совсем плохи для жизни те дома , в которых нет ни грамма разновидностей известняка - известки, мела ( хотя бы в составе краски), алебастра или хотя бы глины - наиболее расхожей, но и ослабленной его разновидности, или самой рафинированной и оттого несъедобной его разновидности - мрамора.
Из всех Веществ только известняк не вызывает зависимости и болезненного пристрастия.
Это происходит по двум причинам: известняк - единственное Вещество, в составе которого есть вещество милосердия . К заложникам. И в состав известнякового милосердия входит в равных частях забвение
и напоминание. Эта ровность того и другого делает значение известняка настолько незаметным, что об истинных его свойствах можно догадаться только в ситуациях из ряда вон выходящих: иногда беременные, дети и сумасшедшие испытывают непреодолимое желание есть мел и известку. И они едят . Раздирая ногти и пальцы, соскребают тайком штукатурку и - едят. И выздоравливают, или хотя бы успокаиваются. С веществами милосердия в составе известняка связано то странное обстоятельство, что как только вы начинаете задумываться о значении известняка и его свойствах, нечто уводит вас все дальше и дальше от этого. Но происходит это не по той самой простой и незыблемой модели человеческого познания, в которой ум начинает собирать по одному внешнему признаку все известное ему, и затем сваливает в кучу в надежде понять, что же эти вещи соединяет. В случае с известняком это происходит по-другому. И связано это, вероятно, со
второй причиной, по которой известняк, как мне кажется, не вызывает ярко выраженного пристрастия. Причина эта относится к области тайны. К той тайне, в которой заложники и террористы равны. Это действительно очень странно, да. Потому что единственно близкое известняку по своим глубинным свойствам Вещество - это морфий .
2
Она родилась в городке Каменка. На берегу Днестра. Я не родился там. Мы переехали туда, когда мне было 11 лет. Но я понимаю, что значит - родиться в городке на берегу реки.
Центральная улица вдоль реки и одноэтажные известняковые дома. Тополя, тополя, тополя. От родительских застолий оставался тревожный и чуть стыдный запах винегрета, спиртного и табачного дыма. Но это для меня так. А для Оли - может этот запах был другим?
На краю города - сплошные отвесные склоны холмов, осыпи известняка и каменоломни.
Однажды в пятом классе их везли на осенние школьные работы.
Грузовик выезжал из чаши городка, поднимаясь на холмы. Оля вдруг оглянулась и меж одноклассников на деревянных лавках в кузове - увидела - что? Увидела городок внизу. И что-то еще, она так и не могла вспомнить что.
В следующий раз, когда оглянулась, была в таком же городке, но ниже по течению Днестра. Городок назывался Григориополь, и она работала медсестрой в военном госпитале, ей 36, у нее сын. Мужа увела цыганка. И я на пороге нашла
выложенный из зерен и семечек крест. В Григориополе каждая
знает что это. Встретила на почте эту цыганку, к которой
он ушёл, попросила её не делать больше
и сказала, что мне он не нужен, и пусть забирает его себе.
И цыганка забрала.
Муж прожил с цыганкой 11 лет. С сыном ни он разу не поговорил:
как только видел его - переходил на противоположную
сторону улицы. А как только переписал дом
на цыганку - умер.
Сына забрали в армию. Он воевал в Чечне и стал героем, стал военным и попал на Дальний Восток. Тогда она усыновила солдатика из госпиталя. Да, взяла и усыновила, он такой голодный был, ну, не по документам - а стал как сын, она ему и свадьбу сыграла. Чтобы было о ком заботиться.
И вот в тот вечер, когда оглянулась,
в маминых подушках нашла
семь ржавых гвоздей и один новый,
семечки, зёрна, петушиный клюв и заостренную деревяшку,
как колышек. А после этого, утром из горла,
где врачи подозревали опухоль, вдруг выкашляла
что-то себе в ладонь - смотрю, а это то ли палочка с загогулиной, то ли рыбья косточка, потом ещё покашляла - несколько петушиных перьев, гной, а на следующий день -
несколько камешков разноцветных
выкашляла, - вот они - видите, я их на бумажку приклеила.
Оля разворачивает две бумажки - достав их из пакета с фабричным
зелёным оттиском конопляного листика -
в одной бумажке перо, на другой - мелкие цветные камешки. Бумажки она сложила как раньше в аптеках порошки
в ручном отделе .
Когда она оглянулась в третий раз - она все там же, медсестра в гарнизонном госпитале на берегу Днестра,
только уже недавно вышла на пенсию. « И я почувствовала вдруг,-
говорит, - что теперь я буду счастлива, что у меня светло
впереди». И я спросил Олю: «Так ты же не мужа любила ведь, правда?» Оля говорит: «Правда.» « А того, кого ты на самом деле любила - ты ведь его до сих пор любишь, да?» «Да».
«И он же тоже тебя до сих пор любит, да?» «Да», - говорит Ольга. - Но стыдно же! Ой как стыдно!» «А что стыдного?!» «Да я же уже бабушка! Мы с ним недавно встретились. На берегу Днестра, возле каменоломни. Закат такой красивый. И он рядом сидит, я на него смотрю - и не понимаю - тридцать лет же прошло, а я вроде и не жила ещё, как будто только начинается жизнь. И такие отсветы на известняке красивые, что я заплакала. Вот как в юности мы с ним на камнях у реки встречались, так и теперь эта река, и на могиле, госссподи, на могиле моей этот камень будет, и - что была я, что не была…Знаешь, вся жизнь позади, а и впереди - вся ».
3
Вещества путешествия в составе известняка чаще всего так и действуют: ты просто видишь его, не замечая, или касаешься ежедневно, или живешь в известняковом доме, и не замечаешь, как уже годы ты, оказывается, совсем в другом месте и другом времени, а очнешься - а все вроде так, как и всегда должно быть.
И только известняк или мрамор на закате знает, что все было, ничего не было, все повторяется и ничего не повторится, и ничего не кончается, но это не ты - тот, кто не кончится.
То ,что роднит вещества известняка с морфием - чувство, что у тебя все уже есть. Все, что. Уже некуда и незачем. Все здесь. Незачем дергаться. Покой. Можно уснуть. Ничего не будет мучить.
Ничего. Нерастворимая основа и защищенность - как скорлупа окружает того, кто был без кожи. Сворачивание потребностей.
Не спать,блятть!
Для меня все каменоломни, известняковые каньоны и скалы, которые я знал, кажутся одним плато - местами поросшее лесом, с родниками и ручьями. Они сообщаются между собой. Я могу быть в Даргиниче, пройти несколько шагов, и за моей спиной горизонт сворачивается и разворачивается, кренясь - и я знаю, что там за спиной - уже скальный монастырь Цыпова или известняковый каньон в Руди. Вот скальный монастырь в Цыпова, все спят, потому что накрапывает второй день дождь, я сижу наверху, в самом верхнем ярусе келий, в нише. Я чувствую, что мы , наконец, будто-бы добрались до какого-то острова родной земли, все в безопасности, все уцелели навсегда. Дождь накрапывает, сквозь него виднеется река внизу, пару черных лодок рыбачьих, изумрудные камыши.
Вещества известняка , на который я опираюсь спиной, вплывают в ток моих мыслей. Известняк - корабль, транспортное средство. Мы прибыли на нем, ещё когда были огромными кеглеообразными существами.
Или как круглоголовые птицы со сложенными крыльями. Или как матрешки. Без лиц. Мы прибыли в саркофагах, за много миллиардов лет до того, как появились здешние моря, мы…Стоп. А почему эти матрешки - мы? С чего я взял? А может это как раз и есть - террористы? Я пытаюсь проверить, с чего это я чувствую известняк таким родным…Ну да, я понимаю, он выделает реликтовое излучение каких-то правильных изначальных времен. Это факт. Но это реликтовое излучение - уж явно не доисторических морей: когда были рыбы и земноводные, нас не было. Хоть убейте, не было. Несмотря на фазу жабр у эмбриона. Может это мы потом захватили этих существ из вещества? Да и что мы знаем о мире? Библейское творение мира - как минимум второе. Память о первом сотворении сохранили лишь дагоны. И они считают, что от всего первого сотворения мира осталось только странное дерево акация. А сколько творений всего было? Значит, мы были до. И излучает он - из до.
Но и террористы, как известняк, нам кажутся родными. А может, они наши родители и есть? Мы не можем отвязаться от родителей, и хотя их отношение к нам преступно, они кажутся нам лучшими на свете. И худшими.
А может, мы сами и есть террористы? Но это тоже не мысль известняка. Он - лишь корабль-инкубатор.
Наиболее таинственные вещества известняка соответствуют его запахам. Свежепобеленные школьные коридоры, и особенно запах и шорох мела, пустой класс, в окне бьется пчела. Солнце пригревает сквозь стекла. Мел - другие уроки. Без учителей. В городке Каменка весна. Носят джинсы и некоторые ездят на мотоциклах. У некоторых будет оставаться все меньше времени . Мы не успеем состариться. У страны странный подход. Река будет похожа на сон, на незагорелую полоску на её животе. Запомним мел твоих уроков, рассветов череду, очередность пастухов.
Запомним, что первой школой была каменоломня. Мы сбежали туда на перемене в первом классе. Она была видна со школьного двора в низине. Все показывали на три вертикали изломанных скальных профилей и говорили, что они похожи на Ленина, Маркса и Энгельса. Нам, первоклашкам, это ни о чем не говорило. Но очень захотелось посмотреть вблизи. Вблизи каменоломня показалась огромной. Но очень уютной. Мы как завороженные лазили там несколько часов, забыв об уроках и Энгельсах. Забыв обо всем. Золотисто-белый известняк, пару ржавых вагонеток и куски металлических конструкций. Все подсказывало, что здесь есть какой-то вход. Но это не напоминало руины. Известняк на закате -
это совсем не руины, нет?