король Артур и Стальные Воины
Алекс Грин
ТАЙНЫ ТИТАНОВ
ПРОЛОГ. «НУЛЕВАЯ ЗОНА»
В эпидемиологии существует понятие «нулевого пациента». Это пациент, с которого эпидемия началась.
Мне очень интересен другой вопрос: где та «Нулевая Зона», с которой началась история человеческой цивилизации.
Сегодня я убежден, что на этот вопрос можно дать отчетливый и развернутый ответ. Только вот, большинству людей он покажется удивительным и странным…
В начале 80-х годов минувшего века я начал публикацию фрагментов книги с несколько провокационным названием «Цивилизация Эльфов». В ней я приводил доказательства существования на территории Причерноморья «Цивилизации Альбий» - одной из древнейших на Земле.
Публикация этих текстов, поначалу, была принята довольно сдержанно. И такую реакцию вполне можно понять.
Тем не менее, в последние годы ситуация стала ощутимо меняться. «Цивилизацию Эльфов» активно читают и обсуждают. В том числе - на разного рода интернет-форумах.
Главная причина этих перемен, видимо, в том, что в последнее время появился целый ряд хорошо аргументированных публикаций, так или иначе подтверждающих выводы, сделанные мною в «Цивилизации Эльфов».
Речь идет как о новых исследованиях, так и о старых публикациях, бывших прежде малоизвестными и малодоступными.
Содержащиеся в них аргументы и факты позволяют основательно пересмотреть не только историю Древнего Причерноморья, но и всю Историю Человечества.
Многие явления при поиске их истоков приводят нас именно сюда…
Причерноморье - Нулевая Зона человеческой истории? Не может быть! - скажут многие.
Что ж - кто не верит - пусть проверит!
А даже если и так, скажут скептики иного рода, так ли это важно теперь? Древняя история давно завершилась, оставив лишь прах и разбитые черепки.
Но кто пройдет по «неведомым дорожкам» Причерноморья сегодня, тот обнаружит - эти старые Истоки полны целительной влаги и сегодня. И гроздья дикого винограда, растущего на древних склонах, все так же наливаются юным и волшебным огнем…
ЧАСТЬ 1. КОРОЛЬ АРТУР И СТАЛЬНЫЕ ВОИНЫ
1. Артуриана
Трудно переоценить значение Артуровского эпоса в истории Средневековья. Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола распространились по Западной Европе со скоростью вируса. Они оказали огромное влияние на формирование рыцарской культуры, образа идеального рыцаря, его кодекса чести…
Во второй половине 20 столетия внезапно начался бум литературы фэнтези. Многие авторы этого жанра также черпали вдохновение в Артуриане. Под ее влиянием написаны тысячи книг и сняты десятки, если не сотни фильмов.
Сегодняшнее возрождение Артурианы возродило и интерес к кельтской культуре. Ведь именно от кельтов Британии началось распространение Артуровского эпоса в Средние века.
Многим казалось, что Артуровский эпос - это чисто Британский феномен, впоследствии распространившийся по миру.
Такая версия вполне устраивала британскую туристическую промышленность. Да и политики и идеологи туманного Альбиона были только «за»…
Против были очень немногие.
Правда, все эти немногие занимались Артурианой, мифологией и историей давно и серьезно.
Вне зависимости от бумов и спадов, зигзагов моды и экономической конъюктуры…
2. Артур, Кухулин, Батраз
Французский исследователь Жорж Дюмезиль считается не просто авторитетным ученым, а выдающимся. Его работа «Верховные боги индоевропейцев». Написанная в первой половине прошлого века уже давно стала классической.
В 1986 году русский перевод этой книги был опубликован издательством «Наука». Четыре года спустя в том же издательстве выпустили и другую его книгу - «Скифы и нарты».
В «Скифах и нартах» Дюмезиль пишет о древнейших сказаниях народов Северного Причерноморья - скифов и сарматов - «Нартском эпосе».
Дюмезиль обращает внимание на интереснейший факт: некоторые мотивы Артурианы исключительны и уникальны, и не встречаются в эпосе других народов.
За двумя исключениями.
И эти исключения - цикл преданий о Кухулине из эпоса кельтов Ирландии, и цикл преданий о Батразе из Нартского эпоса.
Надо добавить, что благодаря изолирующим свойствам гор, самые архаичные пласты сказаний о нартах и по сегодняшний день сохранились у жителей Кавказа, принадлежащих к разным его народам.
Анализируя три цикла со схожими сюжетными элементами Дюмезиль пришел к выводу, что именно сказание о Батразе является самым древним, целостным и завершенным. Циклы о Кухулине и Артуре являются результатами заимствования с частичной потерей важных смысловых пластов оригинала.
И Дюмезиль был не одинок. К схожим выводам пришел и другой известный исследователь - Жоэль Грисвар, который также параллельно исследовал эту тему.
В связи с этим Дюмезиль в «Скифах и нартах» обильно цитирует работу Грисвара «Мотив меча, брошенного в озеро: смерть Артура и смерть Батраза».
Познакомимся с этой работой поближе и мы.
3. Мотив меча, брошенного…
Работу Грисвара сегодня можно прочитать в переводе на русский:
http://biblio.darial-online.ru/text/Grisvar/index_rus.shtml
Она начинается с пересказа финала Артурианы:
«В вечер битвы при Солсбери [Salesbiéres] только три
человека остались в живых: Лукан Виночерпий [Lucan le
Bouteiller], Грифлет [Girflet] и смертельно раненый Артур
[Artur]. Вместе они удаляются от места побоища и верхом
направляются к морю. После ночи, проведенной в молитвах в Черной
Часовне, Артур могучим объятием душит своего виночерпия. В
отчаянии старый король уезжает в сопровождении Грифлета. К
полудню они достигают моря. Там Артур приказывает своему верному
спутнику бросить королевский меч Эскалибор [Escalibor] в озеро,
расположенное в некотором отдалении на холме. Дважды Грифлет
изощряется в том, чтобы обмануть своего господина: сначала он
бросает в воду свой собственный меч, а затем ножны от
Эскалибора. Король, владевший тайным знанием, не дает себя
провести. Грифлет вынужден подчиниться: и тогда он увидел, как
из озера появилась рука, схватила Эскалибор, потрясла им три или
четыре раза, затем исчезла. По рассказу Грифлета Артур понимает,
что его смерть близка, и приказывает ему быстро удалиться.
Скрепив сердце, Грифлет подчиняется, но начавшийся дождь
заставляет его укрыться под деревом; оттуда он видит, как по
морю плывет корабль, а на его палубе множество дам, среди
которых он узнает Моргану [Morgain], сестру Артура. Король,
сидевший на берегу, встает и поднимается на борт вместе со своим
конем и оружием. Корабль быстро выбирается в открытое море.
Грифлет, вернувшись на берег, проводит в стенаниях остаток дня и
всю ночь. Три дня спустя он обнаруживает в Черной Часовне могилу
Артура, тело которого было принесено туда таинственными дамами.
Сокрушенный тоской, он переживает своего хозяина всего на
восемнадцать дней.
Более полувека этот грандиозный финал Смерти Артура [Mort
Artu] будоражил умы столь же сильно, сколь вдохновлял
воображения. При этом если некоторые элементы рассказа были
постепенно прояснены, то, как представляется, величественный
мотив меча, брошенного в озеро, до сих пор не поддавался любым
попыткам интерпретации. Он неизвестен Гальфриду Монмутскому
[Geoffroy de Monmouth], Вэйсу [Wace], Лэйамону [Layamon]; в
Huth-Merlin, где используется симметричный обратный
эпизод, только обозначаются контуры Смерти Артура; к тому
же в нем этот мотив искажен волшебной вычурностью, перегрузившей
его стиль2…»
Далее поиск возможных родственных текстов приводит Грисвара на Кавказ:
«… В сердце Кавказа живет очень небольшой народ - осы [Osses]
или осетины [Oss#/tes]. Единственные в пестроте северо-
кавказских народностей, они говорят на индоевропейском языке и
являются последними потомками, скрывшимися, запертыми на
Кавказе, этнических групп, которых Геродот и историки или
географы античности называли скифами или сарматами и которые во
время великих нашествий прошли через всю Европу до Франции под
названием «аланы»18. Эти горцы, последние потомки
«иранцев Европы» были одним из самых консервативных
индоевропейских народов; в частности, они сохранили до наших
дней обширный свод народных эпических сказаний, который
называется «Сказания о нартах» или «Нартские сказания». В
течение столетия просветители предпринимали попытки собрать и
опубликовать эти рассказы19. В краю их
происхождения20, у осетин, нарты - это сказочные
герои очень давних времен, в которых анализ вскрывает многие
мифологические черты…»
Один из главных героев «Сказания о нартах» - Батраз. Смерть его описана так:
«… но, -
добавил он, - я не смогу умереть, пока мой меч не будет брошен в
море: такова воля судьбы». Нарты снова впали в отчаяние: как
бросить в море меч Батраза? Они решили обмануть героя, убедить
его, что его меч выброшен в море, и час его смерти наступил. Они
подошли к больному и поклялись ему, что условие судьбы
выполнено. «Какие чудеса вы видели, когда мой меч упал в воды
моря?», - спросил он у них. «Никакие», - ответили совсем
растерявшиеся нарты. «Значит, мой меч не был брошен в море;
иначе вы бы видели чудеса». Нарты были вынуждены покориться: они
собрали все свои силы, запрягли несколько тысяч животных и, в
конце концов, им удалось оттащить меч Батраза к
берегу22, и они бросили его в море. Тотчас же
поднялись волны и ураганы, море забурлило, затем стало кровавого
цвета. Нарты были поражены, и радости их не было предела. Они
побежали к Батрадзу рассказать обо всем, что они видели;
удостоверившись, тот испустил дух. Нарты смогли легко предать
его земле, но они не могли поверить, несмотря на похороны, что
Батраз был смертным и земным созданием. Бог был рассержен таким
легкомыслием и, послав с неба огненный дождь, он искоренил
их23…»
Первое сопоставление нартского и артуровского сказаний позволяют Грисвару сделать следующие выводы:
«… В свете этого рассказа финальная сцена Смерти Артура
обретает особое значение. Мы имеем одну и ту же
мифологическую схему, и простое чтение достаточно для того,
чтобы убедиться в этом. Однако параллельный анализ французского
текста и осетинского сказания позволит нам представить в новом
свете некоторые моменты, остающиеся до сих пор достаточно
неясными. Так, когда Грифлет, решившийся, наконец, бросить меч в
озеро, возвращается к Артуру, чтобы рассказать ему о том, что он
видел, тот комментирует знамения: «…Я думаю, что мой конец
близится» 24. К своему предвидению чудес
(«потому, что без больших чудес он не исчезнет»), король
теперь обретает уверенность в своей близкой смерти25:
как и у Батраза, его жизнь, таким образом, связана с его
волшебным мечом; по рассказу своего вассала он знает, что он
скоро умрет, и рука - это знак смерти26. Как и в
осетинском сказании, бросок меча представляет собой и испытание
и доказательство: рационалистическое объяснение этого поступка
нежеланием отдавать Эскалибор в руки недостойных наследников -
это результат вмешательства романиста, неудовлетворенного
иррациональностью мифа…»
4. Культ меча и Стальной Герой
Как уже говорилось, Дюмезиль и Грисвар исследовали тему «Батраза и Артура» параллельно, поэтому два этих первопроходца часто ссылаются на работы друг друга.
Для нашего повествования особенно важны упоминаемые обоими древний скифский культ меча и связанные с ним предания о Стальном Герое:
«… Ж. Дюмезиль, опираясь на скифский культ
меча, предполагает, что Батраз - стальной герой от
рождения или вследствие работы небесного кузнеца, одновременно и
герой, и оружие - мог быть богом-мечом. Не означает ли решение
судьбы о том, что он сможет умереть только после того, как его
меч будет брошен в море, то, что «Батрадз и был в некоторой
степени своим мечом»?27 В случае с Артуром подобное
тождество не достигается в такой мере, но не вызывает сомнения,
что старый король и Эскалибор также в некотором смысле связаны
друг с другом. Эта концепция взаимозависимости между мечом и
персонажем присутствует и в артуровских романах; набросок ее
обнаруживается в Сказке о Граале Кретьена де Труа:
чудесный меч, подаренный Персевалю благородным человеком из
замка Грааль, мог быть снова спаян только тем же кузнецом,
который его сделал - Требюше [Trébuchet], живущим «на озере,
что под Котоатром [Cothoatre]»28…»
Эти мотивы - скифский культ меча и превращение в Стального Героя вследствие работы Небесного Кузнеца еще не раз появятся в нашем повествование. Поэтому на них стоит обратить особое внимание.
Но пока вернемся к сопоставлению историй Артура и Батраза. Грисвар приходит к выводу, что в Артуровской версии порой чересчур много «человеческого, слишком человеческого»:
«… Несомненно, умелый рассказчик, каким является автор
Смерти Артура, затушевал первоначальный смысл мифа (Артур
не может умереть прежде, чем его Эскалибор не будет брошен в
воду), но он был достаточно чувствителен к его красоте и
попытался сохранить его схему даже ценой некоторого
несовершенства. Впрочем, разве не видно, что наш автор
достаточно ловко использовал неуловимое скольжение от Мифа к
Символу? Мифологическая связь, объединяющая героя с его
мечом, превратилась в символическую связь, и не вызывает
сомнения, что в плане символа равенство Артур = Эскалибор
доказуемо: Артур родился для героической жизни в день, когда он
извлек меч из «каменной плиты»; в этом смысле, он существует
только через свой меч, он есть меч; Эскалибор дает ему жизнь и
забирает ее у него, Эскалибор его создает и убивает его; он не
смог бы жить после его утраты34.
Структура мифологической схемы, создающая отчасти его
очарование, требовала, чтобы не сам Артур бросил свой
меч35. В нартовском эпосе Батраз неподвижно лежит
больной или на костре вдали от моря и, следовательно, не
способен сам отнести и бросить свой меч; кроме того, оттащить
его чудовищный меч до берега представляет собой дополнительное
испытание нарта для убийц своего отца: таким образом, повеление
героя мотивируется двояко. С другой стороны, колоссальная
трудность задания идеально объясняет первую реакцию его жертв -
ложь, т.к. они ничего так не желают, как смерти Батраза,
смерти, зависящей от утопления его меча. «Повторяющаяся»
структура рассказа абсолютно вписывается в логическую
необходимость: все мотивировано, нет ни одной возможной лазейки
в закрытом универсуме, все выходы из которого охраняются.
Напротив, артуровский эпизод имеет слабые места. Своим
мастерством, в котором мы обнаруживаем один из его секретов
работы, романист, возможно, достаточно тонко, перемещает
проблему с мифологического уровня на психологический
уровень; но, перевоплощая схему в человеческую категорию, он
должен пойти на своего рода предательство, он вынужден очернить
до крайности, вопреки целой литературной традиции и контексту,
самого преданного спутника Артура, того, которому выпала на долю
страшная честь присутствовать при «чудесах» - Грифлета.
Действительно, странность, на которую не обращали никакого
внимания, заключается в том, что верный Грифлет обладает в
крушении артуровского мира своего рода Избранностью, с
трудом совместимой в нашем сознании с низостью, которую ему
приписывает рассматриваемый эпизод: и луч солнца, сразивший
Мордреда [Mordret] (с. 245, cтрока 58), и волшебная рука,
схватившая меч (с. 249, строка 82 и сл.), и магический корабль,
увозящий Артура (с. 250, строка 38 и сл.) и дождь «очень сильный
и чудесный» (с. 250, строка 38 и сл.), сам по себе являющийся
знаком избранности, имеют в качестве единственного
свидетеля… Грифлета-мошенника, Грифлета-предателя,
Грифлета-вора. Здесь все запутывается для того, кто отказывается
видеть в этом противоречии уловку, чистый авторский прием
для нового использования престижного формального
обрамления, которое его прельстило. Другая трудность: как
объяснить то, что Артур доверяет другому бросить его меч в
озеро? Автор не дает нам никакого пояснения. Несомненно, можно
сослаться на королевскую привилегию, заключающуюся в том, что
суверен занимается своими делами только руками своих слуг, но
кого это убедит? Этот аргумент не может ни удовлетворить нас, ни
скрыть затруднения автора переработки текста. Не следует ли, в
свете осетинского сказания, из незначительного упоминания о том,
что Артур, как и Батраз, был слишком истощен своими ранами,
сделать вывод, что он физически не был способен добраться
до озера? Действительно, когда он увидел Моргану, свою сестру он
«тотчас поднялся с земли, на которой он
сидел»36. Указание слишком хрупкое, а
аргументация слишком несостоятельная; более того, не кажется ли,
что наречие «тотчас» опровергает эту интерпретацию?
Предпочтительнее допустить вновь, что наш романист, скрупулезно
калькируя свой образец, не смог обосновать в плане мотивации все
поступки, формальное обрамление которых он, в основном,
стремился сохранить. Но это «формальное обрамление», где его
нашел автор? Мы отважимся предложить ответ на этот как
неизбежный, так и нескромный вопрос на последующих страницах.
При нынешнем состоянии памятников он не может быть полным;
однако мы были бы удовлетворены, если бы только наш шаг привел
кого-нибудь из наших читателей к обнаружению звена, недостающего
у нас...»
В становлении Стального Героя, закалке его стали очень важны также мотивы огня и холодной воды. Эти мотивы можно обнаружить в историях Батраза и ирландского героя Кухулина. Вот что пишет об этом Грисвар:
«… В одном из вариантов Батраз после рождения бросается не в
котел, а в море, но цель та же, т.е. чтобы молодой нарт закалил
свою сталь61. Как мы отметили в случае с ирландским
героем, этот мотив следует за Батразом во всех его
приключениях. Так, однажды, когда нарты решили убить УрызмÆга,
Сатана, его жена и сестра, зовет Батрадза на помощь. Живущий на
небе Батраз, разгневанный, бросается на выручку своему дяде: “…
его тело стало красным, как огонь. Весь раскалившись, он
опускается на башню УрызмÆга, как смерч пролетает через семь
этажей и падает вниз в котел, наполненный водой, и его сталь
закалилась еще сильнее”62. Подобная же сцена
повторяется во время взятия крепости Хыз63; и во
время своего сражения с великаном Мукарой нарт, чувствуя, что
слишком раскалился, просит своего коня поспешить к морю, чтобы
остудить себя, прежде чем продолжить борьбу64.
Нет никаких сомнений, что перед нами опять одна и та же
мифологическая черта, и редкость мотива придает особое значение
его совпадению у двух столь отдаленных друг от друга во времени
и пространстве эпических героев. Даже если бы оно ограничивалось
одной этой деталью, сходство между Кухулином и Батразом не
могло бы не удивлять нас. Однако общность характеров, которые мы
предлагаем теперь рассмотреть, рискует превратить это удивление
в смятение и даже беспокойство…»
От себя добавлю, что эта закалака героя в Огне и Воде, делающая его стальным и несокрушимым оставила свой след и в истории Ахилла, героя Троянского эпоса. О связи Ахилла с Древним Причерноморьем мы еще поговорим более подробно.
Впрочем, те, кому не терпится узнать об Ахилле побольше, могут пока познакомится с работой Ю. Шауба «Ахилл на Боспоре»:
http://liberea.gerodot.ru/a_hist/achilles01.htm
А мы, тем временем, перейдем к другому существенному вопросу. Его мне приходилось слышать неоднократно, и звучит он примерно так: «А какая, вообще, разница сегодня - от кого к кому перешли какие-то легенды в очень древние времена?! Зачем это нужно - ковыряться в смутно сохраненных преданиях о Стальных Героях дремучего прошлого в наш век всеобщего просвещения и прогресса?!»
Действительно - зачем?
(с) Алекс Грин, 2009
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
ТАЙНЫ ТИТАНОВ
ПРОЛОГ. «НУЛЕВАЯ ЗОНА»
В эпидемиологии существует понятие «нулевого пациента». Это пациент, с которого эпидемия началась.
Мне очень интересен другой вопрос: где та «Нулевая Зона», с которой началась история человеческой цивилизации.
Сегодня я убежден, что на этот вопрос можно дать отчетливый и развернутый ответ. Только вот, большинству людей он покажется удивительным и странным…
В начале 80-х годов минувшего века я начал публикацию фрагментов книги с несколько провокационным названием «Цивилизация Эльфов». В ней я приводил доказательства существования на территории Причерноморья «Цивилизации Альбий» - одной из древнейших на Земле.
Публикация этих текстов, поначалу, была принята довольно сдержанно. И такую реакцию вполне можно понять.
Тем не менее, в последние годы ситуация стала ощутимо меняться. «Цивилизацию Эльфов» активно читают и обсуждают. В том числе - на разного рода интернет-форумах.
Главная причина этих перемен, видимо, в том, что в последнее время появился целый ряд хорошо аргументированных публикаций, так или иначе подтверждающих выводы, сделанные мною в «Цивилизации Эльфов».
Речь идет как о новых исследованиях, так и о старых публикациях, бывших прежде малоизвестными и малодоступными.
Содержащиеся в них аргументы и факты позволяют основательно пересмотреть не только историю Древнего Причерноморья, но и всю Историю Человечества.
Многие явления при поиске их истоков приводят нас именно сюда…
Причерноморье - Нулевая Зона человеческой истории? Не может быть! - скажут многие.
Что ж - кто не верит - пусть проверит!
А даже если и так, скажут скептики иного рода, так ли это важно теперь? Древняя история давно завершилась, оставив лишь прах и разбитые черепки.
Но кто пройдет по «неведомым дорожкам» Причерноморья сегодня, тот обнаружит - эти старые Истоки полны целительной влаги и сегодня. И гроздья дикого винограда, растущего на древних склонах, все так же наливаются юным и волшебным огнем…
Click to viewЧАСТЬ 1. КОРОЛЬ АРТУР И СТАЛЬНЫЕ ВОИНЫ
1. Артуриана
Трудно переоценить значение Артуровского эпоса в истории Средневековья. Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола распространились по Западной Европе со скоростью вируса. Они оказали огромное влияние на формирование рыцарской культуры, образа идеального рыцаря, его кодекса чести…
Во второй половине 20 столетия внезапно начался бум литературы фэнтези. Многие авторы этого жанра также черпали вдохновение в Артуриане. Под ее влиянием написаны тысячи книг и сняты десятки, если не сотни фильмов.
Сегодняшнее возрождение Артурианы возродило и интерес к кельтской культуре. Ведь именно от кельтов Британии началось распространение Артуровского эпоса в Средние века.
Многим казалось, что Артуровский эпос - это чисто Британский феномен, впоследствии распространившийся по миру.
Такая версия вполне устраивала британскую туристическую промышленность. Да и политики и идеологи туманного Альбиона были только «за»…
Против были очень немногие.
Правда, все эти немногие занимались Артурианой, мифологией и историей давно и серьезно.
Вне зависимости от бумов и спадов, зигзагов моды и экономической конъюктуры…
2. Артур, Кухулин, Батраз
Французский исследователь Жорж Дюмезиль считается не просто авторитетным ученым, а выдающимся. Его работа «Верховные боги индоевропейцев». Написанная в первой половине прошлого века уже давно стала классической.
В 1986 году русский перевод этой книги был опубликован издательством «Наука». Четыре года спустя в том же издательстве выпустили и другую его книгу - «Скифы и нарты».
В «Скифах и нартах» Дюмезиль пишет о древнейших сказаниях народов Северного Причерноморья - скифов и сарматов - «Нартском эпосе».
Дюмезиль обращает внимание на интереснейший факт: некоторые мотивы Артурианы исключительны и уникальны, и не встречаются в эпосе других народов.
За двумя исключениями.
И эти исключения - цикл преданий о Кухулине из эпоса кельтов Ирландии, и цикл преданий о Батразе из Нартского эпоса.
Надо добавить, что благодаря изолирующим свойствам гор, самые архаичные пласты сказаний о нартах и по сегодняшний день сохранились у жителей Кавказа, принадлежащих к разным его народам.
Анализируя три цикла со схожими сюжетными элементами Дюмезиль пришел к выводу, что именно сказание о Батразе является самым древним, целостным и завершенным. Циклы о Кухулине и Артуре являются результатами заимствования с частичной потерей важных смысловых пластов оригинала.
И Дюмезиль был не одинок. К схожим выводам пришел и другой известный исследователь - Жоэль Грисвар, который также параллельно исследовал эту тему.
В связи с этим Дюмезиль в «Скифах и нартах» обильно цитирует работу Грисвара «Мотив меча, брошенного в озеро: смерть Артура и смерть Батраза».
Познакомимся с этой работой поближе и мы.
3. Мотив меча, брошенного…
Работу Грисвара сегодня можно прочитать в переводе на русский:
http://biblio.darial-online.ru/text/Grisvar/index_rus.shtml
Она начинается с пересказа финала Артурианы:
«В вечер битвы при Солсбери [Salesbiéres] только три
человека остались в живых: Лукан Виночерпий [Lucan le
Bouteiller], Грифлет [Girflet] и смертельно раненый Артур
[Artur]. Вместе они удаляются от места побоища и верхом
направляются к морю. После ночи, проведенной в молитвах в Черной
Часовне, Артур могучим объятием душит своего виночерпия. В
отчаянии старый король уезжает в сопровождении Грифлета. К
полудню они достигают моря. Там Артур приказывает своему верному
спутнику бросить королевский меч Эскалибор [Escalibor] в озеро,
расположенное в некотором отдалении на холме. Дважды Грифлет
изощряется в том, чтобы обмануть своего господина: сначала он
бросает в воду свой собственный меч, а затем ножны от
Эскалибора. Король, владевший тайным знанием, не дает себя
провести. Грифлет вынужден подчиниться: и тогда он увидел, как
из озера появилась рука, схватила Эскалибор, потрясла им три или
четыре раза, затем исчезла. По рассказу Грифлета Артур понимает,
что его смерть близка, и приказывает ему быстро удалиться.
Скрепив сердце, Грифлет подчиняется, но начавшийся дождь
заставляет его укрыться под деревом; оттуда он видит, как по
морю плывет корабль, а на его палубе множество дам, среди
которых он узнает Моргану [Morgain], сестру Артура. Король,
сидевший на берегу, встает и поднимается на борт вместе со своим
конем и оружием. Корабль быстро выбирается в открытое море.
Грифлет, вернувшись на берег, проводит в стенаниях остаток дня и
всю ночь. Три дня спустя он обнаруживает в Черной Часовне могилу
Артура, тело которого было принесено туда таинственными дамами.
Сокрушенный тоской, он переживает своего хозяина всего на
восемнадцать дней.
Более полувека этот грандиозный финал Смерти Артура [Mort
Artu] будоражил умы столь же сильно, сколь вдохновлял
воображения. При этом если некоторые элементы рассказа были
постепенно прояснены, то, как представляется, величественный
мотив меча, брошенного в озеро, до сих пор не поддавался любым
попыткам интерпретации. Он неизвестен Гальфриду Монмутскому
[Geoffroy de Monmouth], Вэйсу [Wace], Лэйамону [Layamon]; в
Huth-Merlin, где используется симметричный обратный
эпизод, только обозначаются контуры Смерти Артура; к тому
же в нем этот мотив искажен волшебной вычурностью, перегрузившей
его стиль2…»
Далее поиск возможных родственных текстов приводит Грисвара на Кавказ:
«… В сердце Кавказа живет очень небольшой народ - осы [Osses]
или осетины [Oss#/tes]. Единственные в пестроте северо-
кавказских народностей, они говорят на индоевропейском языке и
являются последними потомками, скрывшимися, запертыми на
Кавказе, этнических групп, которых Геродот и историки или
географы античности называли скифами или сарматами и которые во
время великих нашествий прошли через всю Европу до Франции под
названием «аланы»18. Эти горцы, последние потомки
«иранцев Европы» были одним из самых консервативных
индоевропейских народов; в частности, они сохранили до наших
дней обширный свод народных эпических сказаний, который
называется «Сказания о нартах» или «Нартские сказания». В
течение столетия просветители предпринимали попытки собрать и
опубликовать эти рассказы19. В краю их
происхождения20, у осетин, нарты - это сказочные
герои очень давних времен, в которых анализ вскрывает многие
мифологические черты…»
Один из главных героев «Сказания о нартах» - Батраз. Смерть его описана так:
«… но, -
добавил он, - я не смогу умереть, пока мой меч не будет брошен в
море: такова воля судьбы». Нарты снова впали в отчаяние: как
бросить в море меч Батраза? Они решили обмануть героя, убедить
его, что его меч выброшен в море, и час его смерти наступил. Они
подошли к больному и поклялись ему, что условие судьбы
выполнено. «Какие чудеса вы видели, когда мой меч упал в воды
моря?», - спросил он у них. «Никакие», - ответили совсем
растерявшиеся нарты. «Значит, мой меч не был брошен в море;
иначе вы бы видели чудеса». Нарты были вынуждены покориться: они
собрали все свои силы, запрягли несколько тысяч животных и, в
конце концов, им удалось оттащить меч Батраза к
берегу22, и они бросили его в море. Тотчас же
поднялись волны и ураганы, море забурлило, затем стало кровавого
цвета. Нарты были поражены, и радости их не было предела. Они
побежали к Батрадзу рассказать обо всем, что они видели;
удостоверившись, тот испустил дух. Нарты смогли легко предать
его земле, но они не могли поверить, несмотря на похороны, что
Батраз был смертным и земным созданием. Бог был рассержен таким
легкомыслием и, послав с неба огненный дождь, он искоренил
их23…»
Первое сопоставление нартского и артуровского сказаний позволяют Грисвару сделать следующие выводы:
«… В свете этого рассказа финальная сцена Смерти Артура
обретает особое значение. Мы имеем одну и ту же
мифологическую схему, и простое чтение достаточно для того,
чтобы убедиться в этом. Однако параллельный анализ французского
текста и осетинского сказания позволит нам представить в новом
свете некоторые моменты, остающиеся до сих пор достаточно
неясными. Так, когда Грифлет, решившийся, наконец, бросить меч в
озеро, возвращается к Артуру, чтобы рассказать ему о том, что он
видел, тот комментирует знамения: «…Я думаю, что мой конец
близится» 24. К своему предвидению чудес
(«потому, что без больших чудес он не исчезнет»), король
теперь обретает уверенность в своей близкой смерти25:
как и у Батраза, его жизнь, таким образом, связана с его
волшебным мечом; по рассказу своего вассала он знает, что он
скоро умрет, и рука - это знак смерти26. Как и в
осетинском сказании, бросок меча представляет собой и испытание
и доказательство: рационалистическое объяснение этого поступка
нежеланием отдавать Эскалибор в руки недостойных наследников -
это результат вмешательства романиста, неудовлетворенного
иррациональностью мифа…»
4. Культ меча и Стальной Герой
Как уже говорилось, Дюмезиль и Грисвар исследовали тему «Батраза и Артура» параллельно, поэтому два этих первопроходца часто ссылаются на работы друг друга.
Для нашего повествования особенно важны упоминаемые обоими древний скифский культ меча и связанные с ним предания о Стальном Герое:
«… Ж. Дюмезиль, опираясь на скифский культ
меча, предполагает, что Батраз - стальной герой от
рождения или вследствие работы небесного кузнеца, одновременно и
герой, и оружие - мог быть богом-мечом. Не означает ли решение
судьбы о том, что он сможет умереть только после того, как его
меч будет брошен в море, то, что «Батрадз и был в некоторой
степени своим мечом»?27 В случае с Артуром подобное
тождество не достигается в такой мере, но не вызывает сомнения,
что старый король и Эскалибор также в некотором смысле связаны
друг с другом. Эта концепция взаимозависимости между мечом и
персонажем присутствует и в артуровских романах; набросок ее
обнаруживается в Сказке о Граале Кретьена де Труа:
чудесный меч, подаренный Персевалю благородным человеком из
замка Грааль, мог быть снова спаян только тем же кузнецом,
который его сделал - Требюше [Trébuchet], живущим «на озере,
что под Котоатром [Cothoatre]»28…»
Эти мотивы - скифский культ меча и превращение в Стального Героя вследствие работы Небесного Кузнеца еще не раз появятся в нашем повествование. Поэтому на них стоит обратить особое внимание.
Но пока вернемся к сопоставлению историй Артура и Батраза. Грисвар приходит к выводу, что в Артуровской версии порой чересчур много «человеческого, слишком человеческого»:
«… Несомненно, умелый рассказчик, каким является автор
Смерти Артура, затушевал первоначальный смысл мифа (Артур
не может умереть прежде, чем его Эскалибор не будет брошен в
воду), но он был достаточно чувствителен к его красоте и
попытался сохранить его схему даже ценой некоторого
несовершенства. Впрочем, разве не видно, что наш автор
достаточно ловко использовал неуловимое скольжение от Мифа к
Символу? Мифологическая связь, объединяющая героя с его
мечом, превратилась в символическую связь, и не вызывает
сомнения, что в плане символа равенство Артур = Эскалибор
доказуемо: Артур родился для героической жизни в день, когда он
извлек меч из «каменной плиты»; в этом смысле, он существует
только через свой меч, он есть меч; Эскалибор дает ему жизнь и
забирает ее у него, Эскалибор его создает и убивает его; он не
смог бы жить после его утраты34.
Структура мифологической схемы, создающая отчасти его
очарование, требовала, чтобы не сам Артур бросил свой
меч35. В нартовском эпосе Батраз неподвижно лежит
больной или на костре вдали от моря и, следовательно, не
способен сам отнести и бросить свой меч; кроме того, оттащить
его чудовищный меч до берега представляет собой дополнительное
испытание нарта для убийц своего отца: таким образом, повеление
героя мотивируется двояко. С другой стороны, колоссальная
трудность задания идеально объясняет первую реакцию его жертв -
ложь, т.к. они ничего так не желают, как смерти Батраза,
смерти, зависящей от утопления его меча. «Повторяющаяся»
структура рассказа абсолютно вписывается в логическую
необходимость: все мотивировано, нет ни одной возможной лазейки
в закрытом универсуме, все выходы из которого охраняются.
Напротив, артуровский эпизод имеет слабые места. Своим
мастерством, в котором мы обнаруживаем один из его секретов
работы, романист, возможно, достаточно тонко, перемещает
проблему с мифологического уровня на психологический
уровень; но, перевоплощая схему в человеческую категорию, он
должен пойти на своего рода предательство, он вынужден очернить
до крайности, вопреки целой литературной традиции и контексту,
самого преданного спутника Артура, того, которому выпала на долю
страшная честь присутствовать при «чудесах» - Грифлета.
Действительно, странность, на которую не обращали никакого
внимания, заключается в том, что верный Грифлет обладает в
крушении артуровского мира своего рода Избранностью, с
трудом совместимой в нашем сознании с низостью, которую ему
приписывает рассматриваемый эпизод: и луч солнца, сразивший
Мордреда [Mordret] (с. 245, cтрока 58), и волшебная рука,
схватившая меч (с. 249, строка 82 и сл.), и магический корабль,
увозящий Артура (с. 250, строка 38 и сл.) и дождь «очень сильный
и чудесный» (с. 250, строка 38 и сл.), сам по себе являющийся
знаком избранности, имеют в качестве единственного
свидетеля… Грифлета-мошенника, Грифлета-предателя,
Грифлета-вора. Здесь все запутывается для того, кто отказывается
видеть в этом противоречии уловку, чистый авторский прием
для нового использования престижного формального
обрамления, которое его прельстило. Другая трудность: как
объяснить то, что Артур доверяет другому бросить его меч в
озеро? Автор не дает нам никакого пояснения. Несомненно, можно
сослаться на королевскую привилегию, заключающуюся в том, что
суверен занимается своими делами только руками своих слуг, но
кого это убедит? Этот аргумент не может ни удовлетворить нас, ни
скрыть затруднения автора переработки текста. Не следует ли, в
свете осетинского сказания, из незначительного упоминания о том,
что Артур, как и Батраз, был слишком истощен своими ранами,
сделать вывод, что он физически не был способен добраться
до озера? Действительно, когда он увидел Моргану, свою сестру он
«тотчас поднялся с земли, на которой он
сидел»36. Указание слишком хрупкое, а
аргументация слишком несостоятельная; более того, не кажется ли,
что наречие «тотчас» опровергает эту интерпретацию?
Предпочтительнее допустить вновь, что наш романист, скрупулезно
калькируя свой образец, не смог обосновать в плане мотивации все
поступки, формальное обрамление которых он, в основном,
стремился сохранить. Но это «формальное обрамление», где его
нашел автор? Мы отважимся предложить ответ на этот как
неизбежный, так и нескромный вопрос на последующих страницах.
При нынешнем состоянии памятников он не может быть полным;
однако мы были бы удовлетворены, если бы только наш шаг привел
кого-нибудь из наших читателей к обнаружению звена, недостающего
у нас...»
В становлении Стального Героя, закалке его стали очень важны также мотивы огня и холодной воды. Эти мотивы можно обнаружить в историях Батраза и ирландского героя Кухулина. Вот что пишет об этом Грисвар:
«… В одном из вариантов Батраз после рождения бросается не в
котел, а в море, но цель та же, т.е. чтобы молодой нарт закалил
свою сталь61. Как мы отметили в случае с ирландским
героем, этот мотив следует за Батразом во всех его
приключениях. Так, однажды, когда нарты решили убить УрызмÆга,
Сатана, его жена и сестра, зовет Батрадза на помощь. Живущий на
небе Батраз, разгневанный, бросается на выручку своему дяде: “…
его тело стало красным, как огонь. Весь раскалившись, он
опускается на башню УрызмÆга, как смерч пролетает через семь
этажей и падает вниз в котел, наполненный водой, и его сталь
закалилась еще сильнее”62. Подобная же сцена
повторяется во время взятия крепости Хыз63; и во
время своего сражения с великаном Мукарой нарт, чувствуя, что
слишком раскалился, просит своего коня поспешить к морю, чтобы
остудить себя, прежде чем продолжить борьбу64.
Нет никаких сомнений, что перед нами опять одна и та же
мифологическая черта, и редкость мотива придает особое значение
его совпадению у двух столь отдаленных друг от друга во времени
и пространстве эпических героев. Даже если бы оно ограничивалось
одной этой деталью, сходство между Кухулином и Батразом не
могло бы не удивлять нас. Однако общность характеров, которые мы
предлагаем теперь рассмотреть, рискует превратить это удивление
в смятение и даже беспокойство…»
От себя добавлю, что эта закалака героя в Огне и Воде, делающая его стальным и несокрушимым оставила свой след и в истории Ахилла, героя Троянского эпоса. О связи Ахилла с Древним Причерноморьем мы еще поговорим более подробно.
Впрочем, те, кому не терпится узнать об Ахилле побольше, могут пока познакомится с работой Ю. Шауба «Ахилл на Боспоре»:
http://liberea.gerodot.ru/a_hist/achilles01.htm
А мы, тем временем, перейдем к другому существенному вопросу. Его мне приходилось слышать неоднократно, и звучит он примерно так: «А какая, вообще, разница сегодня - от кого к кому перешли какие-то легенды в очень древние времена?! Зачем это нужно - ковыряться в смутно сохраненных преданиях о Стальных Героях дремучего прошлого в наш век всеобщего просвещения и прогресса?!»
Действительно - зачем?
(с) Алекс Грин, 2009
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ