О моде и не только.
"Но существует одна форма покроя одежды, прочно вошедшая в жизнь, - это так называемая строгая форма покроя" - пишет автор вступительной публикации к "Журналу мод" (№3. 1951). В другом номере за тот же год (№1) можем прочесть: "Шёлк - любимая ткань советских женщин. Спрос на нарядное шёлковое платье растёт и в городе и в деревне". В этих фразах заключена некая констатация факта, означающая постоянность, незыблемость и неоспоримость. Классичность, короче говоря. Строгий покрой также прочно вошёл, как и дорический ордер, как и вечная тоска пролетария по Версалю...
"Коренная противоположность основ социалистической и буржуазной культур определяет различные направления и методы моделирования в Советском Союзе и в капиталистических странах. Творческий метод советского модельера построен на принципе социалистического реализма, созданного в борьбе против эстетики формализма" - это снова из №3 за 1951 год. Помимо того, что журналы мод всё-таки предлагали трудящимся полюбоваться на модели одежды, они ещё и напоминали о соцреализме, о непримипримости к формализму и о том, что "мы" и "они" - это две большие разницы.
Дидактика классицизма, собственно, и отличала искусственный, компилятивный соцреализм от безцельно-бесполезного "формализма". Как не могло существовать искусство ради искусства, так не могло быть и моды ради самой моды. Позднесталинская эпоха с её имперскими амбициями и её строгим, стройным видом требовала соотвествующего оформления. Правильные колонны и портики ДК требовали не менее правильных людей в фойе и в зрительном зале...
«Эстетика классицизма отражала стремление к идеализации действительности, за счет отказа от изображения сложной и многоплановой реальности» - утверждает словарь литературоведческих терминов. Действительно, модные журналы писали о том, что «крупным стройным женщинам подойдёт вечерний туалет из белого креп - сатена, на спине - глубокое декольте», а в реальной жизни крупные женщины попадались только среди жён снабженцев, впрочем, как и белый креп-сатен. Идеализация действительности...
А отказ от принятия многоплановой реальности был выражен в том, что в официальной моде существовала единая линия, не допускавшая никакой эклектики, никаких отклонений, типа стиляг. Трофейный стиль (ношеные довоенные шмотки из "братской" Германии) тоже нигде не изображались - в кино можно было увидеть только Любовь Орлову, одетую по картинке из "Моделей сезона". Любая разноплановость - это как хождение не в ногу, классицизм ненавидел эклектику, как советские идеологи - оранжевые галстуки и стетсоновские шляпы стиляг.
«На совещании были определены установки и принципы моделирования на ближайший сезон. Модный силуэт отличается мягкостью линий, простотой и оправданностью покроя. Форма плеча несколько смягчена. Жакеты и пиджаки несколько удлинены; юбки, пальто, а также платья внизу преимущественно прямые, неширокие. В фасонах рукавов преобладают «русский рукав», реглан и кимоно» - рапортовал "Журнал мод" за 1945 год. Мода не возникала стихийно или, скажем, по капризу модельера, а рождалась из директив и указов.
Классицизм всегда черпал своё вдохновение из, якобы, идеально устроенного прошлого. Мода позднесталинского периода, конечно, не могла равняться на фижмы, пудреные парики или, скажем, турнюры - все эти бесполезные предметы мешали в забое или в химической лаборатории. Не было никаких шансов и возродить античные хламиды.
Зато можно было затормозить развитие моды - оставить все линии на точке 1946 года и не париться. Кстати, есть вполне авторитетное мнение, что вся эта борьба против западных веяний в одежде была продиктована вовсе не идеологией, а - экономикой. Наркомат лёгкой промышленности не мог себе позволить менять ширпотребовские лекала каждый год - не та была в стране обстановка...
Конечно, никто об этом не трубил, но самым близким аналогом и тайным идеалом сделалась николаевская Россия. Николай I во всех учебниках именовался "палачом" и "душителем свободы", а на деле...? Советских чиновников самых разных ведомств срочно обрядили в кителя, школьников - в дореволюционную форму, мужская стрижка регламентировалась, как и длина усов. Впрочем, усы были разрешены только Вождю, Будённому и ещё некоторым особо выдающимся военным. Борода была оставлена русским классикам и античным мудрецам. С усиками рисовали стиляг - растительность на лице была признаком неблагонадёжности. Всё должно быть ровно, правильно и укладываться в канон. Классицизм, однако.
Как верно подметила Л. Петрушевская в одном из своих рассказов: "Это было начало пятидесятых годов, детей учили чинным танцам Смольного института…" В послевоенном СССР, помимо борьбы с космополитизмом, шёл процесс постижения русской литературной и музыкальной классики XVIII - XIX веков, как будто советский Агитпроп взял на себя задачу взять всё лучшее из имперской России и препарировать с учётом требований соцреализма. Советский Союз осознавал себя империей, а империи требовались люди, затянутые в мундиры испытанного фасона.
Например, в классицистическом театре всё было определено и узнаваемо ещё до того, как персонаж открыл рот для произнесения длиннющего монолога. Если вышла актриса в шлеме, с щитом и копьём - значит Афина, Орфей был вечно с лирой, Посейдон - с трезубцем. Даже имена героев комедий были говорящими. Возьмём "Недоросля": госпожа Простакова, товарищ Скотинин и рядом - девушка София (мудрость) и её кавалер со странной фамилией Милон (не то от слова "милый", не то - по имени Милона Кротонского, древнегреческого спортсмена). Короче, всем было всё ясно без слов.
Ну так вот...!
В позднесталинском кинематографе и драматургии положительный герой не мог носить зелёный пиджак и полосатые носки. Стилягам в литературных произведениях давались иноземные имена - Эдуард, Арнольд, Эраст, Леопольд. В пьесе Н.Погодина "Маленькая студентка" стиляга носит фамилию Ларисов. То есть человек в стильном оранжевом галстуке может быть только Ларисовым, но никак не Комиссаровым или, на худой конец, Кузьминым.
"Она была в модном платье. Сергей обратил внимание на её новую прическу: коротко подстриженные волосы венчиком охватывали голову, придавая лицу шаловливую игривость подростка..." Это фрагмент из культовой повести начала 1950-х - "Дело 'Пёстрых'". Читатель, выращенный на классицизме, должен был насторожиться - девушка Лена с причёской "венчик мира", который носят "стиляжки в обтяжку"! Стало быть девушка попала в друную компанию! Так и есть...
"У Лены Сергей застал высокого худощавого юношу с бледным лицом и зачёсанными назад волосами. Сергей обратил внимание на его пёстрый галстук и на ухоженные ногти". Ухоженные ногти... Ужас! Читатель не ошибся - Арнольд и его компашка оказались не просто гадами, а ещё и преступниками.
Вернёмся, однако, к стрижкам. Мужские стрижки конца 1940-х - начала 1950-х годов были максимально короткими. Мужчины, изображаемые в модных журналах, все коротко острижены, а волосы зачёсаны назад. Чёлка - привилегия мальчика. Стиляги, как известно, носили кок - это был высокий начёс надо лбом, который укреплялся при помощи бриолина, а так как после войны этот хитрый состав можно было купить только в Прибалтике или, что называется из-под полы, то стиляги довольствовались сахарным сиропом (прямо как в галантном XVIII веке, когда высокие дамские куафюры укреплялись именно таким способом).
Девушкам полагалось носить косы, распущенные волосы или там модная западная стрижка приравнивались к идеологической диверсии. В школах внимательно следили за тем, чтобы девочки не носили "конский хвост" и не подвивали локоны. Единообразие, лаконичность, строгость, скромность и правильность. Думаете, это постулаты марксизма-ленинизма? Не-а. Это классика. Золотое сечение, ни грамма - лишнего, ни сантиметра - чуждого.
Приглядитесь к мужчинам и женщинам, рекламирующим моду. В этот период на Западе был распространён иной тип - худощавый, слащавый супер-мэн и хрупкая в плечах, курносенькая цыпочка с осиной талией и многообещающей тазобедренностью. В СССР эталоном признавался мощный, высокий мужик с красивыми бицепсами - Марс, и женщина с правильными чертами лица и довольно мощным станом - Венера. В книгах по моде пишут про некий колхозно-народно-кондовый типаж. Всё фигня. Классика. Создатели моды оглядывались не на ткачих и не на шахтёров, а на музейную классику, на эталон.