Что такое argue
Когда я готовился к поступлению в Штаты, большой проблемой для меня было писать тексты, в которых надо было argue. Я не могу нормально перевести argue в этом контексте, звучит как-то коряво, - «спорить»? Я мог примерно перевести, но я не мог понять, чего от меня хотят.
Послушайте, студенту дают тему, на которую уже написаны десятки или сотни работ. Ни от кого не требуется говорить новое слово в компаративной политологии (или вообще в науке), все слова, которые можно было бы назвать новыми, уже давно сказаны и на их основе уже написаны все компиляции и интерпретации. Вместо этого от студента требуется, во-первых, собрать весь спектр оценок конкретного феномена, во-вторых, выделить во всем многообразии ключевые подходы, и наконец, их каким-то образом критически осмыслить. Все знают, что хорошее - хорошо, а мы сейчас на двух страницах напишем, почему хорошо, да не очень. То есть надо осмелиться сказать, что дядя Вася, конечно, старый профессор, и его классификация жанров журналистских текстов - ее все знают, но черт, ей же тридцать лет в обед, и там нет того и этого, и вообще, какая-то классификация жанров, может, хватит ерундой-то заниматься?
Это и есть argue. Совершенно обезличенный, холодный подход. Та система убеждений, которая доминирует, и даже мне в общем-то нравится, - так вот, вот тут-то и тут-то она не работает, или слабая, или сомнительная. Может быть, ее автору (если он есть) стоило бы то-то и се-то. Но сам автор, конечно, молодец, потому что без него тут вообще не о чем было говорить.
Я часто веду себя асоциально и грубо, и как-то раз на журфаке, на семинаре по дисциплине «Методы создания художественного образа» не утерпел и сказал, что методы создания художественного образа в публицистике - вопиющая херня, которой невозможно научить, а лучше дать человеку подшивку Роста и пусть сидит и читает. На зачете мне поставили неуд, и я кое-как дотянул до четверки, но я никого не виню, Роман Жолудь и Ануш Давтян - прекрасные педагоги и даже добрые люди, просто так все у нас устроено: вот вам методы, заучите их, и будет хорошая цифра в дипломе.
Поэтому у нас Родион Раскольников - молодой рефлексирующий бунтарь, а не шизоидный нерукопожатный мудак, такой же как и Достоевский. Эти сестры, которые «В Москву, в Москву», - они страдающие хрупкие натуры, а не больные одинокие бабы, которые на дерево лезут от безделья. Салтыков-Щедрин - едкий сатирик русской действительности, а не брехливый хрен, который вместо своих вонючих афоризмов у себя в уезде хоть бы школу построил для крестьян, просто так. Федор Сологуб - новатор формы и революционер содержания, а не психически нездоровый, опасный человек.
Вчера мы были с Настей на марше «Весна», и толпа чуваков с черно-оранжевыми флагами нам орали, что мы предатели, чтобы уезжали из России, ну и еще разные другие вещи про американскую валюту. То есть мышление таких людей настолько тотально, настолько импотентно, настолько не умеет видеть в цивилизованной критике позитивное ядро, что это переходит все границы.
Ты либо аплодируешь Путину за Крым и носишь его портрет в туалет для сеансов лечебной мастурбации, либо уезжаешь из страны, потому что в этой стране Путин. Всё, тумблер в третье положение не умеет. Сознание 3-летнего мальчика, которому либо все, что он захочет, либо в истерику.
Да и не в одних полосатых казаках-дебилах дело. В политической плоскости интерпретаторы получаются либо разлива Дмитрия Киселева, либо типа Ксении Лариной, то есть с однозначной и предсказуемой трактовкой любых анализируемых явлений. У пресс-секретаря Алексея Навального Анны Ведуты так же нельзя было спросить, пиратит ли Навальный кино с торрентов, как нельзя спросить у пресс-секретаря Владимира Путина Дмитрия Пескова, не подсовывают ли Путину подгузники в брюки, чтобы он выдержал 4-часовой ТВ-марафон с электоратом.
Второстепенны оценки и трактовки, первостепенна возможность свободно их давать.
Первостепенна возможность argue. Которой нет.