Как в России готовят детей к криминальной жизни
Криминальное молодежное движение АУЕ терроризирует Забайкалье уже почти 10 лет. Но только после того, как подростки разгромили отделение полиции, о проблеме стало известно в Москве.
До Москвы отсюда шесть с половиной тысяч километров, однако беспорядки, дважды устроенные подростковыми бандами за последний месяц, заставили говорить о возвращении в Забайкалье бурных сибирских девяностых.
Первая история случилась как раз тут, в Новопавловке: родители учинили расправу над юными преступниками, орудовавшими в местной школе. Вторая - в соседнем Хилокском районе, где двадцать с лишним пацанов из местного интерната разгромили полицейский участок. Между первым и вторым эпизодом прошли всего сутки, что напугало Забайкалье больше всего: по тревоге даже выслали в регион следственную бригаду из Москвы.
Главный источник проблем - вышедшее из-под контроля молодежное движение АУЕ, втягивающее подростков в криминал. У этой аббревиатуры две расшифровки: «Арестантский Уклад Един» и «Арестантское Уркаганское Единство».
Столица Забайкалья Чита на первый взгляд кажется довольно приятным местом. Горстка старинных зданий, развитая торговля, оживленные центральные улицы. Молодые матери заказывают капучино в гламурных кафе, молодежь попивает коктейли с бурбоном в модных барах; имеется даже новенький, открывшийся в прошлом году хипстерский барбершоп.
Но на окраинах жизнь совершенно иная. Эти районы, наспех сооруженные в 1960-1970-х, сегодня населены главным образом безработными. Те, кому посчастливилось найти работу, получают по шесть тысяч в месяц. Незаконными способами зарабатывать быстрее и проще. «Криминал на этих улицах - обычное дело, - говорит мой гид, 37-летний бывший зэк по имени Андрей Куликов. - Чита, братан, вся стоит на зонах, и у каждого кто-нибудь да сидел».
Для начала мы объезжаем район вокруг школы № 17 - неприглядное скопление бараков на читинской окраине. Здесь нет ни уличного освещения, ни центрального отопления. Жилье здесь дешевое, криминальные связи хорошо налажены: считается, что именно вокруг школы № 17 удобно селиться тем, кто освобождается из колонии, которых в окрестностях десять.
«Здесь, братан, по ночам лучше не ходить, - говорит Андрей. - Оружия полно. Не один таксист исчез в этих краях». Бороться с уличной преступностью ни полиция, ни криминальные авторитеты не готовы. «С тех пор как светлой памяти Боцман нас покинул, порядка здесь не видали», - сокрушается он.
В девяностые Сергей Селиверстов, он же Боцман, считался главным боссом Забайкалья. Он был главным арбитром во всех спорах, верховным судьей единственной судебной системы, с которой тут принято считаться. Сегодня на местности орудует множество разных группировок, но полностью ситуацию никто не контролирует. Впрочем, и мировоззрение изменилось. «Эти ребята живут не по понятиям: для них главное - деньги».
Блатные понятия, объясняет Андрей, стоят выше законов: они дают четкую и ясную картину мира, где все основано на «положении, порядке и подчинении». Понятия четко разграничивают, кого и когда можно грабить, а кого - нет. Они подразумевают, что каждый обязан обеспечивать чаем, сигаретами и налом («гревом») тех, кто оказался за решеткой. Любое сотрудничество с полицией или участие в судебном процессе исключено. Понятия устанавливают в криминальном мире строжайшую иерархию и предписывают жестоко наказывать тех, кто был осужден за ограбление стариков или изнасилование.
Город насквозь пропитан блатной романтикой, вероятно, предполагаю я, завербовать молодежь под знамена АУЕ нетрудно? Сергей уверяет, что никакой вербовки не ведется, но звучит он не слишком убедительно. «Это против воровского закона, - настаивает мой собеседник. - Зазывать людей нельзя. Но и отталкивать тех, кто пришел, неправильно».
Вдобавок, по мнению Сергея, неверно делить Читу на тех, кто за АУЕ, и тех, кто против. «Чита вся - сплошное АУЕ. АУЕ - это понятия. А еще это единство, братство, бунтарство. Но главное - это люди, которые отказываются жить по навязанным правилам».
Опрос, наскоро проведенный среди пары десятков встреченных на улице подростков школьного возраста, показал, что почти все они знают про АУЕ, понятия и «грев». Одни признавались, что вносят вклад в общак или сдают продукты для грева, другие утверждали, что только знакомы с теми, кто так поступает. Один рассказал, что по школе ходит книга «Как стать вором в законе». Ребята постарше сообщали, что вовсе ничего не слышали про АУЕ, а на дальнейшие расспросы отвечать отказывались.
В Забайкальском крае на разного рода группы АУЕ во ВКонтакте подписано несколько сотен подростков. Но общаться со мной никто не хотел. Подавляющее большинство ограничилось репликами типа «агент», «олень е**ный п*дор», «лось, мне пох», «лохам рассказывай про это», «АУЕ! жизнь ворам».
Местные жители внезапно очутились в первых строках федеральных новостей. Для восстановления порядка из Читы в Новопавловку пришлось перебрасывать ОМОН.
Все началось с того, что группка подростков из АУЕ по наущению уголовника обложила данью учеников местной школы. С каждого школьника в общак причиталось от 100 до 250 рублей в месяц в зависимости от состоятельности родителей. Детей заставляли давать клятву, что они никому не расскажут, и прошло больше года, прежде чем об этом узнали взрослые.
Дань собирали у входа в столовую. Те, кто мог, делали денежный или продуктовый взнос; остальных ставили на счетчик. С одного за просроченный платеж сорвали куртку в минус 40. «Мой сын решил вступиться за одноклассника и рассказал, что у них там происходит», - рассказывает один из отцов, Иван. Полиции, как впоследствии выяснилось, вымогатели были прекрасно известны, но всем им еще не исполнилось 16, что позволяло раз за разом избегать серьезного наказания.
По словам Людмилы, более 40% молодежи в поселке состоит в АУЕ. «У них нет ни мозгов, ни тормозов. Но на самом деле они и сами узники. В поселке для них ничего нет кроме безнадеги. А уголовники, в общем-то, искренне расположены к детям. А дети чувствуют, кому они нужны».
В полной мере понять, что такое жизнь в Забайкалье, мне приходится по дороге в следующий пункт назначения - десятитысячный город Хилок, лежащий в паре часов езды на восток. Но сам городок состоит из мрачных сырых бараков, оставшихся со времен строительства БАМа. Ни центрального отопления, ни человеческого водоснабжения до сих пор нет. Сложенные вдоль стен поленницы ждут неминуемого похолодания.
У некоторых дверей в нос шибает запах мочи, пьянства и разрухи, но в целом Хилок вполне доволен своими успехами. «Ясное дело, жизнь тут хреновая, но мы крепкие и привыкли к трудностям, - говорит 62-летний Юрий Лукьянов, бывший железнодорожный рабочий на пенсии. - Вот только с преступностью мы уже не справляемся».
Жители Хилка - и особенно обитатели его северных окраин - страдают от построенного здесь когда-то коррекционного интерната. Одни утверждают, что боятся выходить из дома по ночам, другие - что в городе участились грабежи и кражи. «Оставишь дом без присмотра, они непременно залезут и что-нибудь стащат, - жалуется Юрий. - К тому же они действуют не одни. Малолетки караулят и собирают информацию для более серьезных преступников».
Мальчишки признаются, что их привлекает тюремная романтика - татуировки, жизнь по понятиям. Правда, не все нравится одинаково: шансон, скажем, они не слушают, предпочитают танцевальную музыку, «как на Ибице».
Что касается планов на будущее, то выбор у воспитанников интерната простой - криминал или армия.
- Сейчас в армии не так плохо, можно даже сделать карьеру, - говорит Леха. - Да я бы поехал воевать в Сирию вообще без вопросов, - соглашается Серега. - Какой дурак станет отказываться?
«Вы по поводу мальчишек приехали?» - спрашивает женщина за соседним столиком. Редкий случай: в городе, где царит повальное молчание, кто-то подает голос. Она подсаживается поближе. «Я врач-дерматолог. Раньше работала в интернате и точно знаю: они совсем неуправляемые. Каждый год - несколько случаев сифилиса. А ведь им по 13 лет! Причем уже вторая стадия, то есть заражаются они еще раньше».
Женщина переходит на шепот: «Кого угодно спросите: здесь их все боятся. Эти парни только и могут, что грабить. В последнее время тащат даже палки и садовые принадлежности».
Последний визит за этот вечер - собственно к месту преступления, то есть в полицейский участок. Следов разгрома уже почти не заметно. Сквозь железные прутья решетки видно, как семеро полицейских с пустыми лицами листают журналы, пьют чай и разгадывают кроссворды.
Стучусь в окно: не может ли кто-нибудь прокомментировать недавние события? Дежурный офицер оборачивается, потом переводит взгляд на коллег и снова на меня.
«Тут некому с вами разговаривать», - в конце концов говорит он.
В конце концов на встречу со мной соглашается вице-премьер краевого правительства. Сергей Чабан по профессии врач; его простая и сдержанная манера поведения немного обезоруживает. Он говорит, что с удовольствием меня примет, «если репортаж будет объективным». Местные власти в курсе проблемы, признает чиновник. «Мы же не страусы, чтобы утыкаться головой в песок. Проблема есть, не отрицаем. Мы же видим, чем исписаны все стены». Но репортажи о повсеместном распространении АУЕ, утверждает он, далеки от истины. «Имеют место отдельные эпизоды вербовки молодежи среди криминалитета».
Чабан считает, что одно из возможных решений проблемы - возвращение военных в регион. Из разговоров с подростками из Хилка легко сделать вывод: единственная реальная альтернатива криминалу - армия.