"Коммуниканты", или запретное искусство в "Сцене-Молот"
Репетиции нового спектакля по пьесе Дениса Ретрова начались в конце прошлого сезона. Премьера состоится в сентябре, однако первые рецензии можно прочитать уже сейчас. Юрий Куроптев - о коммуникации, запретном искусстве и элите российского общества
Автор - Денис Ретров.
Режиссер - Владимир Агеев.
В ролях Дмитрий Тронин, Светлана Овчинникова, Ольга Дербенева, Михаил Орлов, Самир Наврузов.
Спектакль о невозможности коммуникации, разыгранный героями Владимира Сорокина в декорациях Виктора Пелевина
У этого спектакля есть все шансы, чтобы стать аналогом выставки «Запретное искусство». «Блять!» - первая реплика, которую слышит зритель, а первые минут пятнадцать герои разгуливают по сцене, в чем мать родила. Не трудно представить вопли ура-патриотических газет и бородатых защитников нравственности. Создателям спектакля будет сложно доказать, что «основной принцип существования - служение гуманистическим идеалам человечества».
Нарушение общепринятых конвенций - не единственное, что роднит спектакль с contemporary art. «Сцена-Молот» позиционирует себя как «театр настоящего времени». То есть реагирующего здесь и сейчас на актуальные проблемы. Недаром один из «коммуникантов» пьесы называет ее участников «элитой нашего общества».
Депутат, проститутка, мент, гастарбайтер - это в самую точку! Оцените, кстати, шутку: одна из героинь рассказывает, что она хотела пойти учиться на журналиста - вот это был бы уже полный комплект элиты российского общества.
Действие разыгрывается, хм, в элитной сауне. В середине сцены огромная кровать, слева - пилон (шест для стриптиза), справа - три стула. Депутат средней руки Дмитрий Борисович (Дмитрий Тронин), как это и принято у депутатов средней руки, развлекается с двумя проститутками - Любой (Светлана Овчинникова) и Машей (Ольга Дербенева).
Спектакль начинается вполне реалистично, как в каком-нибудь рассказе Владимира Сорокина. Дмитрий Борисович нечленораздельно и с большим количеством мата изливает душу Любе, в том смысле, что «устал очень, на работе сплошные запарки, ты одна меня понимаешь».
Тут же намечается детективный сюжет. Когда депутат и девочки уходят в парилку, милиционер устанавливает видеокамеру и роется в пиджаке депутата. Пропустим несколько пикантных эпизодов, в которых наличествует - трепещите мужчины! - настоящий стриптиз. Минуте на двадцатой-тридцатой эта натуралистическая зарисовка, как это принято опять-таки у Сорокина, превращается в форменное безумие. Заметив, что его высокопоставленные друзья (о присутствии которых говорят оставшиеся на стульях костюмы) ушли, у Дмитрия Борисовича срывает башню.
Депутат «наследил» в каком-то деле и сейчас разыгрывает у себя в голове диалог начальника и подчиненного. Редкостная по силе и воздействию сцена, из которой становится понятно, что «вертикаль власти» выстроена по принципу лагерной зоны, в которой «начальник» может «опустить» за любую мелочь.
Дальше - еще страннее. Депутата провожают из борделя, как из санатория - с сентиментальными вздохами и ахами, шампанским и проч. Эта последняя, «реалистическая», сцена спектакля решена в лучших традициях русской классической литературы (слезы проституток, умиление милиционера, саморазоблачение депутата «я девочки, в сущности, один из вас»).
Здесь и становится понятно, что главный герой «Коммуникантов» - речь, а точнее невозможность нормального говорения, высказывания, коммуникации между… а кем собственно? Соотечественниками? Россиянами? Гражданами? Любое из этих слов вызывает, по меньшей мере, неловкость.
Вот и герои пьесы не понимают друг друга - говорят на разных языках. Эксплуатируют разные типы высказывания - бытовую речь, политической демагогии, классической русской литературы, квазинаучного сленга, любовного признания и еще бог знает чего. Но при этом не понимают друг друга, словно бы речь забилось сгустками, тромбами в горле.
А вот дальше - провал, действие, словно бы перемещается в условное пространство пелевинского романа «t». Намекнув, что возможно депутата убили (милиционер говорит одной из проституток, что Дмитрий Борисович - «не жилец») или он просто сошел с ума, режиссер оставляет героев один на один с метафизической пустотой. Говорение превращается в симптом, а действие буксует и не развивается.
Зритель знает, что Дмитрий Борисович должен умереть, и, в сущности, уже все сказано, но спектакль продолжается, выхода нет - нужно ждать еще полчаса до тех пор, пока шатающегося и агонизирующего депутата не выведут под руки из «кадра». Вот уж действительно воплощение метафоры - «коммуникация невозможна».
Больше фото http://stagemolot.livejournal.com/74394.html
Автор - Денис Ретров.
Режиссер - Владимир Агеев.
В ролях Дмитрий Тронин, Светлана Овчинникова, Ольга Дербенева, Михаил Орлов, Самир Наврузов.
Спектакль о невозможности коммуникации, разыгранный героями Владимира Сорокина в декорациях Виктора Пелевина
У этого спектакля есть все шансы, чтобы стать аналогом выставки «Запретное искусство». «Блять!» - первая реплика, которую слышит зритель, а первые минут пятнадцать герои разгуливают по сцене, в чем мать родила. Не трудно представить вопли ура-патриотических газет и бородатых защитников нравственности. Создателям спектакля будет сложно доказать, что «основной принцип существования - служение гуманистическим идеалам человечества».
Нарушение общепринятых конвенций - не единственное, что роднит спектакль с contemporary art. «Сцена-Молот» позиционирует себя как «театр настоящего времени». То есть реагирующего здесь и сейчас на актуальные проблемы. Недаром один из «коммуникантов» пьесы называет ее участников «элитой нашего общества».
Депутат, проститутка, мент, гастарбайтер - это в самую точку! Оцените, кстати, шутку: одна из героинь рассказывает, что она хотела пойти учиться на журналиста - вот это был бы уже полный комплект элиты российского общества.
Действие разыгрывается, хм, в элитной сауне. В середине сцены огромная кровать, слева - пилон (шест для стриптиза), справа - три стула. Депутат средней руки Дмитрий Борисович (Дмитрий Тронин), как это и принято у депутатов средней руки, развлекается с двумя проститутками - Любой (Светлана Овчинникова) и Машей (Ольга Дербенева).
Спектакль начинается вполне реалистично, как в каком-нибудь рассказе Владимира Сорокина. Дмитрий Борисович нечленораздельно и с большим количеством мата изливает душу Любе, в том смысле, что «устал очень, на работе сплошные запарки, ты одна меня понимаешь».
Тут же намечается детективный сюжет. Когда депутат и девочки уходят в парилку, милиционер устанавливает видеокамеру и роется в пиджаке депутата. Пропустим несколько пикантных эпизодов, в которых наличествует - трепещите мужчины! - настоящий стриптиз. Минуте на двадцатой-тридцатой эта натуралистическая зарисовка, как это принято опять-таки у Сорокина, превращается в форменное безумие. Заметив, что его высокопоставленные друзья (о присутствии которых говорят оставшиеся на стульях костюмы) ушли, у Дмитрия Борисовича срывает башню.
Депутат «наследил» в каком-то деле и сейчас разыгрывает у себя в голове диалог начальника и подчиненного. Редкостная по силе и воздействию сцена, из которой становится понятно, что «вертикаль власти» выстроена по принципу лагерной зоны, в которой «начальник» может «опустить» за любую мелочь.
Дальше - еще страннее. Депутата провожают из борделя, как из санатория - с сентиментальными вздохами и ахами, шампанским и проч. Эта последняя, «реалистическая», сцена спектакля решена в лучших традициях русской классической литературы (слезы проституток, умиление милиционера, саморазоблачение депутата «я девочки, в сущности, один из вас»).
Здесь и становится понятно, что главный герой «Коммуникантов» - речь, а точнее невозможность нормального говорения, высказывания, коммуникации между… а кем собственно? Соотечественниками? Россиянами? Гражданами? Любое из этих слов вызывает, по меньшей мере, неловкость.
Вот и герои пьесы не понимают друг друга - говорят на разных языках. Эксплуатируют разные типы высказывания - бытовую речь, политической демагогии, классической русской литературы, квазинаучного сленга, любовного признания и еще бог знает чего. Но при этом не понимают друг друга, словно бы речь забилось сгустками, тромбами в горле.
А вот дальше - провал, действие, словно бы перемещается в условное пространство пелевинского романа «t». Намекнув, что возможно депутата убили (милиционер говорит одной из проституток, что Дмитрий Борисович - «не жилец») или он просто сошел с ума, режиссер оставляет героев один на один с метафизической пустотой. Говорение превращается в симптом, а действие буксует и не развивается.
Зритель знает, что Дмитрий Борисович должен умереть, и, в сущности, уже все сказано, но спектакль продолжается, выхода нет - нужно ждать еще полчаса до тех пор, пока шатающегося и агонизирующего депутата не выведут под руки из «кадра». Вот уж действительно воплощение метафоры - «коммуникация невозможна».
Больше фото http://stagemolot.livejournal.com/74394.html