Утром, в половине двенадцатого, пришёл с визитом Манн. Молодой ещё человек, но с измученным лицом и висками, тронутыми преждевременной сединой.
- Александр Сергеевич, умоляю, - сказал гость. - Я слышал от князя Голицына, что вы в некоем роде Spezialist…
- Что у вас за беда? - спросил Пушкин.
Манн рассказал.
Месяц назад он схоронил отца, который был отчаянный игрок и окончил дни в нищете. Сыну он не оставил ничего, тот нынче служил в канцелярии, жил во флигеле на Васильевском. На другую ночь после возвращения с похорон в доме начались жуткие чудеса. В полночь стала приходить ужасная старуха и требовать исполнения давнего карточного долга; с каждым разом её появления становятся всё несноснее. Она изводит его, сводит его с ума…
- Проводите меня в ваш дом, - сказал Пушкин, проникнувшись сочувствием. - Надобно всё увидеть.
- Дом совершенно разгромлен, - сказал Манн, смутившись. - Прислуга сбежала, прибираться некому.
- И ладно. Я хочу увидеть следы.
♦
По дому словно прошла армия Бонапарта: стулья опрокинуты, повсюду разбросаны книги, вещи из гардероба и прочая утварь. И карты - они лежали на полу по всем комнатам, лицом книзу. Пушкин поднял три карты. Это были червонная тройка, семёрка бубен и туз треф.
Сердцу вдруг стало холодно.
- Что с вами? - встревожился Манн. - Вы переменились в лице.
- Ждите меня нынче вечером, в одиннадцать, - сказал Пушкин глухим голосом. - Надо будет приготовиться.
♥
Вернувшись домой, он закрылся в кабинете, велел не беспокоить. Достал тяжёлый, обитый железом сундук, снял замки. Белый мел, чёрные свечи, старый ром в бутылке из тёмного стекла, изогнутый арабский кинжал…
Он зажёг свечи, налил ром в два стакана. Сделал из одного глоток и заговорил нараспев:
- Papa Legba ouvri baye-a pou mwen.
Pou mwen pase.
Le ma tounen, ma salyie lwa yo!
Как будто сквозняк прошёл в закрытой комнате; пламя свечей задрожало, звякнули стаканы на столе.
- Ойе, Папа Легба, - сказал Пушкин. - Нужен совет…
♣
Манн был бледен, но держался твёрдо. Приготовления заняли почти час. На полу залы, под большим зеркалом Пушкин вычертил веве, к стене напротив поставил два кресла. Сели ждать.
Свечи горели тускло; всё было тихо вокруг.
- Где вы такому научились? - спросил Манн.
- От деда, Осип Абрамыча, - ответил Пушкин неохотно. - Но мало - отец был против…
Часы начали бить полночь.
Дверь, что отражалась в зеркале, - отворилась. Грузная старуха в чепце и белом атласном платье проковыляла до края рамы, переступила через край и оказалась в зале по эту сторону зеркала. Тут она увязла - веве опутали её, не пустили дальше.
- Что это? - вскричала она. - Как?
Манн вскочил, весь дрожа. Пушкин, встав рядом, удержал его на месте.
- А, чёрный маг, - молвила ведьма со злостью. - Я слыхала о тебе от Сен-Жермена. Зачем ты здесь?
- Оставь юношу, - сказал Пушкин. - Не он был тебе должен.
- Бремя предков несут потомки, - отвечала старуха. - Тебе ли не знать…
Пушкин обнажил принесённый кинжал. Ведьма мерзко засмеялась.
- Этим ты мне не навредишь.
Пушкин вынул из кармана карту, даму пик.
- Твоя вольта.
Старуха затряслась, вскинув руки. Пушкин пронзил карту кинжалом, - ведьма вскрикнула и стала таять, как след дыхания на холодном стекле.
- Белый офицер отомстит за меня, чёрный маг… - прошипела она, исчезая.
- Кончено! - сказал Пушкин, пряча кинжал.
- Но о чём она говорила? - спросил Манн. - Кто этот белый офицер?
Пушкин ответил не сразу. Нахмурившись, он долго вглядывался в тёмное зеркало, словно силился рассмотреть нечто важное в его призрачной глубине.
- К вам сие не относится, - сказал Пушкин наконец. - Живите покойно, но заклинаю вас, не играйте в карты - никогда!
♠
Придя домой, Пушкин взял бумагу и перо, сел писать, пока были свежи впечатления. Да и кровь бурлила, нипочём не уснуть. Писал всю ночь, пока не рассвело. Вышла повесть, где всё было придумано от начала и до конца.