Безумный Пьеро. После просмотра
На очередной встрече киноклуба СВ обсуждалась картина Жана-Люка Годара «Безумный Пьеро» Франция 1965 год. Сразу скажу, что киноязык Годара существенно отличается от того к которому мы привыкли. Для нас это оказалось немного непривычное блюдо, вместо куска киномяса с гарниром, Годар предложил нам некий экзотический недоваренный фрукт под острым красным соусом. Извлечь из него питательные вещества нашим киножелудкам было сложно, но мы честно пытались. Пострадавших во всяком случае нет.
Две интерпретационные схемы были предложены участниками. Во-первых мы обратили внимание на контекст, фильм снимался в годы предшествовавшие «революции 1968 года» во Франции и наполнен полемикой на актуальные в то время темы, в частности речь идет о «выламывании в реальность». Годар полемизирует со ставшим в то время популярным постмодернистским дискурсом и вместо того, чтобы написать философский трактат, снимает фильм. Отсюда и непривычный киноязык художника. Ну, точнее, в данном случае, философа. Годар говорит, что «выламывание в реальность» приведет к трупам, насилию и гибели выламывающегося героя, причем буржуазную реальность, из которой выламывается герой, Годар, отнюдь, не защищает.
Суть другой схемы, несколько более традиционной для нашего прочтения кинофильма, состоит в том, что используя, да, достаточно эпатирующий киноязык, Годар, тем не менее, работает над одним из классических сюжетов, наиболее, может быть полно проговоренным у Томаса Манна в его «Иосифе». Речь идет о коллизии между Духом, Душой и чем-то, что условно можно назвать неким звериным началом. Персонификация тут очевидна - Фердинанд, он же Пьеро - Дух, влекомый к вечно утекающей от него Душе - Марианн, за кадром некий Фред, выход его на сцену, не оставляет сомнений в том, что источник происходящей деструкции именно он - персонификация звериного начала.
Марианн в постоянном движении и поиске эмоций, она живет ими, колеблясь между стремящимся к упорядочению материи словом Фердинандом, и Фредом, который ничего не упорядочивает, а напротив хаотизирует. Если обратиться к некоторому заимствованию из первой концепции, Фердинанд выламывается из упорядоченной реальности за Марианной, чтобы упорядочить и её тоже, и делает это сочиняя некий новый нарратив. Неслучайно он по сюжету писатель. Когда что-то близкое к желаемому порядку начинает получаться (эпизод с Робинзоном и Пятницей), Марианне становится скучно. «Чем бы мне заняться, не знаю чем заняться» бормочет она идя по пляжу. Скучать Марианна не может и она утекает из упорядоченности, увлекая за собой Фердинанда. Итог, по Годару, - все умирают и наверное, все начинается сначала, добавлю я от себя.