Гражданская, голод, Цветаева
Отрывки из дневников и автобиографической прозы Цветаевой. Читала за разные периоды, вот выдергиваю отдельные цитаты.
"Вольный проезд"
"С<танция> Усмань Тамбовской губ<ернии>, где я никогда не была и не буду. Тридцать верст пешком по стриженому полю, чтобы выменять ситец (розовый) на крупу".
*
"Мои службы" - составление архива газетных вырезок в Наркомнаце, всякие бюрократические работы, 1918 г.
Эпизод: пока несколько дней МЦ не было, газеты, по-видимому, уборщица сожгла нужные. Диалог с помощником:
"- А я сейчас буду восстанавливать статьи Стеклова и Керженцева.
Он, восхищенно: - Из головы?!
Я: - Не из сердца же!"
Дают картошку. Мороженую, гнилую. В подвале толчея, очередь. МЦ с мешками и детскими санками.
"Картошка на полу: заняла три коридора. В конце, более защищенном, менее гнилая. Но иного пути к ней, кроме как по ней же, нет. И вот: ногами, сапогами... Как по медузьей горе какой-то. Брать нужно руками: три пуда. Не оттаявшая слиплась в чудовищные гроздья. Я без ножа. И вот, отчаявшись (рук не чувствую) - какую попало: раздавленную, мороженую оттаявшую... Мешок уже не вмещает. Руки, окончательно окоченев, не завязывают. Пользуясь темнотой, начинаю плакать, причем тут же и кончаю.
- На весы! На весы! Кому на весы?!
Взваливаю, тащу.
Развешивают два армянина, один в студенческом, другой в кавказском. Белоснежная бурка глядит пятнистой гиеной. Точно архангел коммунистического Страшного Суда! (Весы заведомо врут!)
- Товарищ барышна! Не задерживай публику!
Ругань, пинки. Задние напирают. Я загромоздила весь проход. Наконец, кавказец, сжалившись - или рассердившись, откатывает мой мешок ногой. Мешок, слабо завязанный, рассыпается. Клюканье. Хлипанье. Терпеливо и не торопясь подбираю".
"Итог дня: два чана картошки. Едим все: Аля, Надя, Ирина, я. Надя - Ирине, лукаво:
- Кушай, Ирина, она сладкая, с сахаром.
Ирина, тупясь и отворачиваясь: - Ннне..."
(Та Ирина, маленькая. Вот это жуткое.)