31 октября - 3 ноября 1999 г.
Так и живу теперь. А точнее - еще не начинала: начать-то и страшно. Никогда не думала, что трусиха. Как добирались - не интересно даже и вспоминать. Память ни за что не зацепляется. Не хочется ей. И как прощались - не помню. Наверное, вообще никак. То есть, сказали вежливые слова друг другу и разошлись. А что говорить-то? В том-то и дело, что нечего, а надо ли - этого я не знаю.
В Таиланде (я даже не удосужилась спросить, как называется место, куда мы прилетели) мы поселились в какой-то роскошной гостинице. Два дня просто просидела, даже пролежала. Ничего не делала - только родителям позвонила, получила свой заслуженный нагоняй. Им Нурит звонила, оказывается. Вот дура. Но ничего - обошлось. Они мне рассказали, что Нир вернулся из Индии - точнее его оттуда привезли. Родители за ним съездили. Нурит с Майклом подались в Таиланд, то есть они где-то здесь, наверное. Только мне до них дела нет. Еле отговорилась, чтобы самой не возвращаться. Помню, вышла потом с почты, откуда звонила (надо было хоть куда-то сходить, хотя позвонить можно было и из номера), села на ступеньки - весь мир открыт, а куда деваться - совершенно непонятно. В Англию хочется, но только, чтобы совершенно одной. И вообще, надоело шляться без дела. Хочется, чтобы с делом, со смыслом каким-то. А смысл весь там остался, в Ангкоре. Даже не так - я знаю, что он там есть, но мне к нему даже и прикоснуться не удалось. Просто знаю, что есть. А то, что ко мне прикоснулось, об этом я вообще не могу. Пока не могу. Пытаюсь вытянуть только хорошее на поверхность, но сказочки не получится, да и не хочу я ее, неоткуда ей взяться. Он тогда правильно сказал - что если б было лучше, то было бы хуже. Я обещала себе радоваться каждой крупиночке, но мучительно, особенно ночью хочется, чтобы было хуже. Чтобы было в кровь, в лохмотья, в селезенку и в сердце ржавым лезвием. Впрочем, у меня так и получается, в каком-то смысле.
А платье только добавило. Он мне его прислал, платье кхмерской танцовщицы. Сидела с ним в руках, даже примерить боялась. Потом попробовала - нет, в одиночку мне его точно не надеть. Пусть он и поможет. Пусть появится и поможет. Впрочем, мне никто не говорил, что платье от него. Но я это знаю. Просто знаю, и все. Без объяснений. И что не появится и не застегнет платье на одну булавку - тоже знаю.
Пыталась придумать план действий. Думается с трудом. Я вообще себя сейчас очень зыбко чувствую. Как будто тогда, когда сначала липкий страх, а потом он меня вытащил, во мне что-то сдвинулось, все вдруг стало совершенно непонятным. И в то же время совсем-совсем ясным. Впрочем, я уже об этом говорила. Я только об этом и говорю. Выдохнули.
Да, а план действий придумался сам. Как будто мне его в руки дали, как платье, которое посыльный принес. Вечером того дня, что мы прилетели, зашел Марстон. Сказал, у него есть для меня работа. Вот именно для меня. За хорошие деньги. Что он получил грант на какие-то ислледования у него в лаборатории, и я ему очень подхожу. Кажется, у них там какие-то статьи по теме есть на иврите. Или еще что-то. Я так поняла, что этот грант на него как-то внезапно свалился, а начинать сразу надо. А все их студенты на каникулах (у них же лето в Австралии), и работать некому. И деньги хорошие. Я согласилась, конечно. Во-первых, мне нужны деньги и время, чтобы подумать. И вообще. Все это очень-очень кстати получилось. Завтра мы уже улетаем в Австралию. Марстон ушел тогда, и на столике оставил пакет - в пакете суп и лапша. Я ела и плакала. И улыбалась. А потом вышла на улицу. И поняла, что теперь очень долго не буду плакать. Вообще.
Все-таки, как кстати, что в Австралии сейчас лето. Попробую подкопить денег, а заодно понять, чего хочу. А потом попробую поступить куда-нибудь. В Англии. Не знаю, почему так, но домой я точно не вернусь. То есть съезжу, конечно, но не вернусь. Не могу. Я сейчас другая, я сейчас оторвана от всего. И хочется другого, нового, иного. Я раньше думала заняться чем-нибудь гуманитарным, или, может быть, телевидением. А сейчас вдруг захотелось точности и строгости. Математика? Финансы? Физика? Не знаю. Что-нибудь придумается. А как же еще, когда прекрасное внутри и ржавое лезвие впридачу. Может быть оно и будет хуже. Когда-нибудь.