11-4: Ouroboros
Castalia,
Same day
S.S. сидит за столом в кабинете в своем кастальском доме без коридоров и редактирует учебник по древневосточной магии. Читает: «In Egypt knowledge of the properties of powerful elements--the sun, the earth, water and fearsome animals--the snake, the crocodile, the scorpion, and therapeutic essences--the poppy, the acacia, and honey, was the province of magicians». Фыркает: Надо бы нам открыть здесь не только школу и докторантуру, но и детский сад. Тогда можно будет читать им на ночь подобные сказки, чтобы крепче спалось. Листает дальше: «Очень короткий период времени, в течение 17,5 лет, длилась яркая вспышка света, который появился, а потом исчез опять. И именно эта яркая вспышка белого света спасла нашу духовную жизнь». Хм-ммм... Читает с большей заинтересованностью: «Вы можете спросить - если Эхнатон и его близкие были бессмертными, почему же тогда они умерли? Я дам вам определение бессмертия в понимании Мельхиседеков... Он мог выпить яд, но тот не причинил бы ему никакого вреда. Они сделали нечто гораздо более экзотическое. Тот говорит о том, что жрецы подговорили трех черных магов-нубийцев и те приготовили напиток, наподобие того, что и сейчас используется на Гаити, чтобы человек выглядел как мертвый. Этот напиток был поднесен Эхнатону на собрании, созванном жрецами и военными. ...Его поместили в саркофаг, закрыли крышкой, запечатанной магической печатью, и похоронили в тайном месте. По словам Тота, Эхнатону пришлось ждать внутри саркофага почти 2000 лет, пока не отломился кусок печати и не были разрушены чары...» Задумавшись, достает из ящика стола золотой египетский крест анх с отломанной частью поперечной перекладинки. Смотрит на него некоторое время.
***
Ouroboros
S.S. бормочет: До него в Египте не было фараонов. Слово фараон означает «тот, каким ты станешь». Я уже не стану.
Как будто дождавшись последних его слов, камни пропускают его через себя, и он довольно долго идет через гранитную толщу, оставляя за собой последовательно холод, жар, пустую тьму и какую-то женщину с пером на голове, по мере продвижения, кажется, обретает осознание происходящего. Покидает гранитный массив, который осыпается за ним речным песком, и обнаруживает себя в зеленом лесу, на тропинке. Собирается идти по тропинке вперед, но, не в силах удержаться, опускается на траву и некоторое время сидит, глядя по сторонам и прислушиваясь к пению птиц. Сам себе: Не может быть. Если меня выпустили оттуда спустя... спустя столько лет... веков... не может быть. Все-таки поднимается, не осознавая, что держит в руке листок клевера, и идет по тропинке. Через какое-то время видит идущего навстречу черноволосого мальчика лет девяти-десяти. Всматривается в него с некоторым беспокойством.
Mrln идет по тропинке, удаляясь от реки, погруженный в глубокую задумчивость и глядя себе под ноги. Вертит в пальцах листок клевера. Останавливается, чтобы поднять пару желудей, разглядывает их, потом отбрасывает в сторону. Углубившись в лес, опускается на траву под дубом и сидит некоторое время без движения: Если меня поместили сюда... на сколько? Навсегда? Не может быть. Что же я буду делать? Все-таки поднимается и идет вперед. Сам себе: Что-нибудь буду делать. Надо будет что-то сделать, чтобы мама себя вспомнила. Видит впереди на тропинке высокого человека в черном, идущего ему навстречу. Немного подбирается, но все равно продолжает путь.
S.S. слегка прибавляет шаг, приближается к мальчику. Останавливается перед ним, преграждая ему дорогу: Здравствуйте, юноша. Куда это вы идете по такому глухому лесу совершенно один?
Mrln с некоторым подозрением смотрит на человека. Вежливо: Здравствуйте. Вы не похожи на всех тех, кого я видел там... Кивает назад и вбок. Вы из прошлой жизни, из моего века. Оживляется: Но я знаю ваш голос. Да! Я вас видел. Я разговаривал с вами. В зеркале.
S.S. что-то вспоминает: Да. В зеркале. Верно. Некоторое время разглядывает мальчика. Не нравитесь вы мне, молодой человек. Мне кажется, вам здесь не место. Возвращайтесь-ка вы назад, к маме. А то заблудитесь.
Mrln медленно разглядывает человека: Это почему это я заблужусь?
S.S., не давая себе отвлекаться: Потому что девятилетние мальчики из двадцатого века новой эры неизбежно теряются в промежутке между пятым и двенадцатым веками той же самой новой эры. Поверьте мне. У меня очень хорошо развито... историческое чувство.
Mrln понимает, что непонятный человек разбирается в обстановке лучше, чем он сам. Тихо: А что я могу сделать? Мама же тоже здесь. Только она меня неправильно узнает. Или вовсе не узнает. Она какая-то другая.
S.S. слегка хмурится: Я постараюсь вас вернуть. По дороге будет страшно, но вы не бойтесь. Если вы не будете бояться, все получится. А если не получится, то может это и к лучшему. А здесь вам делать нечего. Не дожидаясь возражений мальчика, вкладывает ему в руку золотой египетский анкх с отломанным куском поперечной перекладинки. Мальчик что-то говорит, но его уже не слышно, а потом его поглощает гранитный массив, который некоторое время остается видным среди леса, а потом исчезает. S.S. стоит недолго, проверяя свои ощущения. Затем продолжает путь вперед, выходит к реке, знакомой ему по смутным детским воспоминаниям, пересекает мост и идет к отдельно стоящему небольшому каменному дому.
***
Angus Devon стучит в дверь: Элеанор! Откройте-ка дверь. Оглядывается вокруг и никого не видит, после чего мягко нажимает на ручку, дверь открывается. Что же, на славных берегах Британии больше не радуются гостям? А я, между тем, мог принести - или даже принес с собой интересные вести. Входит, слегка нагнув голову, чтобы не ушибиться о косяк.
Eleanor порывисто встает навстречу вошедшему, судя по всему, ожидая священника, ушедшего с ее сыном. Увидев вошедшего мужчину, немного подается назад: Добрый день, господин. Не знаю, откуда вам известно мое имя, но, право же, я рада гостям. Проходите, пожалуйста. Нечасто такие утонченные гости посещают скромный дом Элеанор, которую считают в этих краях ведьмой.
Devon некоторое время сверлит чело Элеанор взглядом, затем поворачивает голову и осматривается: Вы льстите мне. Я вовсе не утончен, и, уверен, даже если захотел бы, не сумел бы утончиться. С любопытством: Я вижу у вас манускрипты. Должно быть, поэтому вас считают ведьмой? Садится на стул, раскидав вокруг полы длинного черного плаща. Из-под плаща не видно ножек стула, и кажется, как будто незнакомец сидит на куске обсидиана. Вы сами пишете? Чего... вернее, кого вы ждете? Я вижу, вы напряжены и считаете время.
Eleanor подносит гостю высокий бронзовый кубок с питьем, ставит на небольшой столик рядом с ним: Отведайте. Это я приготовила сама. Я все выдумываю какие-то рецепты, даже не знаю, откуда они: я ведь не помню ни матери, ни отца. Как будто я сразу появилась здесь, в этой английской глуши, с непонятными способностями и еще более непонятным сыном. Отходит и садится, держась очень прямо и не облокачиваясь на спинку. Я... ждала своего верного друга, священника Блеза. Он повел моего мальчика на реку, мы хотели его крестить. Наверное он не придет - летом здесь слишком много дел. Задумавшись, с некоторым затруднением: У крестьян - пашня? Или что-то... Кажется, да. Сенокос. Неуверенно улыбается. Верно. Сенокос. Окидывает взглядом бумаги и несколько книг. О, чтение и письмо? Но это не ведовство. Иначе вовсе ничего не будешь делать, если не читать и не писать. Немного беспокойно: А вы кто, неизвестный гость? Вы и одеты не по-здешнему, и имени своего не назвали. И чем я могу помочь вам, пока не хотите сказать.
Devon пробует напиток: О. О. Отпивает еще. Хороший рецепт портится плохим изготовлением, а хорошее изготовление - плохим рецептом. У вас же и то и другое хорошо. Вот так отдых для измученного искателя удачных дополнений! Некоторое время молчит, закрыв глаза, и с отсутствующим видом облизывает верхнюю губу кончиком языка. Выглядит это довольно жутко. С неаккуратно скрываемой небрежностью: А этот ваш верный друг, священник Блер... то есть Блез. Откуда у него мальчик? И далеко ли он с ним пошел? Спохватывается и поднимается, тихо крякнув. То, что я не назвал своего имени, совершенно непростительно. Зовут меня Ангус Девон, происхожу я из старинного рода Девонов. Мальчиков у нас принято называть Ангусами, да вот только нарушается эта традиция очень часто. Так что, по совести говоря, за последние лет сто пятьдесят я в семье первый Ангус. Проговорив эту бессмыслицу, садится обратно за стол с видом человека, исполнившего обязательный, но неприятный долг. Строго: Что же вы пишете, Элеанор?
Eleanor подносит руку к голове, на секунду закрывая глаза, затем опускает ее: Очень приятно, господин Девон. У вас фамилия, как река, а у моего сына имя... тоже... почти как название одной английской реки. В ужасе поднимается. Нет. Мне показалось. Снова гостю: Когда вы вошли, вы сказали, что принесли интересные вести, мистер Девон. Что же это за вести? Скажите вы, ибо вы идете к нам из большого мира, а моими мелкими домашними заботами занимать гостя не пристало.
Devon с жовиальным видом отмахивается от этого предложения: Ах, Элеанор! Подумаешь - может, на севере началась очередная война кого-нибудь с пиктами, на юге кого-нибудь с саксами, или на востоке - готов с какими-нибудь лесными жителями. Неужели это важно? Очень прошу занять меня вашими домашними заботами. Напускает философствующий вид и вытягивает ноги - они так длинны, что кажется, будто у него две пары колен. Важность домашних забот недооценивают. Женщине важно, чтобы огонь в очаге горел ровно. Если он чадит и пляшет, женщина волнуется, у нее подгорает ужин, она раздражена. Она со стуком ставит на стол мужу грубую деревянную миску, плохо начищает ему доспех. Муж расстроенный уходит на войну. Голодный, злой, в грязном доспехе. Ему проламывают череп. Он, бедняга, обрушивается на поле брани... не поев даже толком. Так вот и проигрывают войны. А потом - века порабощения, забытые алфавиты, утерянные технологии. И просто горе - вульгарное, сиюминутное, оттого вдвойне острое. Останавливается. Что-то я увлекся. Расскажите, что вас тревожит. Глядишь, помогу советом.
Eleanor с хорошо скрытым изумлением выслушивает гостя: Это все какая-то дикость, господин Девон. Вы пришли зачем-то посмеяться надо мной, но вам это не удастся. Сосредоточившись: Я... не развожу огня в очаге, и у меня нет злого мужа и деревянных мисок. Я вовсе нахожусь здесь не в себе. Где-то там... далеко внизу есть ледяное озеро, и в нем разгадка этих тайн. Поднимается. Мой сын ушел. Пора и мне. Извините, я пойду. Забирайте себе этот дом.
Devon улыбается: Широкий жест! Но дом мне не нужен. У меня есть ледяное озеро, полное разгадок. Немного поворачивается - так, что его бесконечные ноги ненавязчиво оказываются на пути у Элеанор. С грустью: Вы не оценили моей упрощенной схемы механизмов мироздания. Жаль. А я вам пришел рассказать про сына. Вы не ждите его. В этом месте вам с ним больше не увидеться.
Eleanor останавливается, легко дотрагивается пальцами до плеча Девона: Я знаю, что вы. Я сама сказала ему «прощай»; пусть хотя бы он расстанется с этим мороком. Смотрит в разноцветные глаза гостя. Ваша схема и ваше озеро? Так вот, значит, где мы... И вы - не позволите мне узнать, кем я была до этого дома, до этой деревни, до этого имени? Кем я была, до того как стала матерью Мерлина? Женой Дьявола? Кем я была, пока не умерла?
Devon встает и оказывается чуть ли не на полторы головы выше отнюдь не низкой Элеанор. От него еле слышно пахнет мятой и жасмином: Вы не умерли. Какой прок мне от вас мертвой? Я не дам вам умереть. Я обладаю такой властью. Вздыхает. Зачем вам знать, кем вы были? Это, право, несущественно... Кроме того, весьма сложно будет объяснить вам все это, пользуясь вашими временными категориями. Но вы были из хорошего и благородного рода. Ровно: Кроме того, вы были любимой женой дьявола, но сами не знали об этом. Подозреваю, это было не столь важно вам.
Eleanor смотрит в лицо гостя прямо и без страха: Не надо играть подобными словами, сияющая Звезда. Это для вас непонятны такие вещи, как смерть и любовь, а для нас... для меня - бывает только одна любовь и только одна жизнь, и одна смерть. Я не могу быть любимой женой, я могу быть единственной женой. Садится на прежнее место. С высоко поднятой головой: Если мой Ад заключается в том, чтобы всегда находиться здесь, я буду здесь находиться. И никогда не увижу сына, и никогда не увижу никого из тех, кто умер и дорог мне. Ад, Сатана, - это слово «никогда».
Devon с оттенком неудовольствия: Да неужели? Вот так откровение! Может, рассказать вам, что такое «никогда»? Отходит к окну. «Никогда» - это бледное подобие «всегда». Молчит. Затем: Я научился делать ад интересным. Вы не хотели бы взглянуть? Роняет слова, изо рта его тянется дымок: Я мог бы дать вам власть знать и предотвращать будущее, пусть лишь в определенных границах. Вы не хотели бы увидеть, что будет дальше? Поворачивается. Раздельно: Чему и кому вы храните верность? Объясните мне. Я должен знать.
Eleanor, негромко: Senza speme vivemo in desio. Поднимается. Мне интересно. Я знаю: все то интересное, что есть на Земле, - ваше творение. Все те крупицы соли, которые вызывают жажду... жажду жить - это вами раскиданные брильянты. И вы, конечно же, все знаете про мою верность, а говорить о ней вслух я не буду. Неожиданно улыбается: Тем более что и не помню толком. Берет со стола небольшое круглое зеркальце на длинной ручке, смотрится в него. Как странно он сказал - «Мама, ты же Борджа». Наверное, я Борджа, Мессир. Возвращает зеркало на стол, подходит к гостю: Что же будет дальше?
Devon, про себя: A ja se pitam, moja draga... С грустью и энтузиазмом: Дальше будет интересно. Заложение основ европейской мифологии, например. А с вами... Я не дам вас в обиду. В конечном счете - не дам. Еле слышно: Я же должен хоть кому-то похвалиться тем, что создал. Хотя бы одному человеку. C усмешкой: Разделить с кем-то свой дом.
Eleanor шепотом повторяет последние слова Девона, вспоминая, где их однажды слышала.
Blaise, из-за двери: Катарина! Увидев посетителя, быстро приходит в себя, приобретает приличествующий сану вид, одергивает сутану и прячет в рукав деревянную чашу. Кланяется гостю и Элеанор. Хм. Элеанор. Простите, я, видимо, намного перегрелся на солнце, пока шел с реки. После едва заметного колебания: Но вести... радостные, радостные, да.
Devon улыбается и понимающе кивает: Солнце сегодня жаркое, это верно, сэр Энтони. Так что я, наверное, пойду, пока еще тепло. Поворачивается к Элеанор. До встречи, прекрасная хозяйка. Ваш напиток сообщил мне необычную бодрость духа. Блезу, улыбаясь без зубов: До встречи, мой друг.
Eleanor провожает таинственного гостя взглядом, указывает Блезу на стул: Странный сегодня день, отец мой. Меня называют то «Борджа», то «Катарина», вас называют «Энтони». И все-таки радостные вести. Какие же?
Blaise, беспокойно: Кто бы он ни был, Элеанор, не верьте ничему, что этот человек вам говорил. Я опасался за вашу безопасность, меня... ветром гнало к вашему дому. Берется за спинку стула. Откашлявшись, начинает уверенно, но дальше у него как будто медленно кончается воздух: Господь наш, в неистощимой милости своей, даровал мне силу и благодать, дабы... Проводит рукой по лицу. Он... С ним все будет хорошо. Он ушел сейчас, но он вернется.
Eleanor вглядывается в Блеза: Крестили? Делает неопределенный жест правой рукой. Здесь? Здесь есть реки, я знаю. Четыре реки, как бы они ни назывались. Берет манускрипт, на который обратил внимание странный гость, пробегает глазами. Он спрашивал, что я пишу. Я писала письмо моему сыну. Вот:
«Ты и сам понимаешь: наше расставание - хотя бы ты и вернулся, сколько бы раз ты ни возвращался домой, - уже навсегда, но я жду тебя. Ты бы сказал - «ты ведь сама решила, что надо расстаться», и был бы прав. Но одно не мешает другому, правда?»
Подходит к Энтони, легко забирается пальцами в рукав сутаны, достает чашу, разглядывает ее, поворачивая. Чашу эту мимо..? Хорошо. Давайте посидим тихо-тихо. Закрыв ставни и сделав вид, что нас нет. Пусть давешний гость думает, что здесь все спокойно. А потом я убегу. Смотреть на тот Ад, который он сделал интересным.
Blaise тяжело садится: Вы правы. Когда еще нам представится такая возможность. Ловит руку Элеанор, но сразу отпускает ее. Я найду вас, леди Катарина. Везде и всегда. Даже там.
***
S.S. видит, как за окнами в доме закрываются ставни, отходит, двигаясь спиной вперед, от окна, возле которого стоял, и опускается на скамью под вишней. Разглядывает отцветающие ветки и появившиеся уже кое-где зеленые вишенки. Ничего не думает и ничего не говорит.
Devon выходит из-за угла и подходит к S.S.: Вы, наверное, утомлены. Ваше египетское приключение было не из легких.
S.S., сговорчиво: Да. Я утомлен. Оно было не из легких.
Devon, умиротворенно: Ну что ж, раз так, - не думаю, что буду вас утомлять новыми испытаниями. В конце концов, их у вас уже было достаточно, и много еще ожидается. Вам следует немного отдохнуть здесь, под моим патронажем, а затем возвращаться к делам.
S.S., без всякой связи с предыдущим: Я не пойду в этот дом. Пусть хотя бы моя мать умрет один раз, а не несколько, как бы интересно это ни было. Она погибла, и я не буду больше на нее смотреть. Я ее помню слишком хорошо. Встает. Вы правильно рассудили, Мессир, мне больше нечего делать в прошлом. Все, что было можно, все, чего вы не могли сделать сами, я сделал для вас. Плодить сущности нет никакой необходимости. Осталось нам с вами только завершить расчеты.
Devon прислоняется к стене дома. Спокойно: Вы сейчас, очевидно, в том состоянии, когда доказывать вам что-либо нецелесообразно, и даже, возможно, небезопасно. И все-таки мне хотелось бы понять, как именно вы видите себе окончание наших с вами расчетов. Летавшие все это время над домом и деревьями вороны начинают пронзительно перекаркиваться на разные голоса.
S.S.: Небезопасно? Вам? Помилуйте. Я не могу представлять для вас никакой опасности, а для себя я ее представляю постоянно, хоть в ваших владениях, хоть вне них. Прислоняется спиной к яблоне. Я, собственно, думаю, что надо мне отдать вам свой долг, Мессир. Я должен вам душу, так вы уже заберите ее, и мне будет проще знать, что с этим закончено. Когда все завершится, я бы хотел точно так же не быть, как нет моего отца. Это было бы, мнится мне, правильным итогом развития той линии бесконечных наследований падений, которые вы показали мне в предыдущий раз. Ведь есть же вещи, которые должны кончаться совсем. Так вот и пусть. Пусть кончаются.
Woland, размеренно: Вашего отца нет здесь, потому что его никогда и не было. Делает шаг к S.S. А для вас у меня приготовлена иная участь, ибо вы мне нравитесь. Делает еще шаг к S.S. Вороны, кажется, совершенно сошли с ума: они совершенно беспорядочно летают туда-сюда и все время каркают. Поднимается ветер. Яблоня за спиной S.S. пропадает, и все вокруг начинает сменяться мелькающей чередой обстановок: это современный утренний Лондон с мельтешащими машинами, молчаливый темный замок в Тарговисте, вечерний Ватикан зимой. Неизменными остаются только две фигуры. Я открою вам секрет: можно забрать только ту душу, которая уже выполнила свою задачу. Отжила свое. А ваша задача не выполнена. Подходит еще ближе к S.S. Силуэт его удлиняется, один глаз совершенно тухнет и становится черным, а во втором появляется и начинает разгораться алая звезда. Медленно и гулко: Вам не будет покоя.
S.S., не отдавая себе отчета в том, что делает, тянет руку к сияющей звезде, потом, опомнившись, отдергивает ее. Как во сне: Она правильно сказала вам тогда, перед Красными Вратами: я обману вас. Вы думаете, что я буду выполнять вашу задачу, а я буду выполнять свою задачу. Вы сильнее, и не выпускаете меня ни в одну сторону - ни в сторону света, куда мне и так нет пути, ни в сторону тьмы, которой владеете. Вы, Мессир, ангел, а я - человек. Но неравенство сил меня никогда не смущало. Люди могут быть сильнее ангелов на твердой земной почве. Вы полагаете землю землей изгнания, и в ваших глазах горят утерянные звезды. А нам ваши небеса нужны только для того, чтобы наша земля была хорошо видна сверху, но наш дом здесь, а не там. И все, что мы делаем, - это просто обустраиваем этот дом. А все, что делаете вы, - это пытаетесь вернуться назад, играя с нами в игры, чтобы провести время. Возвращается и садится на скамью под вишней. Вам надо отдохнуть. Поднимитесь наверх, Мессир. Там ведь хотя бы табак курится.
Woland оторопело смотрит на S.S., потом неуверенно улыбается: Да что вы! Да что вы, дорогой профессор! Я не ангел - неужели вы до сих пор не поняли? Я перестал быть ангелом в ту секунду, когда корона упала с моей головы. И я, конечно, вовсе не стремлюсь обратно. У меня даже меньше причин хотеть вернуться туда, чем у вас - туда попасть; вас хотя бы ведет любопытство, ну а я-то, выражаясь попросту, что там забыл? Опирается на откуда ни возьмись появившуюся трость. Что же касается «обману» - пожалуйста, обманывайте. Я буду только рад! C удовольствием: Ведь мой ход закончен. Теперь ваша очередь.
S.S., со странным выражением: Бывших сенбернаров не бывает. Короны падают, монархи попадают в изгнание, но сущности это не меняет. Бросает взгляд на дом. Есть вещи, которые можно делать для одного единственного человека, правда? Как же удивительно, когда вдруг понимаешь, кто этот человек. Пожимает плечами, почтительно наклоняет голову и отходит. Я пойду вниз, с вашего позволения. Туда ведь еще надо найти дорогу. Заходите, поиграем в снежки.
Woland поднимает руку и беззаботно машет пальцами в знак прощания. Глаза его абсолютно прозрачны: Поиграем, профессор. Что-то подсказывает мне: вы слепите достойный снежок.
***
S.S. закрывает учебник по древневосточной магии, откладывает его в сторону. Складывает руки на столе и опускает на них голову. Рассеянно: Вот когда мы здесь научимся проводить такие семинары и выездные занятия, как устроил мне Утренняя Звезда, мы сможем претендовать на звание хорошей магической школы. А пока так... детский сад. Закрывает глаза.
* Рисунки (с) www, mau
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Мужская половина)
Оглавление
Раньше (Teaching on the Cloud)
Same day
S.S. сидит за столом в кабинете в своем кастальском доме без коридоров и редактирует учебник по древневосточной магии. Читает: «In Egypt knowledge of the properties of powerful elements--the sun, the earth, water and fearsome animals--the snake, the crocodile, the scorpion, and therapeutic essences--the poppy, the acacia, and honey, was the province of magicians». Фыркает: Надо бы нам открыть здесь не только школу и докторантуру, но и детский сад. Тогда можно будет читать им на ночь подобные сказки, чтобы крепче спалось. Листает дальше: «Очень короткий период времени, в течение 17,5 лет, длилась яркая вспышка света, который появился, а потом исчез опять. И именно эта яркая вспышка белого света спасла нашу духовную жизнь». Хм-ммм... Читает с большей заинтересованностью: «Вы можете спросить - если Эхнатон и его близкие были бессмертными, почему же тогда они умерли? Я дам вам определение бессмертия в понимании Мельхиседеков... Он мог выпить яд, но тот не причинил бы ему никакого вреда. Они сделали нечто гораздо более экзотическое. Тот говорит о том, что жрецы подговорили трех черных магов-нубийцев и те приготовили напиток, наподобие того, что и сейчас используется на Гаити, чтобы человек выглядел как мертвый. Этот напиток был поднесен Эхнатону на собрании, созванном жрецами и военными. ...Его поместили в саркофаг, закрыли крышкой, запечатанной магической печатью, и похоронили в тайном месте. По словам Тота, Эхнатону пришлось ждать внутри саркофага почти 2000 лет, пока не отломился кусок печати и не были разрушены чары...» Задумавшись, достает из ящика стола золотой египетский крест анх с отломанной частью поперечной перекладинки. Смотрит на него некоторое время.
***
Ouroboros
S.S. бормочет: До него в Египте не было фараонов. Слово фараон означает «тот, каким ты станешь». Я уже не стану.
Как будто дождавшись последних его слов, камни пропускают его через себя, и он довольно долго идет через гранитную толщу, оставляя за собой последовательно холод, жар, пустую тьму и какую-то женщину с пером на голове, по мере продвижения, кажется, обретает осознание происходящего. Покидает гранитный массив, который осыпается за ним речным песком, и обнаруживает себя в зеленом лесу, на тропинке. Собирается идти по тропинке вперед, но, не в силах удержаться, опускается на траву и некоторое время сидит, глядя по сторонам и прислушиваясь к пению птиц. Сам себе: Не может быть. Если меня выпустили оттуда спустя... спустя столько лет... веков... не может быть. Все-таки поднимается, не осознавая, что держит в руке листок клевера, и идет по тропинке. Через какое-то время видит идущего навстречу черноволосого мальчика лет девяти-десяти. Всматривается в него с некоторым беспокойством.
Mrln идет по тропинке, удаляясь от реки, погруженный в глубокую задумчивость и глядя себе под ноги. Вертит в пальцах листок клевера. Останавливается, чтобы поднять пару желудей, разглядывает их, потом отбрасывает в сторону. Углубившись в лес, опускается на траву под дубом и сидит некоторое время без движения: Если меня поместили сюда... на сколько? Навсегда? Не может быть. Что же я буду делать? Все-таки поднимается и идет вперед. Сам себе: Что-нибудь буду делать. Надо будет что-то сделать, чтобы мама себя вспомнила. Видит впереди на тропинке высокого человека в черном, идущего ему навстречу. Немного подбирается, но все равно продолжает путь.
S.S. слегка прибавляет шаг, приближается к мальчику. Останавливается перед ним, преграждая ему дорогу: Здравствуйте, юноша. Куда это вы идете по такому глухому лесу совершенно один?
Mrln с некоторым подозрением смотрит на человека. Вежливо: Здравствуйте. Вы не похожи на всех тех, кого я видел там... Кивает назад и вбок. Вы из прошлой жизни, из моего века. Оживляется: Но я знаю ваш голос. Да! Я вас видел. Я разговаривал с вами. В зеркале.
S.S. что-то вспоминает: Да. В зеркале. Верно. Некоторое время разглядывает мальчика. Не нравитесь вы мне, молодой человек. Мне кажется, вам здесь не место. Возвращайтесь-ка вы назад, к маме. А то заблудитесь.
Mrln медленно разглядывает человека: Это почему это я заблужусь?
S.S., не давая себе отвлекаться: Потому что девятилетние мальчики из двадцатого века новой эры неизбежно теряются в промежутке между пятым и двенадцатым веками той же самой новой эры. Поверьте мне. У меня очень хорошо развито... историческое чувство.
Mrln понимает, что непонятный человек разбирается в обстановке лучше, чем он сам. Тихо: А что я могу сделать? Мама же тоже здесь. Только она меня неправильно узнает. Или вовсе не узнает. Она какая-то другая.
S.S. слегка хмурится: Я постараюсь вас вернуть. По дороге будет страшно, но вы не бойтесь. Если вы не будете бояться, все получится. А если не получится, то может это и к лучшему. А здесь вам делать нечего. Не дожидаясь возражений мальчика, вкладывает ему в руку золотой египетский анкх с отломанным куском поперечной перекладинки. Мальчик что-то говорит, но его уже не слышно, а потом его поглощает гранитный массив, который некоторое время остается видным среди леса, а потом исчезает. S.S. стоит недолго, проверяя свои ощущения. Затем продолжает путь вперед, выходит к реке, знакомой ему по смутным детским воспоминаниям, пересекает мост и идет к отдельно стоящему небольшому каменному дому.
***
Angus Devon стучит в дверь: Элеанор! Откройте-ка дверь. Оглядывается вокруг и никого не видит, после чего мягко нажимает на ручку, дверь открывается. Что же, на славных берегах Британии больше не радуются гостям? А я, между тем, мог принести - или даже принес с собой интересные вести. Входит, слегка нагнув голову, чтобы не ушибиться о косяк.
Eleanor порывисто встает навстречу вошедшему, судя по всему, ожидая священника, ушедшего с ее сыном. Увидев вошедшего мужчину, немного подается назад: Добрый день, господин. Не знаю, откуда вам известно мое имя, но, право же, я рада гостям. Проходите, пожалуйста. Нечасто такие утонченные гости посещают скромный дом Элеанор, которую считают в этих краях ведьмой.
Devon некоторое время сверлит чело Элеанор взглядом, затем поворачивает голову и осматривается: Вы льстите мне. Я вовсе не утончен, и, уверен, даже если захотел бы, не сумел бы утончиться. С любопытством: Я вижу у вас манускрипты. Должно быть, поэтому вас считают ведьмой? Садится на стул, раскидав вокруг полы длинного черного плаща. Из-под плаща не видно ножек стула, и кажется, как будто незнакомец сидит на куске обсидиана. Вы сами пишете? Чего... вернее, кого вы ждете? Я вижу, вы напряжены и считаете время.
Eleanor подносит гостю высокий бронзовый кубок с питьем, ставит на небольшой столик рядом с ним: Отведайте. Это я приготовила сама. Я все выдумываю какие-то рецепты, даже не знаю, откуда они: я ведь не помню ни матери, ни отца. Как будто я сразу появилась здесь, в этой английской глуши, с непонятными способностями и еще более непонятным сыном. Отходит и садится, держась очень прямо и не облокачиваясь на спинку. Я... ждала своего верного друга, священника Блеза. Он повел моего мальчика на реку, мы хотели его крестить. Наверное он не придет - летом здесь слишком много дел. Задумавшись, с некоторым затруднением: У крестьян - пашня? Или что-то... Кажется, да. Сенокос. Неуверенно улыбается. Верно. Сенокос. Окидывает взглядом бумаги и несколько книг. О, чтение и письмо? Но это не ведовство. Иначе вовсе ничего не будешь делать, если не читать и не писать. Немного беспокойно: А вы кто, неизвестный гость? Вы и одеты не по-здешнему, и имени своего не назвали. И чем я могу помочь вам, пока не хотите сказать.
Devon пробует напиток: О. О. Отпивает еще. Хороший рецепт портится плохим изготовлением, а хорошее изготовление - плохим рецептом. У вас же и то и другое хорошо. Вот так отдых для измученного искателя удачных дополнений! Некоторое время молчит, закрыв глаза, и с отсутствующим видом облизывает верхнюю губу кончиком языка. Выглядит это довольно жутко. С неаккуратно скрываемой небрежностью: А этот ваш верный друг, священник Блер... то есть Блез. Откуда у него мальчик? И далеко ли он с ним пошел? Спохватывается и поднимается, тихо крякнув. То, что я не назвал своего имени, совершенно непростительно. Зовут меня Ангус Девон, происхожу я из старинного рода Девонов. Мальчиков у нас принято называть Ангусами, да вот только нарушается эта традиция очень часто. Так что, по совести говоря, за последние лет сто пятьдесят я в семье первый Ангус. Проговорив эту бессмыслицу, садится обратно за стол с видом человека, исполнившего обязательный, но неприятный долг. Строго: Что же вы пишете, Элеанор?
Eleanor подносит руку к голове, на секунду закрывая глаза, затем опускает ее: Очень приятно, господин Девон. У вас фамилия, как река, а у моего сына имя... тоже... почти как название одной английской реки. В ужасе поднимается. Нет. Мне показалось. Снова гостю: Когда вы вошли, вы сказали, что принесли интересные вести, мистер Девон. Что же это за вести? Скажите вы, ибо вы идете к нам из большого мира, а моими мелкими домашними заботами занимать гостя не пристало.
Devon с жовиальным видом отмахивается от этого предложения: Ах, Элеанор! Подумаешь - может, на севере началась очередная война кого-нибудь с пиктами, на юге кого-нибудь с саксами, или на востоке - готов с какими-нибудь лесными жителями. Неужели это важно? Очень прошу занять меня вашими домашними заботами. Напускает философствующий вид и вытягивает ноги - они так длинны, что кажется, будто у него две пары колен. Важность домашних забот недооценивают. Женщине важно, чтобы огонь в очаге горел ровно. Если он чадит и пляшет, женщина волнуется, у нее подгорает ужин, она раздражена. Она со стуком ставит на стол мужу грубую деревянную миску, плохо начищает ему доспех. Муж расстроенный уходит на войну. Голодный, злой, в грязном доспехе. Ему проламывают череп. Он, бедняга, обрушивается на поле брани... не поев даже толком. Так вот и проигрывают войны. А потом - века порабощения, забытые алфавиты, утерянные технологии. И просто горе - вульгарное, сиюминутное, оттого вдвойне острое. Останавливается. Что-то я увлекся. Расскажите, что вас тревожит. Глядишь, помогу советом.
Eleanor с хорошо скрытым изумлением выслушивает гостя: Это все какая-то дикость, господин Девон. Вы пришли зачем-то посмеяться надо мной, но вам это не удастся. Сосредоточившись: Я... не развожу огня в очаге, и у меня нет злого мужа и деревянных мисок. Я вовсе нахожусь здесь не в себе. Где-то там... далеко внизу есть ледяное озеро, и в нем разгадка этих тайн. Поднимается. Мой сын ушел. Пора и мне. Извините, я пойду. Забирайте себе этот дом.
Devon улыбается: Широкий жест! Но дом мне не нужен. У меня есть ледяное озеро, полное разгадок. Немного поворачивается - так, что его бесконечные ноги ненавязчиво оказываются на пути у Элеанор. С грустью: Вы не оценили моей упрощенной схемы механизмов мироздания. Жаль. А я вам пришел рассказать про сына. Вы не ждите его. В этом месте вам с ним больше не увидеться.
Eleanor останавливается, легко дотрагивается пальцами до плеча Девона: Я знаю, что вы. Я сама сказала ему «прощай»; пусть хотя бы он расстанется с этим мороком. Смотрит в разноцветные глаза гостя. Ваша схема и ваше озеро? Так вот, значит, где мы... И вы - не позволите мне узнать, кем я была до этого дома, до этой деревни, до этого имени? Кем я была, до того как стала матерью Мерлина? Женой Дьявола? Кем я была, пока не умерла?
Devon встает и оказывается чуть ли не на полторы головы выше отнюдь не низкой Элеанор. От него еле слышно пахнет мятой и жасмином: Вы не умерли. Какой прок мне от вас мертвой? Я не дам вам умереть. Я обладаю такой властью. Вздыхает. Зачем вам знать, кем вы были? Это, право, несущественно... Кроме того, весьма сложно будет объяснить вам все это, пользуясь вашими временными категориями. Но вы были из хорошего и благородного рода. Ровно: Кроме того, вы были любимой женой дьявола, но сами не знали об этом. Подозреваю, это было не столь важно вам.
Eleanor смотрит в лицо гостя прямо и без страха: Не надо играть подобными словами, сияющая Звезда. Это для вас непонятны такие вещи, как смерть и любовь, а для нас... для меня - бывает только одна любовь и только одна жизнь, и одна смерть. Я не могу быть любимой женой, я могу быть единственной женой. Садится на прежнее место. С высоко поднятой головой: Если мой Ад заключается в том, чтобы всегда находиться здесь, я буду здесь находиться. И никогда не увижу сына, и никогда не увижу никого из тех, кто умер и дорог мне. Ад, Сатана, - это слово «никогда».
Devon с оттенком неудовольствия: Да неужели? Вот так откровение! Может, рассказать вам, что такое «никогда»? Отходит к окну. «Никогда» - это бледное подобие «всегда». Молчит. Затем: Я научился делать ад интересным. Вы не хотели бы взглянуть? Роняет слова, изо рта его тянется дымок: Я мог бы дать вам власть знать и предотвращать будущее, пусть лишь в определенных границах. Вы не хотели бы увидеть, что будет дальше? Поворачивается. Раздельно: Чему и кому вы храните верность? Объясните мне. Я должен знать.
Eleanor, негромко: Senza speme vivemo in desio. Поднимается. Мне интересно. Я знаю: все то интересное, что есть на Земле, - ваше творение. Все те крупицы соли, которые вызывают жажду... жажду жить - это вами раскиданные брильянты. И вы, конечно же, все знаете про мою верность, а говорить о ней вслух я не буду. Неожиданно улыбается: Тем более что и не помню толком. Берет со стола небольшое круглое зеркальце на длинной ручке, смотрится в него. Как странно он сказал - «Мама, ты же Борджа». Наверное, я Борджа, Мессир. Возвращает зеркало на стол, подходит к гостю: Что же будет дальше?
Devon, про себя: A ja se pitam, moja draga... С грустью и энтузиазмом: Дальше будет интересно. Заложение основ европейской мифологии, например. А с вами... Я не дам вас в обиду. В конечном счете - не дам. Еле слышно: Я же должен хоть кому-то похвалиться тем, что создал. Хотя бы одному человеку. C усмешкой: Разделить с кем-то свой дом.
Eleanor шепотом повторяет последние слова Девона, вспоминая, где их однажды слышала.
Blaise, из-за двери: Катарина! Увидев посетителя, быстро приходит в себя, приобретает приличествующий сану вид, одергивает сутану и прячет в рукав деревянную чашу. Кланяется гостю и Элеанор. Хм. Элеанор. Простите, я, видимо, намного перегрелся на солнце, пока шел с реки. После едва заметного колебания: Но вести... радостные, радостные, да.
Devon улыбается и понимающе кивает: Солнце сегодня жаркое, это верно, сэр Энтони. Так что я, наверное, пойду, пока еще тепло. Поворачивается к Элеанор. До встречи, прекрасная хозяйка. Ваш напиток сообщил мне необычную бодрость духа. Блезу, улыбаясь без зубов: До встречи, мой друг.
Eleanor провожает таинственного гостя взглядом, указывает Блезу на стул: Странный сегодня день, отец мой. Меня называют то «Борджа», то «Катарина», вас называют «Энтони». И все-таки радостные вести. Какие же?
Blaise, беспокойно: Кто бы он ни был, Элеанор, не верьте ничему, что этот человек вам говорил. Я опасался за вашу безопасность, меня... ветром гнало к вашему дому. Берется за спинку стула. Откашлявшись, начинает уверенно, но дальше у него как будто медленно кончается воздух: Господь наш, в неистощимой милости своей, даровал мне силу и благодать, дабы... Проводит рукой по лицу. Он... С ним все будет хорошо. Он ушел сейчас, но он вернется.
Eleanor вглядывается в Блеза: Крестили? Делает неопределенный жест правой рукой. Здесь? Здесь есть реки, я знаю. Четыре реки, как бы они ни назывались. Берет манускрипт, на который обратил внимание странный гость, пробегает глазами. Он спрашивал, что я пишу. Я писала письмо моему сыну. Вот:
«Ты и сам понимаешь: наше расставание - хотя бы ты и вернулся, сколько бы раз ты ни возвращался домой, - уже навсегда, но я жду тебя. Ты бы сказал - «ты ведь сама решила, что надо расстаться», и был бы прав. Но одно не мешает другому, правда?»
Подходит к Энтони, легко забирается пальцами в рукав сутаны, достает чашу, разглядывает ее, поворачивая. Чашу эту мимо..? Хорошо. Давайте посидим тихо-тихо. Закрыв ставни и сделав вид, что нас нет. Пусть давешний гость думает, что здесь все спокойно. А потом я убегу. Смотреть на тот Ад, который он сделал интересным.
Blaise тяжело садится: Вы правы. Когда еще нам представится такая возможность. Ловит руку Элеанор, но сразу отпускает ее. Я найду вас, леди Катарина. Везде и всегда. Даже там.
***
S.S. видит, как за окнами в доме закрываются ставни, отходит, двигаясь спиной вперед, от окна, возле которого стоял, и опускается на скамью под вишней. Разглядывает отцветающие ветки и появившиеся уже кое-где зеленые вишенки. Ничего не думает и ничего не говорит.
Devon выходит из-за угла и подходит к S.S.: Вы, наверное, утомлены. Ваше египетское приключение было не из легких.
S.S., сговорчиво: Да. Я утомлен. Оно было не из легких.
Devon, умиротворенно: Ну что ж, раз так, - не думаю, что буду вас утомлять новыми испытаниями. В конце концов, их у вас уже было достаточно, и много еще ожидается. Вам следует немного отдохнуть здесь, под моим патронажем, а затем возвращаться к делам.
S.S., без всякой связи с предыдущим: Я не пойду в этот дом. Пусть хотя бы моя мать умрет один раз, а не несколько, как бы интересно это ни было. Она погибла, и я не буду больше на нее смотреть. Я ее помню слишком хорошо. Встает. Вы правильно рассудили, Мессир, мне больше нечего делать в прошлом. Все, что было можно, все, чего вы не могли сделать сами, я сделал для вас. Плодить сущности нет никакой необходимости. Осталось нам с вами только завершить расчеты.
Devon прислоняется к стене дома. Спокойно: Вы сейчас, очевидно, в том состоянии, когда доказывать вам что-либо нецелесообразно, и даже, возможно, небезопасно. И все-таки мне хотелось бы понять, как именно вы видите себе окончание наших с вами расчетов. Летавшие все это время над домом и деревьями вороны начинают пронзительно перекаркиваться на разные голоса.
S.S.: Небезопасно? Вам? Помилуйте. Я не могу представлять для вас никакой опасности, а для себя я ее представляю постоянно, хоть в ваших владениях, хоть вне них. Прислоняется спиной к яблоне. Я, собственно, думаю, что надо мне отдать вам свой долг, Мессир. Я должен вам душу, так вы уже заберите ее, и мне будет проще знать, что с этим закончено. Когда все завершится, я бы хотел точно так же не быть, как нет моего отца. Это было бы, мнится мне, правильным итогом развития той линии бесконечных наследований падений, которые вы показали мне в предыдущий раз. Ведь есть же вещи, которые должны кончаться совсем. Так вот и пусть. Пусть кончаются.
Woland, размеренно: Вашего отца нет здесь, потому что его никогда и не было. Делает шаг к S.S. А для вас у меня приготовлена иная участь, ибо вы мне нравитесь. Делает еще шаг к S.S. Вороны, кажется, совершенно сошли с ума: они совершенно беспорядочно летают туда-сюда и все время каркают. Поднимается ветер. Яблоня за спиной S.S. пропадает, и все вокруг начинает сменяться мелькающей чередой обстановок: это современный утренний Лондон с мельтешащими машинами, молчаливый темный замок в Тарговисте, вечерний Ватикан зимой. Неизменными остаются только две фигуры. Я открою вам секрет: можно забрать только ту душу, которая уже выполнила свою задачу. Отжила свое. А ваша задача не выполнена. Подходит еще ближе к S.S. Силуэт его удлиняется, один глаз совершенно тухнет и становится черным, а во втором появляется и начинает разгораться алая звезда. Медленно и гулко: Вам не будет покоя.
S.S., не отдавая себе отчета в том, что делает, тянет руку к сияющей звезде, потом, опомнившись, отдергивает ее. Как во сне: Она правильно сказала вам тогда, перед Красными Вратами: я обману вас. Вы думаете, что я буду выполнять вашу задачу, а я буду выполнять свою задачу. Вы сильнее, и не выпускаете меня ни в одну сторону - ни в сторону света, куда мне и так нет пути, ни в сторону тьмы, которой владеете. Вы, Мессир, ангел, а я - человек. Но неравенство сил меня никогда не смущало. Люди могут быть сильнее ангелов на твердой земной почве. Вы полагаете землю землей изгнания, и в ваших глазах горят утерянные звезды. А нам ваши небеса нужны только для того, чтобы наша земля была хорошо видна сверху, но наш дом здесь, а не там. И все, что мы делаем, - это просто обустраиваем этот дом. А все, что делаете вы, - это пытаетесь вернуться назад, играя с нами в игры, чтобы провести время. Возвращается и садится на скамью под вишней. Вам надо отдохнуть. Поднимитесь наверх, Мессир. Там ведь хотя бы табак курится.
Woland оторопело смотрит на S.S., потом неуверенно улыбается: Да что вы! Да что вы, дорогой профессор! Я не ангел - неужели вы до сих пор не поняли? Я перестал быть ангелом в ту секунду, когда корона упала с моей головы. И я, конечно, вовсе не стремлюсь обратно. У меня даже меньше причин хотеть вернуться туда, чем у вас - туда попасть; вас хотя бы ведет любопытство, ну а я-то, выражаясь попросту, что там забыл? Опирается на откуда ни возьмись появившуюся трость. Что же касается «обману» - пожалуйста, обманывайте. Я буду только рад! C удовольствием: Ведь мой ход закончен. Теперь ваша очередь.
S.S., со странным выражением: Бывших сенбернаров не бывает. Короны падают, монархи попадают в изгнание, но сущности это не меняет. Бросает взгляд на дом. Есть вещи, которые можно делать для одного единственного человека, правда? Как же удивительно, когда вдруг понимаешь, кто этот человек. Пожимает плечами, почтительно наклоняет голову и отходит. Я пойду вниз, с вашего позволения. Туда ведь еще надо найти дорогу. Заходите, поиграем в снежки.
Woland поднимает руку и беззаботно машет пальцами в знак прощания. Глаза его абсолютно прозрачны: Поиграем, профессор. Что-то подсказывает мне: вы слепите достойный снежок.
***
S.S. закрывает учебник по древневосточной магии, откладывает его в сторону. Складывает руки на столе и опускает на них голову. Рассеянно: Вот когда мы здесь научимся проводить такие семинары и выездные занятия, как устроил мне Утренняя Звезда, мы сможем претендовать на звание хорошей магической школы. А пока так... детский сад. Закрывает глаза.
* Рисунки (с) www, mau
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Мужская половина)
Оглавление
Раньше (Teaching on the Cloud)