4. Розенкрейцеры и Мушкетеры
Two years later
A woman сворачивает с раскисшей главной дороги вбок и вскоре подъезжает к приземистой, но чистой таверне. Не спешиваясь у порога, отмахивается от слуги, который делает шаг с крыльца, и направляет коня в обход, к конюшням, пригибаясь под перекладиной ворот, хотя в этом нет необходимости - перекладина высокая. Осматривает пустой двор, хмурится. Выезжает обратно, навстречу парню, который спешит, оскальзываясь на глине. Быстро спрыгивает и отдает ему уздечку. Поднимает голову и щурится на солнце, край которого показался из-за быстро разгоняемых ветром туч: Если только он не отправился верхом, на этот раз я его опередила. Набрасывает на густые золотистые волосы капюшон и проходит внутрь.
Le Cardinal сидит за столом в самом плохо освещенном углу трактира и смотрит в окно. На столе перед ним - грубый кубок с вином, пистолет и потрепанная книжица in octavo. Когда золотоволосая путешественница в мужском костюме заходит внутрь, переводит взгляд на вход, достает из кармана миниатюрные песочные часы и ставит их на стол.
A woman останавливается и ждет, пока глаза привыкнут к полумраку. Бросает пару монет из кошелька на поясе трактирщику, потом проходит в угол и устраивается за соседним столиком с Le Cardinal, спиной к нему. Ей подносят такой же бокал с вином. Негромко, в пространство: Добрый день, patron. Кажется, я не так уж сильно опоздала.
Le Cardinal делает знак трактирщику, тот подлетает. Что-то тихо ему говорит, трактирщик отходит к стойке, и через некоторое время румяная служанка выносит группе путешественников в другом углу зала два кувшина с вином. Путешественники приветствуют ее радостными криками, собираются в сбитую группку и принимаются пировать. Не поворачиваясь к женщине: Мне было бы очень приятно увидеть ваше лицо, мадам. Пересаживайтесь ко мне, пожалуйста, иначе мне придется переносить за ваш стол слишком много вещей.
Milady встает, забирает свой кубок и переходит за стол Le Cardinal, усаживаясь на стуле в самом углу. Пригубив вино, отставляет его. Подносит руку к капюшону, но кладет ее на стол перед собой: Прошу извинить меня за дерзость, но я предпочла бы не делать этого сейчас. По дороге за мной на некотором расстоянии следовали двое, которые отстали, когда увидели, что я свернула сюда. Уверяю вас, я почти не изменилась.
Le Cardinal, удовлетворенно: О, это лишь фигура речи. Я довольно хорошо помню, как вы выглядите. Однако слово «почти» заставляет заподозрить, что произошло что-то еще, помимо того, что вы оторвались от преследования. Скользнув взглядом по руке Milady: Дороги неспокойны, но хочется верить, что у нас все получится. Со мной был спутник, и на нас тоже напали - похоже, меня приняли за какого-то испанца, судя по тому, что кричали нападавшие. В результате мы с Лемерсье были вынуждены разделиться, и теперь я дожидаюсь, пока он пришлет известия. И другую лошадь. Что слышно от ваших подопечных?
Milady: Если меня не обманывают мои глаза и уши в Париже, мое присутствие там вовсе не требуется. После того как машина запущена, все фигурки выполняют предписанные им движения, как на башенных часах. Все проходит настолько гладко, что мне чудится в этом подозрительно обманчивая легкость. Поэтому я так тороплюсь присутствовать при последнем действии. Впрочем, приключений на пути у меня более, чем достаточно. Убирает руку. Винтер во Франции.
Le Cardinal, заинтересованно: Милорд Винтер? Тот, чью фамилию вы носите? Но как он попал сюда? Ни в одном из списков прибывших через Пролив его не было. Впрочем, важно не это, а то, встретились ли вы с ним, и если встретились, то как. Делает глоток из своего кубка. Торопиться не следует. Надо четко и аккуратно собрать в одном доме в Буа-Коломб несколько человек и проследить, чтобы они договорились. Но об этом позже. Что же ваш супруг?
Milady: Он из тех, кто не забывает, даже когда это выгодно. Даже когда об этом очень попросили. Я очень благодарна ему за помощь в той неприятной переделке два года назад, но всему есть предел. Отвратительное вино. Делает глоток. Достает из кармана плаща разорванный в клочья лист бумаги. Он искал меня, как оказалось, уже довольно давно. И вот - нашел. Ваше письмо послужило мне при встрече, как тот кусок материи, которой пользуются мужчины в Испании во время их варварских развлечений с быками. Он пришел в ярость, но не посмел дотронуться до меня. Только до моей одежды... и до этого. Высыпает обрывки на стол.
Le Cardinal прикрывает глаза: Хм-ммм... Значит, милорд Винтер имел наивность ожидать от вас, что в благодарность за спасение вашей жизни и чести после убийства герцога, вы останетесь с ним. Или верны ему. Или будете писать ему письма, а не получать письма от своих духовных пастырей? Огорченно цокает языком. Что ж... Я могу его арестовать, если хотите.
Milady: Наивность? Наглость, скорее. Эти англичане, при всей внешней невозмутимости, совершенно теряют голову в простейших жизненных ситуациях. Надо будет устроить ему наглядный урок, если выдастся свободное время. Пусть застанет меня с кем-нибудь в постели, и вам уже не придется никого арестовывать, он сам лопнет от сдерживаемой злости. Но он знает, что я спешу в столицу, этого скрыть мне не удалось. Я сослалась на срочный приказ ее Величества, в услужении которой я имею честь находиться.
Le Cardinal, огорченно: Вот это нехорошо, мадам. В наше время в подобной ситуации может пролиться кровь, а это... знаете ли... очень мешает в работе. Мне кажется, вам надо сделать милорда Винтера своим другом. Неужели вы не найдете для этого слов? Или действий? Право, не хотелось бы усомниться в ваших качествах. Отставляет кубок, слегка поморщившись. Что ж, теперь о делах общественных, если мы пришли к согласию в отношении дел личных.
Milady: Никакой крови, patron. Всего лишь испорченный отдых на юге. Теперь он вместо меня осматривает крепостные стены Каркассона, и сам вряд ли решится последовать этой дорогой в ближайшее время. Распутица. Государственные дела не пристало обсуждать среди швали, и в виду шпионских глаз. Не пора ли спросить комнату?
Le Cardinal сжимает песочные часы в руке, высыпает стеклянную крошку и песок на обрывки письма, которые лежат на столе. Небрежным жестом смахивает все эти разрушения на пол: Письмо в любом случае выполнено шифром, который известен только вам, мне и одному из тех людей, которые ожидают вашего прибытия. Оставим же этот символ всем тем, кто полагает, что в этой стране можно безнаказанно шпионить за ее первым министром. Убирает пистолет и книжку, поднимается, обходит стол, отодвигает стул, помогая Milady встать. Не стану вас убеждать в том, что нам ничего не грозит в этом славном трактире. Пойдемте же, государственные дела не терпят отлагательства.
Milady встает, опираясь на руку Le Cardinal. Поднимается по лестнице, не оглядываясь на него. Проходит мимо одной двери, ногой открывает другую. Раздается женский визг и мужские ругательства. Задумчиво прикрывает эту дверь и входит в следующую. Переступив порог, поворачивается лицом к входящему Le Cardinal. Негромко: Какие указания изволит дать мне ваше Преосвященство?
Le Cardinal откидывает капюшон плаща на плечи Milady, наклоняется к ее уху: Убояться мужа своего, my lady. Весенняя распутица очень обостряет чувства обманутых мужей.
Milady: Мне нечего бояться. Я безукоризненно верна своему обету, отец мой. Расстегивает пряжку плаща и сбрасывает его на пол движением плеч. Мужу придется смириться с тем, что мое сердце отдано... моей родной стране. Тем более, теперь, когда он увидел знак моей верности.
Le Cardinal дотрагивается до высоко подколотых на затылке волос Milady: Как бы мне ни хотелось забыть об этом неприятном инциденте, но не стоит недооценивать англичан с суровыми фамилиями. Могут и догнать. И дотронуться. Касается пуговиц на камзоле Milady. Не только до одежды.
Milady: По вашему приказу я способна на все. Проводит пальцами по щеке Le Cardinal. Я загоню трех коней, ворвусь в покои Monsieur l'Hiver, брошусь на колени и вскричу: «Приди в мои объятья, любимый!» А потом обласкаю его. Или заколю. Или и то, и другое. Как только все, кто должен встретиться завтра в Париже, встретятся и разойдутся.
Le Cardinal перехватывает руку Milady, подносит ее к губам, затем отпускает. Отходит к окну, смотрит вниз: Сегодня, мадам. Сегодня. Я имею в виду, встреча наших подопечных должна произойти сегодня. Молодой Кирхер должен будет уехать. Отца Кампанеллу не спасет половина французской казны, если мы не доставим его обратно Папе в срок, который требуется загоняемым без жалости четвероногим животным, для того чтобы достичь Рима, при условии, что он покинет парижские предместья нынче ночью. Давайте сумеем сделать все это, и тогда я попрошусь в соседнюю комнату с той, где вы будете ласкать и закалывать своего несчастливого супруга, ибо это должно быть впечатляющим зрелищем.
Milady: О. В таком случае, нужно торопиться. Подходит и встает рядом с Le Cardinal у окна. Это простое изменение планов, чтобы сбить со следа возможную слежку, или что-то более серьезное?
Le Cardinal смотрит на Milady: Вы все никак не хотите понять, мадам, что служите человеку, который сам следит за всей этой страной, а не бегает от слежки. И то, что я, подобно вам, переодеваюсь, меняя алый цвет положенного мне по сану одеяния на костюм простого шевалье, не означает, что я не контролирую ситуацию. Это означает лишь то, что есть дела настолько деликатные, что доверить их нельзя вовсе никому. Только вам. Итак. Поправляет завиток волос возле уха Milady. Слух. Вы должны превратиться в слух. Я собираю на этот диспут лучшие умы Европы - для этого выдергивая их из разных и, как вы прекрасно знаете, воюющих или готовящихся воевать, стран, для того чтобы они попытались усилием мысли создать некий продукт, который не даст этой войне стать столетней. Пусть станет... хотя бы Тридцатилетней. И чем дольше Франция не будет вступать в эту войну, тем лучше. Поэтому вашей задачей будет не только обеспечить безопасность наших гостей, но и услышать все то, что они говорят. М-ммм?
Milady: Но разумеется. Благородные господа никак не смогут обойтись без простоватой служанки, которая недостаточно расторопно разносит напитки и старательно наводит порядок. Принимает отсутствующе-глуповатое выражение и хихикает. Серьезно: Кто еще будет присутствовать, из тех, о ком мне пока неизвестно?
Le Cardinal хватается за голову: Нет. Умоляю вас, только не это. Вы никуда не спрячете свои руки... поднимает одну руку Milady и разглядывает ее в луче света, падающем из окна ...свою кожу... проводит ее пальцами по ее шее выше воротника ...и вообще - всю себя. Прошу вас. Встретить каждого в условленном месте. Препроводить в Буа-Коломб. Устроить и распорядиться о том, чтобы у них хватало хорошего вина, хорошей еды, бумаги и чернил. В вашем распоряжении будет достаточный штат слуг, которые все это уже подготовили. Удостовериться, что никто из гостей не покинет совещания раньше времени. Объяснить каждому, что, в случае несоблюдения договоренности о тайном характере этой встречи, их настигнет Божья кара. Передает Milady запечатанное письмо. Здесь список. Четыре человека. Атанасиус Кирхер. Валентин Андреа. Томмазо Кампанелла. И человек, который станет называть себя Кристиан Розенкрейц. Каждый из них будет иметь при себе знаки розы и креста. А Розенкрейц - еще и лилии. Дотрагивается до век Milady, прикрывая ей глаза. Зрение. Вы должны все видеть.
Milady прячет письмо на груди камзола: Лилии? Улыбается, не открывая глаз. Вы никогда не были высокого мнения о моих актерских способностях. Но поверьте мне, ученые мыслители никогда не обращают внимания на такие мелочи, как стоящий перед ними человек, если только этот человек не говорит по-латыни. Все будет исполнено, my Lord.
Le Cardinal, тихо: Но вы же сейчас говорили по-французски.
Milady открывает глаза. Шепотом: Поэтому я и работаю на вас, my Lord, а не провожу время с этими достойными господами. Потому, что с вами я могу не разговаривать вовсе, ни на одном из языков, для того чтобы быть замеченной. Достаточно вот этого... Прикасается кончиками пальцев к своей шее.
Le Cardinal: Хорошо. Отступает на шаг, протягивает руку и дотрагивается до губ Milady. И не забудьте о третьей составляющей вашего задания. О речи. Говорите с ними, когда они будут молчать, и молчите, когда они будут говорить. Последнее: когда они напишут искомый документ, надо будет проследить, чтобы с него не было сделано копий, чтобы он был записан тем шрифтом, который я передавал вам с предыдущей оказией, и чтобы документ в результате оказался у вас. Постарайтесь передать его мне сегодня же. Сегодня ночью. Вы меня найдете. Что-то привлекает его внимание во дворе. Снова смотрит вниз и видит, что в поле зрения влетает его компаньон, который соскакивает с лошади, почти наугад стреляет назад, в досаде швыряет на землю бесполезный пистолет и выхватывает шпагу. Быстро: Так. Моя лошадь, кажется, прибыла. Итак, вам на север, Лемерсье на запад, а мне - туда, откуда он примчался. Это уже, в конце концов, возмутительно. Cлегка кланяется и быстро идет к двери. Выходите через запасной ход. Хозяин предупрежден.
Milady, услышав выстрел, пригибается, но сразу же выпрямляется. Видит, что во двор врываются двое на взмыленных лошадях. Одна из лошадей встает на дыбы, сбрасывая всадника. Тоже идет к двери: Когда уже наконец все эти двойные и тройные шпионы перебьют друг друга. Или сами себя. Постоянно меняться сторонами - это так утомительно. Поднимает свой плащ, наматывает его конец на руку, другой вытягивает клинок из ножен. Сегодня ночью я найду вас.
Le Cardinal ловит Milady в проеме двери, берет за талию и прислоняет ее к косяку. Легко касается губами ее лба: Да благословит вас Господь, дочь моя. Отпускает Milady и быстро спускается по лестнице.
***
Milady в углу небольшой комнаты, у камина, говорит что-то молодому человеку, который с жаром принимается что-то объяснять в ответ. Смеется, прикладывает палец к его губам. За столом двое мужчин негромко переговариваются. Один из них держит в руках перо, которое то и дело заносит над бумагой, но каждый раз откладывает его, продолжая спор. Наконец, оба говорят вместе, замолкают и поднимают головы и смотрят на четвертого участника, который стоит рядом. Тот кивает. Державший перо решительно вписывает несколько слов. Увидев это, быстро целует в щеку своего собеседника, подходит к столу. Наступает тишина: Господа, благодарю вас, от имени короля, Его Преосвященства, Франции и всей Европы. Мягким движением забирает документ. Все происходит как нельзя более вовремя, но времени у нас осталось немного. Синьоры, вас ждет экипаж. Подошедшему молодому человеку: Monsieur Kircher, вам предстоит увлекательное путешествие. Хлопает в ладоши, в комнату входят, кланяясь, двое слуг. Сидевшие за столом уходят с одним из них, молодой человек - с другим. Сворачивает документ, прячет его за лиф и поворачивается, улыбаясь, к последнему участнику, стоявшему молча. Вы почти ничего не говорили, Monsieur Розенкрейц. Или - Herr? Вы немец?
C.R.C., не торопясь, поворачивается к Milady: Я говорил, мадемуазель, только вы не могли услышать. Обметает взглядом вырез ее лифа. Теперь, когда эти трое уехали, я могу и вписать в чудесный манифест, который мы довели до совершенства, еще кое-какие важные пункты.
Milady отходит на шаг: Очень любезное предложение, и в любое другое время я с радостью им воспользовалась бы, но я спешу. К тому же, ваше слово и так только что оказалось решающим в вопросе о представлении монады, предложенной Monsieur Kircher, который так долго не могли разрешить господа за этим столом. Протягивает руку к C.R.C. Мне осталось только получить у вас вашу копию черновика. Или вы можете бросить ее в камин сами.
C.R.C.: О, мою копию... Достает из-за обшлага рукава своего камзола клочок пергамента с текстом. Медлит. Как жалко было бы расстаться с ним... Все-таки это ведь Розенкрейцерский манифест, наша Fama Fraternitas, а я и есть Кристиан Розенкрейц, или отец C.R.C., которому этот манифест предложено приписать, скрыв авторство юного, но в чем-то уже бессмертного отца Кирхера, утопичного отца Кампанеллы, самозванного господина Андреа и, конечно, предусмотрительного кардинала Ришелье, который накидал нам всем для обсуждения скелет этого документа. Неожиданно сверкнув одним черным глазом, в то время как другой его глаз методически меняет оттенки, в упор гипнотизируя Milady: Давайте считать, что я немец. Германия достаточно раздроблена, чтобы мы могли не входить в такие частности.
Milady тянется рукой к отвороту, потом встряхивает головой: Да... Вот видите, Herr, ваше место в истории уже обеспечено, ваше имя всегда будут упоминать теперь рядом с этим документом. А я - всего лишь женщина, выполняющая приказы, о которой никогда никто не вспомнит. Черновик, прошу вас.
C.R.C. неожиданно громко смеется: Может быть, поменяемся? У вас будет мой автограф, у меня ваша бумажка. Мой автограф дороже, клянусь честью. Еще немного посмотрев на Milady, комкает черновик и кидает его в камин. Как хотите. Я сам спишусь с Его Преосвященством. Вы ведь поспешите к нему сейчас, чтобы доставить плод наших усилий?
Milady: Обязательно. Для меня это приключение не заканчивается до тех пор, пока я не доставлю ему манифест. Поворачивается и собирается уходить. Останавливается, подходит снова к C.R.C. Негромко: У меня нет никаких указаний о том, куда проводить после встречи вас и как обеспечить вашу безопасность.
C.R.C. вальяжно отводит руку в сторону, затем описывает ею неопределенный полукруг вверх: Меня - никуда. Отец C.R.C. везде дома, и вся земля - его дом. Выдерживает паузу. А вот вам, моя дорогая мадемуазель, я бы сказал на прощанье, да на долгую дорожку несколько многозначительных фраз. Если вы разрешите. Непозволительно высоко поднимает левую бровь.
Milady коротко улыбается: Дорога отсюда до дворца, по ночному Парижу, никак не может быть долгой. Разумеется. Я уже сказала все, что было необходимо, теперь я - зрение и слух.
C.R.C., туманно: Не бывает коротких дорог, мадемуазель. Человек может свернуть шею на ровном месте, а уж занимаясь такой работой, как у вас, рискуешь своей шеей ежеминутно. Я, мадемуазель, учитывая все то, что мы тут понаписали, подозреваю, что это будет ваше последнее, хотя и славное задание.
Milady: Я неплохо фехтую, и могу при необходимости отбиться от троих... четверых вооруженных мужчин. А без оружия я действую еще более эффективно. Спасибо за вашу заботу, Herr Розенкрейц, но последней эту работу назвать никак невозможно. У меня слишком много дел. Даже о паре дней отдыха речь, скорее всего, не идет. Тише: И я понятия не имею, что вы тут... понаписали.
C.R.C. подходит к Milady, отечески склоняется над ней: Мне жаль вас, юная и благородная дама. Помогать своей родине в эту тяжелую годину - задача наидостойнейшая. Но в тяжелую годину людей, которые причастны к истокам... к корню проблем, сотрясающих всю Европу и отзывающихся даже за ее пределами, может быть весьма ограниченное количество. Никак не больше пяти. Считая Его Преосвященство. Поэтому... Прикладывает палец к губам: Поэтому вам надо выбрать - жизнь или этот документ. Как только вы доставите этот документ кардиналу, считайте, вы мертвы. Я не удивлюсь, если он не замедлит сделать это сам. Собственно, он дал мне понять, что свидетелей не останется. А теперь мне пора.
Milady: Вы... Он мог сказать вам и это, и еще многое другое. Я знаю, когда и кому следует верить. У меня нет никаких причин верить вам. А у него было уже достаточно возожностей... сделать это. И даже более того - достаточно одного слова, чтобы я сделала это сама. Или же - убила любого из четырех. В любых сочетаниях. Приседает, кланяясь. А эта лилия не идет к вам и вашему имени.
C.R.C. снова смеется, но на этот раз почти удовлетворенно. Странным тоном: Верность. О, да. Верность. Духовным лицам. Срывает с шеи пропущенную между пуговиц его камзола золотую цепочку с медальоном в форме белой лилии, вкладывает ее в руку Milady. Вам это пойдет больше, мадемуазель. Считайте, что я архангел Гавриил, принесший вам благую весть. Чуть больше непорочности, и вы бы... Замолкает и кланяется. Отступает к двери. Посмотрите за меня в глаза Его Высокопреосвященству. Думаю, он увидит в ваших прекрасных очах то, что я хотел бы ему передать. Выходит.
Milady зажмуривается, с силой сжимает медальон. Вскрикивает. Разжимает руку, видит, что эмаль впилась углом в мякоть ладони, вытаскивает ее, подносит руку к губам, но замечает, что крови нет. Делает неуверенный шаг, бледнеет и опирается о стол. Постояв, нашаривает на столе бокал с вином, делает глоток, швыряет его в камин. Медленно достает бумагу из-за отворота, бросает ее на стол. Завязывает тонкую цепочку с лилией на шее. Распускает шнуровку платья, сдвигает его с плеч, опускает ниже, приседает, потом переступает через него. Отходит в угол, раскрывает дорожную сумку и достает оттуда мужскую одежду и сапоги. Быстро переодевается, убирает документ. Носком сапога задумчиво дотрагивается до сброшенного платья. Твердеющей походкой выходит, сжимая в ладони лилию, висящую на груди.
***
Le Cardinal подъезжает к Лувру со стороны моста через Сену, быстро взглядывая на почти совсем темное небо. Спешивается, делает знак куда-то вбок, к нему подходит юноша в неброском одеянии; отдает юноше поводья. Надевает черную полумаску, ниже надвигает шляпу, проверяет шпагу на бедре, отпускает юношу жестом и идет ко входу во дворец.
Porthos с трудом поднимается на ноги с нижней ступеньки лестницы, охлопывает накидку и преграждает путь идущему: Потише, потише, Monsieur. Давайте знакомиться сначала. Зачем спешить, если дело у вас не государственное.
Le Cardinal достает из-за обшлага рукава камзола свиток, запечатанный кардинальской печатью, и показывает его Портосу: Дело у меня государственное, Monsieur. Я, как и вы, нахожусь на службе, поэтому было бы хорошо, если бы вы выбрали для своей службы место, не совпадающее с тем местом, через которое мне нужно пройти.
Porthos, обиженно: Ну, прямо сразу уже и на дыбы. Я тоже не просился этой ночью в караул, кабы не честь и достоинство, давно бы уже в постели был с хорошенькой служаночкой... Тянется за свитком, но Le Cardinal отводит руку. Успевает разглядеть печать. Кладет руку на рукоять шпаги. А вот вам придется все же подождать. Вдруг громко и коротко свистит в два пальца. Их величества порядок любят, сейчас все по протоколу проверим, занесем, и пойдете, не успеет ночь закончиться.
Le Cardinal извлекает шпагу, приставляет ее к горлу Портоса. Тихо: Сейчас мы прокрутим вам в горле чудесную маленькую дырочку, Monsieur, и вам будет еще удобнее свистеть. Идите к своей хорошенькой служаночке, пока не поздно.
D’Artagnan выскакивает из-за поворота, приближается к Портосу и человеку в черном, на бегу выхватывая шпагу: Это что, Портос? Помахивая шпагой перед лицом неизвестного: Будьте любезны отвести оружие от шеи моего друга, иначе я могу вас уколоть!
Le Cardinal немного отступает, чтобы держать в поле зрения обоих мушкетеров, слегка опускает шпагу: А. У вас тут целый ночной дозор. Отлично. Тогда сходите оба и позовите третьего. И четвертого заодно.
Porthos крутит головой. К D'Artagnan: Вы представляете, друг мой - меня, похоже, за грабителя приняли. Раз! вжик! шпага у горла! Со мной едва истерика не сделалась. Как вы думаете - слушать ли его совета, или сами справимся?
D’Artagnan: Справимся конечно! Начинает теснить незнакомца, но получает неожиданно твердый и аккуратный отпор. Да вы, Monsieur, похоже, задумали что-то недоброе! Вы не шпион ли?
Le Cardinal, отбив очередной проход Д'Артаньяна, обходит его и снова оказывается возле входа перед Портосом. Размеренно: У меня, господа, приказ. И знак, который должен быть для вас достаточным, для того чтобы вы не только не задавали вопросов, но и быстро сделали вид, что никого здесь не видели. Всех сегодняшних шпионов вы уже пропустили во дворец.
Athos спускается по лестнице: Oh la la! Друзья, довольно этих звуков! Впрочем, может быть, я неправ, потому что звуки я слышу приятные и сладостные - сталь встречается со сталью. Подходит к Le Cardinal. Monsieur, кто бы вы ни были, вам не запугать мушкетеров короля. А служим мы исключительно ему, и не пропустим никого, будь это хоть сам дьявол.
Le Cardinal слегка поворачивается к Атосу: Вы выглядите наиболее разумным из всех участников этой нелепой стычки, monsieur. Так объясните же своим друзьям, что во дворец зачастую проходят люди, которые служат королю и Франции с не меньшим усердием, чем вы сами, ибо мне некогда услаждать ваши уши звуками битв.
D’Artagnan, возбужденно: Но какова дерзость, monsieur! Ваше счастье, что нас трое, а вы один, иначе я немедленно разделал бы вас на жаркое!
Porthos: Жаркое? Где?
Le Cardinal, ледяным тоном: Мы сможем поговорить об этом позже, Monsieur D’Artagnan, после того как я выполню свою миссию. Увы, Его преосвященство запретил дуэли указом, поэтому мне придется просто вас отшлепать. Но не сейчас. Пытается обойти Портоса, но быстро понимает, что это совершенно невозможно. Указывает куда-то в сторону: Ближайшее жаркое необходимого вам размера находится там, M-r Porthos.
Athos: Я не понимаю, откуда вы можете знать наши имена, Monsieur... мы имеем честь быть знакомыми? В таком случае, назовите свое дело, предъявите грамоту, откройте лицо, наконец, и я уверен, что мы придем к взаимно устраивающему всех соглашению.
Aramis бесшумно появляется и подходит к группе возле входа во дворец. Не торопится вынимать шпагу и внимательно оглядывает друзей и незнакомца в маске. Вкрадчиво: Доброй ночи, друзья мои. Доброй ночи... monsieur le... Monsieur.
Le Cardinal возвращает шпагу в ножны, складывает руки на груди. Осмотрев четырех мушкетеров: Похоже, вы здесь везде, господа. Я бы даже и не был против назвать свое имя, дело, и открыть лицо, но это уже вопрос принципа. Либо вы пропускаете во дворец человека, имеющего право в него войти, когда он обладает верительной грамотой кардинала, либо вы его не пропускаете, и тогда, после того как я закончу свою миссию в Лувре, вы ответите перед первым министром Франции по всей строгости. У вас все еще есть шанс.
Porthos: Ах, принципа? В таком случае, нам ничего не остается, как драться. Притворно вздыхает. Приободрившись: А на каждого первого министра найдется король.
D’Artagnan, возмущенно: Ну, знаете ли! Либо отшлепать, либо отвечать перед кардиналом! Давайте как-нибудь по порядку! Подкручивает усы, недовольно оценивая обманчиво расслабленную позу незнакомца.
Athos: Ну, что ж. Значит, Его Высокопреосвященство не отпустит нам наших грехов, а их у нас предостаточно, так что нам еще по одному греху на брата. Но уступать свою очередь я не намерен, будем бросать жребий. А то знаю я вас, второму может ничего и не достаться.
Aramis видит, что незнакомец снова вытаскивает шпагу, с пренебрежительным и обреченным видом, хотя, кажется, не может скрыть, что очень спешит. Подходит к друзьям, сведя пальцы домиком. Атосу: Прости, Атос, но мне кажется, было бы разумно, если бы вы отошли в сторону, а я бы поговорил с этим господином. Мне кажется, я его узнал. И еще мне кажется, что у него есть все основания не говорить, что ему нужно во дворце в это время суток. А также все основания надеяться на то, что он сможет войти во дворец беспрепятственно и даже не снимая маски. Мило улыбается.
Athos смотрит подозрительно: Ты и твои случайные знакомства, когда-нибудь они доведут нас до беды. Ты слишком доверяешь людям, а все дело в твоей молодости и неопытности. Кладет руку на плечо Арамису. Если что, то мы неподалеку, дружище. Отходит, увлекая с собой Портоса и Д'Артаньяна, первого - с трудом, похлопывая его по животу. Все трое останавливаются у края лестницы. Портос немедленно принимается рассказывать полушепотом что-то крайне неприличное.
Aramis подходит к незнакомцу и склоняется в поклоне: Простите, Ваше... простите, monsieur, я слишком поздно подошел. Не потребуется ли вам спутник в коридорах дворца?
Le Cardinal вздыхает, в очередной раз убирает шпагу в ножны: Благодарю, Monsieur D'Herblay. Вас ждет большое будущее. Хотя я этого, увы, уже не увижу. Вернитесь к исполнению своих обязанностей, прошу вас. Кивает Арамису и входит во дворец.
* Рисунки (с) www
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Королева и Лилия)
Оглавление
Раньше (Каменоломня, Китай, Франция)
A woman сворачивает с раскисшей главной дороги вбок и вскоре подъезжает к приземистой, но чистой таверне. Не спешиваясь у порога, отмахивается от слуги, который делает шаг с крыльца, и направляет коня в обход, к конюшням, пригибаясь под перекладиной ворот, хотя в этом нет необходимости - перекладина высокая. Осматривает пустой двор, хмурится. Выезжает обратно, навстречу парню, который спешит, оскальзываясь на глине. Быстро спрыгивает и отдает ему уздечку. Поднимает голову и щурится на солнце, край которого показался из-за быстро разгоняемых ветром туч: Если только он не отправился верхом, на этот раз я его опередила. Набрасывает на густые золотистые волосы капюшон и проходит внутрь.
Le Cardinal сидит за столом в самом плохо освещенном углу трактира и смотрит в окно. На столе перед ним - грубый кубок с вином, пистолет и потрепанная книжица in octavo. Когда золотоволосая путешественница в мужском костюме заходит внутрь, переводит взгляд на вход, достает из кармана миниатюрные песочные часы и ставит их на стол.
A woman останавливается и ждет, пока глаза привыкнут к полумраку. Бросает пару монет из кошелька на поясе трактирщику, потом проходит в угол и устраивается за соседним столиком с Le Cardinal, спиной к нему. Ей подносят такой же бокал с вином. Негромко, в пространство: Добрый день, patron. Кажется, я не так уж сильно опоздала.
Le Cardinal делает знак трактирщику, тот подлетает. Что-то тихо ему говорит, трактирщик отходит к стойке, и через некоторое время румяная служанка выносит группе путешественников в другом углу зала два кувшина с вином. Путешественники приветствуют ее радостными криками, собираются в сбитую группку и принимаются пировать. Не поворачиваясь к женщине: Мне было бы очень приятно увидеть ваше лицо, мадам. Пересаживайтесь ко мне, пожалуйста, иначе мне придется переносить за ваш стол слишком много вещей.
Milady встает, забирает свой кубок и переходит за стол Le Cardinal, усаживаясь на стуле в самом углу. Пригубив вино, отставляет его. Подносит руку к капюшону, но кладет ее на стол перед собой: Прошу извинить меня за дерзость, но я предпочла бы не делать этого сейчас. По дороге за мной на некотором расстоянии следовали двое, которые отстали, когда увидели, что я свернула сюда. Уверяю вас, я почти не изменилась.
Le Cardinal, удовлетворенно: О, это лишь фигура речи. Я довольно хорошо помню, как вы выглядите. Однако слово «почти» заставляет заподозрить, что произошло что-то еще, помимо того, что вы оторвались от преследования. Скользнув взглядом по руке Milady: Дороги неспокойны, но хочется верить, что у нас все получится. Со мной был спутник, и на нас тоже напали - похоже, меня приняли за какого-то испанца, судя по тому, что кричали нападавшие. В результате мы с Лемерсье были вынуждены разделиться, и теперь я дожидаюсь, пока он пришлет известия. И другую лошадь. Что слышно от ваших подопечных?
Milady: Если меня не обманывают мои глаза и уши в Париже, мое присутствие там вовсе не требуется. После того как машина запущена, все фигурки выполняют предписанные им движения, как на башенных часах. Все проходит настолько гладко, что мне чудится в этом подозрительно обманчивая легкость. Поэтому я так тороплюсь присутствовать при последнем действии. Впрочем, приключений на пути у меня более, чем достаточно. Убирает руку. Винтер во Франции.
Le Cardinal, заинтересованно: Милорд Винтер? Тот, чью фамилию вы носите? Но как он попал сюда? Ни в одном из списков прибывших через Пролив его не было. Впрочем, важно не это, а то, встретились ли вы с ним, и если встретились, то как. Делает глоток из своего кубка. Торопиться не следует. Надо четко и аккуратно собрать в одном доме в Буа-Коломб несколько человек и проследить, чтобы они договорились. Но об этом позже. Что же ваш супруг?
Milady: Он из тех, кто не забывает, даже когда это выгодно. Даже когда об этом очень попросили. Я очень благодарна ему за помощь в той неприятной переделке два года назад, но всему есть предел. Отвратительное вино. Делает глоток. Достает из кармана плаща разорванный в клочья лист бумаги. Он искал меня, как оказалось, уже довольно давно. И вот - нашел. Ваше письмо послужило мне при встрече, как тот кусок материи, которой пользуются мужчины в Испании во время их варварских развлечений с быками. Он пришел в ярость, но не посмел дотронуться до меня. Только до моей одежды... и до этого. Высыпает обрывки на стол.
Le Cardinal прикрывает глаза: Хм-ммм... Значит, милорд Винтер имел наивность ожидать от вас, что в благодарность за спасение вашей жизни и чести после убийства герцога, вы останетесь с ним. Или верны ему. Или будете писать ему письма, а не получать письма от своих духовных пастырей? Огорченно цокает языком. Что ж... Я могу его арестовать, если хотите.
Milady: Наивность? Наглость, скорее. Эти англичане, при всей внешней невозмутимости, совершенно теряют голову в простейших жизненных ситуациях. Надо будет устроить ему наглядный урок, если выдастся свободное время. Пусть застанет меня с кем-нибудь в постели, и вам уже не придется никого арестовывать, он сам лопнет от сдерживаемой злости. Но он знает, что я спешу в столицу, этого скрыть мне не удалось. Я сослалась на срочный приказ ее Величества, в услужении которой я имею честь находиться.
Le Cardinal, огорченно: Вот это нехорошо, мадам. В наше время в подобной ситуации может пролиться кровь, а это... знаете ли... очень мешает в работе. Мне кажется, вам надо сделать милорда Винтера своим другом. Неужели вы не найдете для этого слов? Или действий? Право, не хотелось бы усомниться в ваших качествах. Отставляет кубок, слегка поморщившись. Что ж, теперь о делах общественных, если мы пришли к согласию в отношении дел личных.
Milady: Никакой крови, patron. Всего лишь испорченный отдых на юге. Теперь он вместо меня осматривает крепостные стены Каркассона, и сам вряд ли решится последовать этой дорогой в ближайшее время. Распутица. Государственные дела не пристало обсуждать среди швали, и в виду шпионских глаз. Не пора ли спросить комнату?
Le Cardinal сжимает песочные часы в руке, высыпает стеклянную крошку и песок на обрывки письма, которые лежат на столе. Небрежным жестом смахивает все эти разрушения на пол: Письмо в любом случае выполнено шифром, который известен только вам, мне и одному из тех людей, которые ожидают вашего прибытия. Оставим же этот символ всем тем, кто полагает, что в этой стране можно безнаказанно шпионить за ее первым министром. Убирает пистолет и книжку, поднимается, обходит стол, отодвигает стул, помогая Milady встать. Не стану вас убеждать в том, что нам ничего не грозит в этом славном трактире. Пойдемте же, государственные дела не терпят отлагательства.
Milady встает, опираясь на руку Le Cardinal. Поднимается по лестнице, не оглядываясь на него. Проходит мимо одной двери, ногой открывает другую. Раздается женский визг и мужские ругательства. Задумчиво прикрывает эту дверь и входит в следующую. Переступив порог, поворачивается лицом к входящему Le Cardinal. Негромко: Какие указания изволит дать мне ваше Преосвященство?
Le Cardinal откидывает капюшон плаща на плечи Milady, наклоняется к ее уху: Убояться мужа своего, my lady. Весенняя распутица очень обостряет чувства обманутых мужей.
Milady: Мне нечего бояться. Я безукоризненно верна своему обету, отец мой. Расстегивает пряжку плаща и сбрасывает его на пол движением плеч. Мужу придется смириться с тем, что мое сердце отдано... моей родной стране. Тем более, теперь, когда он увидел знак моей верности.
Le Cardinal дотрагивается до высоко подколотых на затылке волос Milady: Как бы мне ни хотелось забыть об этом неприятном инциденте, но не стоит недооценивать англичан с суровыми фамилиями. Могут и догнать. И дотронуться. Касается пуговиц на камзоле Milady. Не только до одежды.
Milady: По вашему приказу я способна на все. Проводит пальцами по щеке Le Cardinal. Я загоню трех коней, ворвусь в покои Monsieur l'Hiver, брошусь на колени и вскричу: «Приди в мои объятья, любимый!» А потом обласкаю его. Или заколю. Или и то, и другое. Как только все, кто должен встретиться завтра в Париже, встретятся и разойдутся.
Le Cardinal перехватывает руку Milady, подносит ее к губам, затем отпускает. Отходит к окну, смотрит вниз: Сегодня, мадам. Сегодня. Я имею в виду, встреча наших подопечных должна произойти сегодня. Молодой Кирхер должен будет уехать. Отца Кампанеллу не спасет половина французской казны, если мы не доставим его обратно Папе в срок, который требуется загоняемым без жалости четвероногим животным, для того чтобы достичь Рима, при условии, что он покинет парижские предместья нынче ночью. Давайте сумеем сделать все это, и тогда я попрошусь в соседнюю комнату с той, где вы будете ласкать и закалывать своего несчастливого супруга, ибо это должно быть впечатляющим зрелищем.
Milady: О. В таком случае, нужно торопиться. Подходит и встает рядом с Le Cardinal у окна. Это простое изменение планов, чтобы сбить со следа возможную слежку, или что-то более серьезное?
Le Cardinal смотрит на Milady: Вы все никак не хотите понять, мадам, что служите человеку, который сам следит за всей этой страной, а не бегает от слежки. И то, что я, подобно вам, переодеваюсь, меняя алый цвет положенного мне по сану одеяния на костюм простого шевалье, не означает, что я не контролирую ситуацию. Это означает лишь то, что есть дела настолько деликатные, что доверить их нельзя вовсе никому. Только вам. Итак. Поправляет завиток волос возле уха Milady. Слух. Вы должны превратиться в слух. Я собираю на этот диспут лучшие умы Европы - для этого выдергивая их из разных и, как вы прекрасно знаете, воюющих или готовящихся воевать, стран, для того чтобы они попытались усилием мысли создать некий продукт, который не даст этой войне стать столетней. Пусть станет... хотя бы Тридцатилетней. И чем дольше Франция не будет вступать в эту войну, тем лучше. Поэтому вашей задачей будет не только обеспечить безопасность наших гостей, но и услышать все то, что они говорят. М-ммм?
Milady: Но разумеется. Благородные господа никак не смогут обойтись без простоватой служанки, которая недостаточно расторопно разносит напитки и старательно наводит порядок. Принимает отсутствующе-глуповатое выражение и хихикает. Серьезно: Кто еще будет присутствовать, из тех, о ком мне пока неизвестно?
Le Cardinal хватается за голову: Нет. Умоляю вас, только не это. Вы никуда не спрячете свои руки... поднимает одну руку Milady и разглядывает ее в луче света, падающем из окна ...свою кожу... проводит ее пальцами по ее шее выше воротника ...и вообще - всю себя. Прошу вас. Встретить каждого в условленном месте. Препроводить в Буа-Коломб. Устроить и распорядиться о том, чтобы у них хватало хорошего вина, хорошей еды, бумаги и чернил. В вашем распоряжении будет достаточный штат слуг, которые все это уже подготовили. Удостовериться, что никто из гостей не покинет совещания раньше времени. Объяснить каждому, что, в случае несоблюдения договоренности о тайном характере этой встречи, их настигнет Божья кара. Передает Milady запечатанное письмо. Здесь список. Четыре человека. Атанасиус Кирхер. Валентин Андреа. Томмазо Кампанелла. И человек, который станет называть себя Кристиан Розенкрейц. Каждый из них будет иметь при себе знаки розы и креста. А Розенкрейц - еще и лилии. Дотрагивается до век Milady, прикрывая ей глаза. Зрение. Вы должны все видеть.
Milady прячет письмо на груди камзола: Лилии? Улыбается, не открывая глаз. Вы никогда не были высокого мнения о моих актерских способностях. Но поверьте мне, ученые мыслители никогда не обращают внимания на такие мелочи, как стоящий перед ними человек, если только этот человек не говорит по-латыни. Все будет исполнено, my Lord.
Le Cardinal, тихо: Но вы же сейчас говорили по-французски.
Milady открывает глаза. Шепотом: Поэтому я и работаю на вас, my Lord, а не провожу время с этими достойными господами. Потому, что с вами я могу не разговаривать вовсе, ни на одном из языков, для того чтобы быть замеченной. Достаточно вот этого... Прикасается кончиками пальцев к своей шее.
Le Cardinal: Хорошо. Отступает на шаг, протягивает руку и дотрагивается до губ Milady. И не забудьте о третьей составляющей вашего задания. О речи. Говорите с ними, когда они будут молчать, и молчите, когда они будут говорить. Последнее: когда они напишут искомый документ, надо будет проследить, чтобы с него не было сделано копий, чтобы он был записан тем шрифтом, который я передавал вам с предыдущей оказией, и чтобы документ в результате оказался у вас. Постарайтесь передать его мне сегодня же. Сегодня ночью. Вы меня найдете. Что-то привлекает его внимание во дворе. Снова смотрит вниз и видит, что в поле зрения влетает его компаньон, который соскакивает с лошади, почти наугад стреляет назад, в досаде швыряет на землю бесполезный пистолет и выхватывает шпагу. Быстро: Так. Моя лошадь, кажется, прибыла. Итак, вам на север, Лемерсье на запад, а мне - туда, откуда он примчался. Это уже, в конце концов, возмутительно. Cлегка кланяется и быстро идет к двери. Выходите через запасной ход. Хозяин предупрежден.
Milady, услышав выстрел, пригибается, но сразу же выпрямляется. Видит, что во двор врываются двое на взмыленных лошадях. Одна из лошадей встает на дыбы, сбрасывая всадника. Тоже идет к двери: Когда уже наконец все эти двойные и тройные шпионы перебьют друг друга. Или сами себя. Постоянно меняться сторонами - это так утомительно. Поднимает свой плащ, наматывает его конец на руку, другой вытягивает клинок из ножен. Сегодня ночью я найду вас.
Le Cardinal ловит Milady в проеме двери, берет за талию и прислоняет ее к косяку. Легко касается губами ее лба: Да благословит вас Господь, дочь моя. Отпускает Milady и быстро спускается по лестнице.
***
Milady в углу небольшой комнаты, у камина, говорит что-то молодому человеку, который с жаром принимается что-то объяснять в ответ. Смеется, прикладывает палец к его губам. За столом двое мужчин негромко переговариваются. Один из них держит в руках перо, которое то и дело заносит над бумагой, но каждый раз откладывает его, продолжая спор. Наконец, оба говорят вместе, замолкают и поднимают головы и смотрят на четвертого участника, который стоит рядом. Тот кивает. Державший перо решительно вписывает несколько слов. Увидев это, быстро целует в щеку своего собеседника, подходит к столу. Наступает тишина: Господа, благодарю вас, от имени короля, Его Преосвященства, Франции и всей Европы. Мягким движением забирает документ. Все происходит как нельзя более вовремя, но времени у нас осталось немного. Синьоры, вас ждет экипаж. Подошедшему молодому человеку: Monsieur Kircher, вам предстоит увлекательное путешествие. Хлопает в ладоши, в комнату входят, кланяясь, двое слуг. Сидевшие за столом уходят с одним из них, молодой человек - с другим. Сворачивает документ, прячет его за лиф и поворачивается, улыбаясь, к последнему участнику, стоявшему молча. Вы почти ничего не говорили, Monsieur Розенкрейц. Или - Herr? Вы немец?
C.R.C., не торопясь, поворачивается к Milady: Я говорил, мадемуазель, только вы не могли услышать. Обметает взглядом вырез ее лифа. Теперь, когда эти трое уехали, я могу и вписать в чудесный манифест, который мы довели до совершенства, еще кое-какие важные пункты.
Milady отходит на шаг: Очень любезное предложение, и в любое другое время я с радостью им воспользовалась бы, но я спешу. К тому же, ваше слово и так только что оказалось решающим в вопросе о представлении монады, предложенной Monsieur Kircher, который так долго не могли разрешить господа за этим столом. Протягивает руку к C.R.C. Мне осталось только получить у вас вашу копию черновика. Или вы можете бросить ее в камин сами.
C.R.C.: О, мою копию... Достает из-за обшлага рукава своего камзола клочок пергамента с текстом. Медлит. Как жалко было бы расстаться с ним... Все-таки это ведь Розенкрейцерский манифест, наша Fama Fraternitas, а я и есть Кристиан Розенкрейц, или отец C.R.C., которому этот манифест предложено приписать, скрыв авторство юного, но в чем-то уже бессмертного отца Кирхера, утопичного отца Кампанеллы, самозванного господина Андреа и, конечно, предусмотрительного кардинала Ришелье, который накидал нам всем для обсуждения скелет этого документа. Неожиданно сверкнув одним черным глазом, в то время как другой его глаз методически меняет оттенки, в упор гипнотизируя Milady: Давайте считать, что я немец. Германия достаточно раздроблена, чтобы мы могли не входить в такие частности.
Milady тянется рукой к отвороту, потом встряхивает головой: Да... Вот видите, Herr, ваше место в истории уже обеспечено, ваше имя всегда будут упоминать теперь рядом с этим документом. А я - всего лишь женщина, выполняющая приказы, о которой никогда никто не вспомнит. Черновик, прошу вас.
C.R.C. неожиданно громко смеется: Может быть, поменяемся? У вас будет мой автограф, у меня ваша бумажка. Мой автограф дороже, клянусь честью. Еще немного посмотрев на Milady, комкает черновик и кидает его в камин. Как хотите. Я сам спишусь с Его Преосвященством. Вы ведь поспешите к нему сейчас, чтобы доставить плод наших усилий?
Milady: Обязательно. Для меня это приключение не заканчивается до тех пор, пока я не доставлю ему манифест. Поворачивается и собирается уходить. Останавливается, подходит снова к C.R.C. Негромко: У меня нет никаких указаний о том, куда проводить после встречи вас и как обеспечить вашу безопасность.
C.R.C. вальяжно отводит руку в сторону, затем описывает ею неопределенный полукруг вверх: Меня - никуда. Отец C.R.C. везде дома, и вся земля - его дом. Выдерживает паузу. А вот вам, моя дорогая мадемуазель, я бы сказал на прощанье, да на долгую дорожку несколько многозначительных фраз. Если вы разрешите. Непозволительно высоко поднимает левую бровь.
Milady коротко улыбается: Дорога отсюда до дворца, по ночному Парижу, никак не может быть долгой. Разумеется. Я уже сказала все, что было необходимо, теперь я - зрение и слух.
C.R.C., туманно: Не бывает коротких дорог, мадемуазель. Человек может свернуть шею на ровном месте, а уж занимаясь такой работой, как у вас, рискуешь своей шеей ежеминутно. Я, мадемуазель, учитывая все то, что мы тут понаписали, подозреваю, что это будет ваше последнее, хотя и славное задание.
Milady: Я неплохо фехтую, и могу при необходимости отбиться от троих... четверых вооруженных мужчин. А без оружия я действую еще более эффективно. Спасибо за вашу заботу, Herr Розенкрейц, но последней эту работу назвать никак невозможно. У меня слишком много дел. Даже о паре дней отдыха речь, скорее всего, не идет. Тише: И я понятия не имею, что вы тут... понаписали.
C.R.C. подходит к Milady, отечески склоняется над ней: Мне жаль вас, юная и благородная дама. Помогать своей родине в эту тяжелую годину - задача наидостойнейшая. Но в тяжелую годину людей, которые причастны к истокам... к корню проблем, сотрясающих всю Европу и отзывающихся даже за ее пределами, может быть весьма ограниченное количество. Никак не больше пяти. Считая Его Преосвященство. Поэтому... Прикладывает палец к губам: Поэтому вам надо выбрать - жизнь или этот документ. Как только вы доставите этот документ кардиналу, считайте, вы мертвы. Я не удивлюсь, если он не замедлит сделать это сам. Собственно, он дал мне понять, что свидетелей не останется. А теперь мне пора.
Milady: Вы... Он мог сказать вам и это, и еще многое другое. Я знаю, когда и кому следует верить. У меня нет никаких причин верить вам. А у него было уже достаточно возожностей... сделать это. И даже более того - достаточно одного слова, чтобы я сделала это сама. Или же - убила любого из четырех. В любых сочетаниях. Приседает, кланяясь. А эта лилия не идет к вам и вашему имени.
C.R.C. снова смеется, но на этот раз почти удовлетворенно. Странным тоном: Верность. О, да. Верность. Духовным лицам. Срывает с шеи пропущенную между пуговиц его камзола золотую цепочку с медальоном в форме белой лилии, вкладывает ее в руку Milady. Вам это пойдет больше, мадемуазель. Считайте, что я архангел Гавриил, принесший вам благую весть. Чуть больше непорочности, и вы бы... Замолкает и кланяется. Отступает к двери. Посмотрите за меня в глаза Его Высокопреосвященству. Думаю, он увидит в ваших прекрасных очах то, что я хотел бы ему передать. Выходит.
Milady зажмуривается, с силой сжимает медальон. Вскрикивает. Разжимает руку, видит, что эмаль впилась углом в мякоть ладони, вытаскивает ее, подносит руку к губам, но замечает, что крови нет. Делает неуверенный шаг, бледнеет и опирается о стол. Постояв, нашаривает на столе бокал с вином, делает глоток, швыряет его в камин. Медленно достает бумагу из-за отворота, бросает ее на стол. Завязывает тонкую цепочку с лилией на шее. Распускает шнуровку платья, сдвигает его с плеч, опускает ниже, приседает, потом переступает через него. Отходит в угол, раскрывает дорожную сумку и достает оттуда мужскую одежду и сапоги. Быстро переодевается, убирает документ. Носком сапога задумчиво дотрагивается до сброшенного платья. Твердеющей походкой выходит, сжимая в ладони лилию, висящую на груди.
***
Le Cardinal подъезжает к Лувру со стороны моста через Сену, быстро взглядывая на почти совсем темное небо. Спешивается, делает знак куда-то вбок, к нему подходит юноша в неброском одеянии; отдает юноше поводья. Надевает черную полумаску, ниже надвигает шляпу, проверяет шпагу на бедре, отпускает юношу жестом и идет ко входу во дворец.
Porthos с трудом поднимается на ноги с нижней ступеньки лестницы, охлопывает накидку и преграждает путь идущему: Потише, потише, Monsieur. Давайте знакомиться сначала. Зачем спешить, если дело у вас не государственное.
Le Cardinal достает из-за обшлага рукава камзола свиток, запечатанный кардинальской печатью, и показывает его Портосу: Дело у меня государственное, Monsieur. Я, как и вы, нахожусь на службе, поэтому было бы хорошо, если бы вы выбрали для своей службы место, не совпадающее с тем местом, через которое мне нужно пройти.
Porthos, обиженно: Ну, прямо сразу уже и на дыбы. Я тоже не просился этой ночью в караул, кабы не честь и достоинство, давно бы уже в постели был с хорошенькой служаночкой... Тянется за свитком, но Le Cardinal отводит руку. Успевает разглядеть печать. Кладет руку на рукоять шпаги. А вот вам придется все же подождать. Вдруг громко и коротко свистит в два пальца. Их величества порядок любят, сейчас все по протоколу проверим, занесем, и пойдете, не успеет ночь закончиться.
Le Cardinal извлекает шпагу, приставляет ее к горлу Портоса. Тихо: Сейчас мы прокрутим вам в горле чудесную маленькую дырочку, Monsieur, и вам будет еще удобнее свистеть. Идите к своей хорошенькой служаночке, пока не поздно.
D’Artagnan выскакивает из-за поворота, приближается к Портосу и человеку в черном, на бегу выхватывая шпагу: Это что, Портос? Помахивая шпагой перед лицом неизвестного: Будьте любезны отвести оружие от шеи моего друга, иначе я могу вас уколоть!
Le Cardinal немного отступает, чтобы держать в поле зрения обоих мушкетеров, слегка опускает шпагу: А. У вас тут целый ночной дозор. Отлично. Тогда сходите оба и позовите третьего. И четвертого заодно.
Porthos крутит головой. К D'Artagnan: Вы представляете, друг мой - меня, похоже, за грабителя приняли. Раз! вжик! шпага у горла! Со мной едва истерика не сделалась. Как вы думаете - слушать ли его совета, или сами справимся?
D’Artagnan: Справимся конечно! Начинает теснить незнакомца, но получает неожиданно твердый и аккуратный отпор. Да вы, Monsieur, похоже, задумали что-то недоброе! Вы не шпион ли?
Le Cardinal, отбив очередной проход Д'Артаньяна, обходит его и снова оказывается возле входа перед Портосом. Размеренно: У меня, господа, приказ. И знак, который должен быть для вас достаточным, для того чтобы вы не только не задавали вопросов, но и быстро сделали вид, что никого здесь не видели. Всех сегодняшних шпионов вы уже пропустили во дворец.
Athos спускается по лестнице: Oh la la! Друзья, довольно этих звуков! Впрочем, может быть, я неправ, потому что звуки я слышу приятные и сладостные - сталь встречается со сталью. Подходит к Le Cardinal. Monsieur, кто бы вы ни были, вам не запугать мушкетеров короля. А служим мы исключительно ему, и не пропустим никого, будь это хоть сам дьявол.
Le Cardinal слегка поворачивается к Атосу: Вы выглядите наиболее разумным из всех участников этой нелепой стычки, monsieur. Так объясните же своим друзьям, что во дворец зачастую проходят люди, которые служат королю и Франции с не меньшим усердием, чем вы сами, ибо мне некогда услаждать ваши уши звуками битв.
D’Artagnan, возбужденно: Но какова дерзость, monsieur! Ваше счастье, что нас трое, а вы один, иначе я немедленно разделал бы вас на жаркое!
Porthos: Жаркое? Где?
Le Cardinal, ледяным тоном: Мы сможем поговорить об этом позже, Monsieur D’Artagnan, после того как я выполню свою миссию. Увы, Его преосвященство запретил дуэли указом, поэтому мне придется просто вас отшлепать. Но не сейчас. Пытается обойти Портоса, но быстро понимает, что это совершенно невозможно. Указывает куда-то в сторону: Ближайшее жаркое необходимого вам размера находится там, M-r Porthos.
Athos: Я не понимаю, откуда вы можете знать наши имена, Monsieur... мы имеем честь быть знакомыми? В таком случае, назовите свое дело, предъявите грамоту, откройте лицо, наконец, и я уверен, что мы придем к взаимно устраивающему всех соглашению.
Aramis бесшумно появляется и подходит к группе возле входа во дворец. Не торопится вынимать шпагу и внимательно оглядывает друзей и незнакомца в маске. Вкрадчиво: Доброй ночи, друзья мои. Доброй ночи... monsieur le... Monsieur.
Le Cardinal возвращает шпагу в ножны, складывает руки на груди. Осмотрев четырех мушкетеров: Похоже, вы здесь везде, господа. Я бы даже и не был против назвать свое имя, дело, и открыть лицо, но это уже вопрос принципа. Либо вы пропускаете во дворец человека, имеющего право в него войти, когда он обладает верительной грамотой кардинала, либо вы его не пропускаете, и тогда, после того как я закончу свою миссию в Лувре, вы ответите перед первым министром Франции по всей строгости. У вас все еще есть шанс.
Porthos: Ах, принципа? В таком случае, нам ничего не остается, как драться. Притворно вздыхает. Приободрившись: А на каждого первого министра найдется король.
D’Artagnan, возмущенно: Ну, знаете ли! Либо отшлепать, либо отвечать перед кардиналом! Давайте как-нибудь по порядку! Подкручивает усы, недовольно оценивая обманчиво расслабленную позу незнакомца.
Athos: Ну, что ж. Значит, Его Высокопреосвященство не отпустит нам наших грехов, а их у нас предостаточно, так что нам еще по одному греху на брата. Но уступать свою очередь я не намерен, будем бросать жребий. А то знаю я вас, второму может ничего и не достаться.
Aramis видит, что незнакомец снова вытаскивает шпагу, с пренебрежительным и обреченным видом, хотя, кажется, не может скрыть, что очень спешит. Подходит к друзьям, сведя пальцы домиком. Атосу: Прости, Атос, но мне кажется, было бы разумно, если бы вы отошли в сторону, а я бы поговорил с этим господином. Мне кажется, я его узнал. И еще мне кажется, что у него есть все основания не говорить, что ему нужно во дворце в это время суток. А также все основания надеяться на то, что он сможет войти во дворец беспрепятственно и даже не снимая маски. Мило улыбается.
Athos смотрит подозрительно: Ты и твои случайные знакомства, когда-нибудь они доведут нас до беды. Ты слишком доверяешь людям, а все дело в твоей молодости и неопытности. Кладет руку на плечо Арамису. Если что, то мы неподалеку, дружище. Отходит, увлекая с собой Портоса и Д'Артаньяна, первого - с трудом, похлопывая его по животу. Все трое останавливаются у края лестницы. Портос немедленно принимается рассказывать полушепотом что-то крайне неприличное.
Aramis подходит к незнакомцу и склоняется в поклоне: Простите, Ваше... простите, monsieur, я слишком поздно подошел. Не потребуется ли вам спутник в коридорах дворца?
Le Cardinal вздыхает, в очередной раз убирает шпагу в ножны: Благодарю, Monsieur D'Herblay. Вас ждет большое будущее. Хотя я этого, увы, уже не увижу. Вернитесь к исполнению своих обязанностей, прошу вас. Кивает Арамису и входит во дворец.
* Рисунки (с) www
идея&текст (c) Zamok@Dungeons
Дальше (Королева и Лилия)
Оглавление
Раньше (Каменоломня, Китай, Франция)