5-9: Ла-Рошель
Сцена 5-9: Comme une ferme Rocher...
Scene
Suffolk County, vicinity of the town of Eye
November 7, 1997, in the afternoon
S.S., обозрев со спины Симурга The British Red Gates и окрестности, делает круг над провалом в земле и скрывается в близлежащем лесу, в котором гигантская птица приземляется с заметным трудом. Из леса доносится ее фирменный крик, в результате которого с деревьев снимается все птичье население и нестройными стаями начинает разлетаться по округе. Через несколько секунд от леса, в котором скрылась птица Рух, исходит странная волна тишины и спокойствия, сбежавшие птицы выстраиваются в ровные стаи и, размеренно размахивая крыльями, возвращаются в лес. Apparates в нескольких шагах от Milo Staledew, мирно курящего свою трубку на бортике черного бассейна и поглядывающего по сторонам. Добрый вечер, Mr Staledew. Надеюсь, мой птенец не распугал своими криками ваших подопечных.
Milo Staledew: Добрый вечер и вам, Профессор! Ничего, ничего, это полезно. Хотя по большей части, насколько я понимаю, звуки отсюда не доходят вниз, разве что особенные звуки... Склонив голову немного набок, смотрит на S.S. Встает, выпускает из трубки еще пару клубов дыма. Виновато машет рукой, дым исчезает. Извините. Так ли это выглядит, как вы ожидали?
S.S. вспоминает некурящуюся сигару в руках одного своего знакомого и улыбается: Что вы, Mr Staledew, трубочный дым по несравненности своих обонятельных качеств превосходит даже дым отечества, так что, пожалуйста, не обращайте на меня внимания... Подходит ближе к провалу, вглядывается в его черноту и смотрит некоторое время. Чуть тише: Понимаете, никогда не знаешь, чего от них ожидать. Вот, скажем, не ожидаешь, что на них могут повлиять какие-нибудь простые слова, не-заклинания, не-дьявольщина... какая-нибудь гетероскедастичность (1) ...и прошу вас - взгляните. Тьма в бассейне раскрывается аккуратным глазом, принимающим форму желтой дыры, оттуда высовывается мохнатая когтистая лапа и кидает в S.S. сгусток магмы. Увернувшись от сгустка, комментирует: Вот видите.
Milo Staledew шепчет несколько слов, но добивается только того, что немного в другом месте бассейна появляется небольшое зеленое пятно, которое лениво темнеет и снова сливается с общей чернотой. Хм. Да, это, в общем, совпадает... Совпадает. Понимаете, дело в том, что основы нашей работы - скорее собрание эмпирических рецептов, оставшихся от старых времен. Иди туда, повернись так, произнеси вот это имя, а если тебя самого при этом зовут так-то, тем лучше... Удивительно, что все это по большей части работает. А вот мне интересно, почему. Скажите, что в это время произошло... там?
S.S. меланхолично: Uh-huh... без эмпирики нам никуда. Я вот вообще не очень понимаю, зачем они раскиданы по земле, эти Красные врaта. В основном, мне кажется, они работают на выход. Только один раз мне довелось увидеть, чтобы они функционировали как вход. Обычно люди попадают туда, так и не встретившись с таким понятием, как Ворота... Похоже, Mr Staledew, они нужны тамошним, как заслонка в печке, как клапан, - чтобы давать возможность спустить лишний пар, накопившийся внизу. Там? Ну... Похоже, там произошло перенакопление пара. Чуть поморщившись: Видимо, чертям стало жарко. Похоже на правду?
Milo Staledew: Как вход? Подумав немного: На этот счет у меня как раз есть некоторые мысли. Зачем нужны Врата отдельно здесь, отдельно в Азии, и даже зачем их ровно столько, сколько есть. Но. Хотелось бы знать, каким образом можно было бы более активно влиять на процесс, как вы сказали, скапливания пара, отсюда. Если бы удалось просчитать взаимодействия, совместить знания о том, что происходит... с обеих сторон... Смотрит на S.S., потом снова в бассейн. ...то легче было бы не допускать... Вы знаете, как это выглядит? Чем больше возрастает напряжение, тем сильнее волнуется омут. В нем образуются водовороты. Постепенно вода приобретает лиловый оттенок, все более напоминая...
S.S.: Любимый цвет, да... Что же, Mr Staledew? Синяк под глазом?..
Milo Staledew пыхтит трубкой. Кхм. Я немного увлекаюсь. Мне нравится моя работа. Я знаю, как ее делать, и от нее имеются весьма конкретные результаты. Хотя для их достижения приходится иногда немного... постараться. Я могу слушать ваши... свидетельства очень долго, если меня не остановить. Есть ли что нибудь, в чем я мог бы вам помочь?
S.S. присаживается на бортик и снова вглядывается в черную глубину бассейна, которая чуть приближается к поверхности тугими маслянистыми волнами. Думая о чем-то: Да, да, конечно. Мне хотелось бы составить большой справочник по этим пузырям земли, Mr Staledew. Все-таки, знаете, контроль и учет, систематизация, накопление и методическая запись полевых наблюдений, может, конференция-другая с вашими коллегами из остальных блок-постов... Работа интересная, верно. С трудом отрывается взглядом от бассейна и поворачивается к Staledew: Вы говорите, мои свидетельства? О, у меня очень ограниченный опыт. Почти никакой. Только, пожалуй, одно знаю наверняка. Их - тех, кто норовит иногда выйти оттуда и прогуляться по поверхности - порождает не только сон разума. Им можно и надавать по рогам.
Milo Staledew, улыбнувшись: Это мы тоже умеем. Приседает выбить трубку о каменный бортик, потом просто проводит над ней ладонью. Трубка гаснет. Убирает ее в карман. Хотите, покажу вам журнал за последнюю пару столетий?
Scene:
28 octobre 1628.
Devant La Rochelle (2)
Flash-back
Le Cardinal открывает глаза оттого, что ему в лицо бьет яркое солнце, приходит в себя и оглядывается. Обнаруживает себя сидящим в раскладном кресле в походном шатре перед столом, на котором лежит кипа карт, документов и прочих вещей, которые он не узнает. Встряхнув головой, хватает карту, лежащую сверху, быстро разбирает линии, стрелки, кружки и надписи на ней. Откидывается на спинку кресла. Через минуту, пошарив взглядом по столу, находит зеркало и с некоторой опаской тянется к нему, успев, впрочем, осознать, что находится в теле высокого и худого человека, облаченного в одежду богатого вельможи. На спинке кресла обнаруживает алый плащ. Зеркало показывает ему лицо человека за сорок лет, которое, тем не менее, чем-то напоминает ему его собственное.
Полог шатра колышется, и раздается тихий голос:
Lesaffre: Pardonnez-moi, Votre Eminence... c'est moi, Lesaffre. Nous capturames un espion de La Rochelle (3). Желаете допросить его лично?..
Le Cardinal быстро откладывает зеркало, встает: Да. Да, Lesaffre, ведите его сюда. И последнюю почту - все, что есть. Отходит вглубь шатра, машинально разглядывая свои кружевные манжеты.
В шатер вталкивают очень худого, но достаточно чисто одетого человека. По нему видно, что он не благородного происхождения; руки его скованы за спиною.
Julienne Gatou: Mon Dieu! Votre Eminence, cardinal Richelieu!.. (4) Падает на колени, закрыв глаза.
Le Cardinal, не двигаясь с места: Что-нибудь одно, милейший. Либо господь Бог, либо кардинал Ришелье. Etes-vous un Huguenot? Comment vous appelez-vous (5)? Шпион, дезертир или перебежчик? Или един в трех лицах?
Julienne Gatou, не поднимая головы, дрожащим голосом. Je m'apelle Julienne Gatou, monsieur le Cardinal (6). Я не шпион... не перебежчик... я пекарь! но участь таких, как мы - бежать, бежать от кровавых ужасов войны и городов в зеленые поля... подальше. Прошу вас, отпустите меня... моя жена и дети, верно, спаслись, а я...
Le Cardinal неторопливо заканчивает: А вы - не спаслись. Повышает голос: Lesaffre! Уведите его.
Lesaffre входит в шатер. Лязгающим голосом: Oui, monseigneur. Хватает незадачливого пекаря и хочет вывести из шатра.
Julienne Gatou хрипит: Нет, нет, ваше преосвященство, пожалуйста, прошу вас, во имя всего святого, не надо! Я могу быть вам полезен! Я тридцать лет живу в Ла-Рошели, я знаю о ней все!
Le Cardinal делает небрежный жест Lessafre, тот отпускает Julienne Gatou. Насмешливо: Вот как? Вы хотите испечь мне хлеба? Благодарю, конечно, но боюсь, что ларошельцы не выполняли мой указ, регулирующий продажу муки и выпечку булок (7), в течение последних четырнадцати месяцев. Поэтому вас надлежит повесить. Садится. Если вы не убедите меня в обратном.
Julienne Gatou заговорщически шепчет, стреляя глазами то туда, то сюда: Последние английские корабли с зерном... подходили до того, как была выстроена дамба (8) ... шесть месяцев назад. Запасы хлеба в городе на исходе... люди умирают от голода - каждый день, повсюду стоит стон, это ужасно! Городу долго не продержаться, если только бургомистр не придумает чего-нибудь.
Le Cardinal ставит локти на подлокотники кресла, сводит пальцы вместе. Сокрушенно качает головой, прикрывая глаза. Дьявольское искусство эта инженерия, вы правы, Gatou. Одна небольшая дамба, и столько людей, которые мирно торговали вином и солью, мирно набрали в стенах города за его рвами и двенадцатью бастионами - видно, по числу апостолов, - десятитысячную армию, дохнут с голоду, как простые крестьяне. Tut-tut... Нехорошо. Впрочем, я, кажется, придумал, что с вами делать.
Julienne Gatou выпучивает глаза: Придумали... что делать со мной? Скороговоркой: Пожалуйста-только не казните-только не казните меня-во имя пресвятой Девы Марии-помилуйте.
Le Cardinal, чуть более грозно: Значит, не казнить? Это будет зависеть от того, как вы выполните свою миссию, хлебный человек. И не поминайте всуе Деву Марию, вы в вашем жирном городе забыли наставления в истинной вере. О чем мы сейчас и напишем письмо господину бургомистру Jean Guiton(9). А вы, Gatou, вы - его отнесете. Назад. Разворачивается к столу и начинает писать.
Julienne Gatou, тихо: Тогда... тогда он велит меня судить... как предателя... и, наверное, меня повесят. Но... Ловит взгляд Кардинала. Поспешно: Но я уж что-нибудь придумаю, ваше преосвященство, докажу ему, как все удачно получилось, да, что сам кардинал Ришелье... Замолкает и принимается дрожать.
Le Cardinal раздраженно поводит плечом, отмахиваясь от Gatou, который его отвлекает. Вы же должны понимать, Gatou... вы кое-что видели... кое-что слышали... такие люди опасны обеим сторонам. Так что уж донесите письмецо в целости и сохранности. Потомки вас не забудут. Продолжает писать, проговаривая некоторые слова вслух: Итак... помилование всем, кто уцелел на сегодняшний день, свобода вероисповедания... возвращение городу всех привилегий в случае подписания соответствующего договора... отказ от поражения в правах католиков, которые приедут в город... ну и всякие мелочи. Дуэли. Булки. Газета(10). Центральное подчинение. (11) Все. Lesaffre, расковать, покормить и препроводить назад. Запечатывает письмо сургучом, делает на нем оттиск своим перстнем и передает его aide-de-camp.
Lesaffre тщательно скрывает свое удивление решением Кардинала. Oui, monseigneur. Осторожно принимает письмо и выводит Жюльена Гату из шатра.
Le Cardinal углубляется в изучение документов у себя на столе. Тихо: Вот так, значит. Он думает, я не справлюсь с Францией? Или, что я не буду ее любить - по каким-нибудь своим личным причинам? Он, похоже, до сих пор не понимает, с кем связался...
Негромкий, но внятный голос снаружи: Прекрасное решение, ваше Высокопреосвященство...
Pere Joseph: Не сомневаюсь, что история оценит его по достоинству. Входит в шатер, кланяется. Все готово, можно ехать. Прикажете?
Le Cardinal оборачивается и обнаруживает у себя за спиной человека в серой монашеской рясе с накинутым на голову капюшоном. Некоторое время вглядывается в него, прислушивается к голосу. Да. Eminence Grise?.. (12) Встает. Надеюсь, что письмо от бургомистра нас догонит.
Pere Joseph снова кланяется, молча выходит. Машет рукой выстроившимся рядом гвардейцам, те берутся за крепления, но ничего не делают, пока Le Cardinal не выходит следом, после чего быстро и деловито начинают разбирать шатер. Южная дорога должна быть сейчас в лучшем состоянии. Идет к стоящей неподалеку карете, запряженной парой лошадей - серой и вороной. Открывает дверцу, склоняется в ожидании.
Le Cardinal выходит, оглядывается вокруг, отказывается жестом от предложения сесть в карету. Вы, Жозеф, думаете, что мне надо отдохнуть в дороге? Но нет же, поедемте верхами. В такой день полезно посмотреть на окрестности, на радостные лица солдат, готовых вернуться домой к родным. Оглядывает себя, удовлетворенно убеждаясь в том, что одет в костюм для верховой езды, берет поводья из рук гвардейца, который подвел ему гнедого жеребца, и легко вскакивает в седло. Назидательно: Внешность может быть обманчивой, дорогой отец. И понимайте это как знаете.
Pere Joseph: Сиятельный лик вашего Высокопреосвященства не оставляет никаких сомнений в вашей мудрости, а один лишь взгляд на него позволяет подданным испытать истинную радость, уверяя их в неколебимости государства. Поправляет капюшон. По еще одному взмаху его руки выпрягают из кареты серого коня, на которого он садится мягким, скользящим движением.
Le Cardinal направляет коня вперед по южной дороге, раздумывая о том, что сказал Pere Joseph. Слегка недовольно: Сиятельные лики, mon pere, бывают у святых, а у нас, красных герцогов, вместо них при себе холодное оружие. За что нам придется потом долго замаливать свои грехи. На досуге. С другой стороны, если бы мы были безоружны, обо что разбивались бы наши враги? Разве что о нашу несравненную мудрость... comme un ferme rocher qui brise tout ce qui le heurte (13)... которая оказалась тверже Ла-Рошели.
Pere Joseph держится сбоку и в шаге сзади, умело сдерживая коня и практически не пользуясь поводьями. Камень против камешка (14), monsieur, противостояние было неравным еще до того, как началось. Теперь же, с Божьей помощью и вашим водительством, оно закончено.
Le Cardinal: Не может быть.
Armand-Jean du Plessis, Duc de Richelieu, вполоборота к своему спутнику. Я должен сообщить вам, святой отец, что постоянные визиты в наш лагерь под Ла-Рошелью начали утомлять меня. По ночам мне снятся бастионы этого проклятого города; как будто издеваясь надо мною, они крутятся у меня перед лицом, как дьявольские часы... я пытаюсь схватить их руками, но они не даются мне, а вместо этого взмывают все выше и выше и, наконец, теряются в небесах. Пожимая плечами, смеется. Похоже, вся эта осада подтачивает мое здоровье, которое я привык считать железным. Но, впрочем, я уверен, что этот строптивый город все-таки встретит свою судьбу раньше меня.
Francois «Joseph» du Tremblay почтительно кивает, стараясь не показывать лицо под капюшоном: Сегодня особый день, ваше Высокопреосвященство. Шпионы докладывали, что у осажденных практически подошли к концу запасы продовольствия. Английский корабль, последний из тех, которые пытались протаранить дамбу, убоявшись нашего пушечного огня, отвернул обратно к берегам Британии. Ла-Рошель на последнем издыхании. Скоро она подавится своей строптивостью.
Richelieu резко осаживает коня, увидев впереди такого же красного кардинала. Негромко. Попробуйте для разнообразия посмотреть не вниз, а вперед, отец Жозеф...и скажите мне, что вы видите. Un imposteur, definitivement. Mais non. Ce n'est pas un doppelganger primitif, non...(15)
Pere Joseph пускает коня рысью, оставляя Le Cardinal позади, и отрезает Francois du Tremblay от Richelieu, встав между ними. Тихо, глядя du Tremblay в лицо из-под капюшона. Не двигаться.
Francois «Joseph» du Tremblay, практически не шевелясь, проникает пальцами в складки рясы и шепотом читает молитву, нащупывая кинжал.
Le Cardinal, краем глаза отметив перемещения «своего» Отца Жозефа, подъезжает ближе к Richelieu, всматривается в его лицо, узнавая черты, знакомые по тройному портрету в National Gallеry в Лондоне: Примите уверения в моем глубочайшем почтении, Ваше Высокопреосвященство. И позвольте поздравить с благополучным исходом долгой кампании. Кажется, нам позволили сохранить обоюдное достоинство, столкнув друг с другом вдали от людских глаз.
Richelieu отмечает несомненное, и очень большое, внешнее сходство с собой, однако глаз его тут же выхватывает и некоторые различия в строении лица, манере говорить, а особенно - в цвете волос. С холодным весельем: Простите, не затруднит ли вас очень быстро объяснить мне, кто вы такой, почему так похожи на меня и, наконец, почему одеты, как кардинал? После этого объяснения я предоставлю вам возможность сохранять ваше достоинство в Бастилии. Уверен, вам там понравится... там много достойных людей.
Pere Joseph, так же негромко: Прочесть «Mater Dei» столько раз, сколько требуется для спасения твоей души, ты все равно не успеешь. Du Tremblay делает выпад; Pere Joseph опутывает его руку с ножом выхваченными из-под сутаны четками и резко дергает вверх. Вонзает свой нож тому под сердце. Du Tremblay падает вперед, на шею коня.
Le Cardinal, с искренней грустью, неторопливо: Вы, Ваше преосвященство, хотя и строитель церкви и государства, но, похоже, до сих пор не верили толком ни в Бога, ни в Черта. А зря. Потому что без этой довольно конкретной веры вы не сможете понять - почему. Недовольно: Мы с вами одеты как всадники, а не как кардиналы, и если бы я мог выбирать, то выбрал бы не такой вызывающий цвет. Но что поделаешь... поглаживает рукоятку своей шпаги. Что поделаешь... Вы говорите - Бастилия? Надо подумать.
Richelieu: Что-то знакомое мне чудится в этом лице... Какая-то итальянская кровь, из благородных... О... о да! Эту запрятанную в углах глаз отравленную борджианскую хитрость ни с чем не спутать. Качает головой. Боюсь, что не могу позволить вам долго размышлять. В вас слишком много крови Александра Шестого; я так и вижу, как она переполняет ваши вены. Спешивается и оглядывается. Видит, что Du Tremblay убит и на секунду прикрывает глаза. Так что, поскольку моих гвардейцев нет рядом, и арестовать вас некому... а также из-за того, что вы имели неосторожность убить моего преданного советника, я буду вынужден самолично устроить вам кровопускание. Медленно извлекает шпагу из ножен.
Le Cardinal, тоже покачав головой и вздохнув, спрыгивает на землю и обнажает свой клинок; сдергивает плащ и наматывает его на левую руку. С неудовольствием оттого, что приходится дерзить человеку, который явно вызывает его глубокое уважение: Увы, Ваше Преосвященство... Неприятно заставлять вас работать самому, тем более, что в вопросах фехтования мы, потомки достославного Александра, истинные музыканты. Фехтуем как по нотам: раз - два - а три уже сидит по рукоятку в правом легком противника. Прежде чем я продемонстрирую вам свое бессмертное punto riverso, (16) может быть договоримся полюбовно? Салютует Richelieu шпагой.
Richelieu, пожимая плечами, салютует Кардиналу в ответ, приведя руку в состояние moyenne, (17) после чего резко пружиной вытягивается вперед и в сложном параде (18) делает проход в левое предплечье Кардинала, который тот успешно парирует. Одобрительно подняв бровь: Хотел спросить у вас, что вы делали у Ла-Рошели.
Le Cardinal, парировав выпад Richelieu, переходит в легкий riposte; (19) несколько укоризненно: Ах, Ваше преосвященство... Но вы же сами отменили дуэли (20) под страхом смертной казни... Пользуется mal-pare (21) Richelieu и немного теснит его, потом ослабляет напор, явно намереваясь продолжить разговор. Чуть отступает. Меня туда забросили, Ваше преосвященство. И мне пришлось немного поговорить и пораспоряжаться от вашего лица.
Richelieu пользуется тем, что Кардинал отступил, делает обманное движение, после чего проводит фланконаду (22), рассекая одежды на руке Кардинала и раня его. Немного отходит. Спокойно: Надеюсь, ваши распоряжения пойдут на пользу Франции. Впрочем, вы об этом уже не узнаете.
Le Cardinal перехватывает шпагу целой левой рукой, правую заводит за спину, улыбается: О, да. Подобно многим, я ошибался, думая, что баланс интеллекта и физической подготовки у вас, Ваше преосвященство, нарушен. Придется быть менее почтительным. Решившись быть немного серьезнее, проводит еncounter of the first kind в пять touches (23) и приставляет клинок к горлу Richelieu: Вы знаете, у меня есть при себе еще и кинжал, но не думаю, что итальянский стиль фехтования до такой степени придется вам по душе. Извините. Изгнание не подойдет. Значит, Бастилия.
Richelieu: Значит, Бастилия?.. Напряженно: Позвольте поздравить вас. У вас был хороший учитель фехтования. Что вы имеете в виду: «значит, Бастилия»? Уж не собираетесь ли вы...
Le Cardinal продолжает бормотать себе под нос цитаты из Шекспира, подзывая жестом Pere Joseph: «Ну, сударь мой, а где passado ваше?.. Умолкни доброта. Огненноокий гнев, я твой отныне...» Не глядя в глаза Richelieu: Я победил вас в почти честном поединке, Ваше Преосвященство. Будьте уверены - постараюсь не уронить ни вашего имени, ни ваших дел. И жертв... постараюсь - поменьше. Вздыхает: Жозеф, вы ведь сможете соблюсти конфиденциальность?.. Видит, что по той же дороге, по которой достигли перекрестка они с Жозефом, за ними летит кардинальский гвардеец, размахивающий депешей.
Richelieu: Да это какая-то дьявольщина. Мне... не по себе. Что они - сумасшедшие? Или... Простите, но вы не понимаете. Я премьер-министр Франции, герцог, пэр, маршал, военачальник. Я самое близкое и доверенное лицо его Величества короля Людовика Тринадцатого. Без меня вся эта страна загорелась бы пламенем восстаний, грабежей и междоусобных свар. А вы... вы кто такие?! С удивлением видит, как гонец спешивается и с поклоном вручает депешу Кардиналу.
Le Cardinal, совсем расстроившись, тихо: Я все понимаю. А я... Я - князь, тоже отчасти военачальник и где-то даже адмирал... и еще - Present Dark Lord in Exile. Без меня одна половина Европы отправилась бы... на уборку корнеплодов, а вторая - туда, вниз, откуда я и явился к вам на смену, Ваше Высоко... преосвященство. Ломает печать и, встряхнув, разворачивает письмо свободной рукой. Ну вот. И Ла-Рошель сдалась - на наших с вами условиях. (24)
Pere Joseph подъезжает, ведя в поводу коня с мертвым du Tremblay. Спешивается. Безукоризненно вежливо помогает Richelieu снять красный плащ. Набрасывает его на седло Le Cardinal. Обернувшись, недолгое время ожидает, пока подъедет карета с одной вороной лошадью. Снимает тело du Tremblay с коня и помещает его в сундук над задней осью. Открывает перед Richelieu дверцу. Мы позаботимся о Франции, ваша милость. Перебрасывается несколькими словами с кучером, прикрывает дверцу и запирает ее ключом.
Le Cardinal машинально перевязывает раненую руку носовым платком, дает шпоры лошади и скрывается за поворотом дороги, ведущей в Париж, не оглядываясь на карету с Richelieu.
* Картины: Philippe de Champaigne, Henri Paul Motte, Рисунки (с) www, mau; photos (c) distan
идея&текст (c) Zamok&Dungeons
Дальше (Три мушкетера)
Оглавление
Раньше (Джеки)
Scene
Suffolk County, vicinity of the town of Eye
November 7, 1997, in the afternoon
S.S., обозрев со спины Симурга The British Red Gates и окрестности, делает круг над провалом в земле и скрывается в близлежащем лесу, в котором гигантская птица приземляется с заметным трудом. Из леса доносится ее фирменный крик, в результате которого с деревьев снимается все птичье население и нестройными стаями начинает разлетаться по округе. Через несколько секунд от леса, в котором скрылась птица Рух, исходит странная волна тишины и спокойствия, сбежавшие птицы выстраиваются в ровные стаи и, размеренно размахивая крыльями, возвращаются в лес. Apparates в нескольких шагах от Milo Staledew, мирно курящего свою трубку на бортике черного бассейна и поглядывающего по сторонам. Добрый вечер, Mr Staledew. Надеюсь, мой птенец не распугал своими криками ваших подопечных.
Milo Staledew: Добрый вечер и вам, Профессор! Ничего, ничего, это полезно. Хотя по большей части, насколько я понимаю, звуки отсюда не доходят вниз, разве что особенные звуки... Склонив голову немного набок, смотрит на S.S. Встает, выпускает из трубки еще пару клубов дыма. Виновато машет рукой, дым исчезает. Извините. Так ли это выглядит, как вы ожидали?
S.S. вспоминает некурящуюся сигару в руках одного своего знакомого и улыбается: Что вы, Mr Staledew, трубочный дым по несравненности своих обонятельных качеств превосходит даже дым отечества, так что, пожалуйста, не обращайте на меня внимания... Подходит ближе к провалу, вглядывается в его черноту и смотрит некоторое время. Чуть тише: Понимаете, никогда не знаешь, чего от них ожидать. Вот, скажем, не ожидаешь, что на них могут повлиять какие-нибудь простые слова, не-заклинания, не-дьявольщина... какая-нибудь гетероскедастичность (1) ...и прошу вас - взгляните. Тьма в бассейне раскрывается аккуратным глазом, принимающим форму желтой дыры, оттуда высовывается мохнатая когтистая лапа и кидает в S.S. сгусток магмы. Увернувшись от сгустка, комментирует: Вот видите.
Milo Staledew шепчет несколько слов, но добивается только того, что немного в другом месте бассейна появляется небольшое зеленое пятно, которое лениво темнеет и снова сливается с общей чернотой. Хм. Да, это, в общем, совпадает... Совпадает. Понимаете, дело в том, что основы нашей работы - скорее собрание эмпирических рецептов, оставшихся от старых времен. Иди туда, повернись так, произнеси вот это имя, а если тебя самого при этом зовут так-то, тем лучше... Удивительно, что все это по большей части работает. А вот мне интересно, почему. Скажите, что в это время произошло... там?
S.S. меланхолично: Uh-huh... без эмпирики нам никуда. Я вот вообще не очень понимаю, зачем они раскиданы по земле, эти Красные врaта. В основном, мне кажется, они работают на выход. Только один раз мне довелось увидеть, чтобы они функционировали как вход. Обычно люди попадают туда, так и не встретившись с таким понятием, как Ворота... Похоже, Mr Staledew, они нужны тамошним, как заслонка в печке, как клапан, - чтобы давать возможность спустить лишний пар, накопившийся внизу. Там? Ну... Похоже, там произошло перенакопление пара. Чуть поморщившись: Видимо, чертям стало жарко. Похоже на правду?
Milo Staledew: Как вход? Подумав немного: На этот счет у меня как раз есть некоторые мысли. Зачем нужны Врата отдельно здесь, отдельно в Азии, и даже зачем их ровно столько, сколько есть. Но. Хотелось бы знать, каким образом можно было бы более активно влиять на процесс, как вы сказали, скапливания пара, отсюда. Если бы удалось просчитать взаимодействия, совместить знания о том, что происходит... с обеих сторон... Смотрит на S.S., потом снова в бассейн. ...то легче было бы не допускать... Вы знаете, как это выглядит? Чем больше возрастает напряжение, тем сильнее волнуется омут. В нем образуются водовороты. Постепенно вода приобретает лиловый оттенок, все более напоминая...
S.S.: Любимый цвет, да... Что же, Mr Staledew? Синяк под глазом?..
Milo Staledew пыхтит трубкой. Кхм. Я немного увлекаюсь. Мне нравится моя работа. Я знаю, как ее делать, и от нее имеются весьма конкретные результаты. Хотя для их достижения приходится иногда немного... постараться. Я могу слушать ваши... свидетельства очень долго, если меня не остановить. Есть ли что нибудь, в чем я мог бы вам помочь?
S.S. присаживается на бортик и снова вглядывается в черную глубину бассейна, которая чуть приближается к поверхности тугими маслянистыми волнами. Думая о чем-то: Да, да, конечно. Мне хотелось бы составить большой справочник по этим пузырям земли, Mr Staledew. Все-таки, знаете, контроль и учет, систематизация, накопление и методическая запись полевых наблюдений, может, конференция-другая с вашими коллегами из остальных блок-постов... Работа интересная, верно. С трудом отрывается взглядом от бассейна и поворачивается к Staledew: Вы говорите, мои свидетельства? О, у меня очень ограниченный опыт. Почти никакой. Только, пожалуй, одно знаю наверняка. Их - тех, кто норовит иногда выйти оттуда и прогуляться по поверхности - порождает не только сон разума. Им можно и надавать по рогам.
Milo Staledew, улыбнувшись: Это мы тоже умеем. Приседает выбить трубку о каменный бортик, потом просто проводит над ней ладонью. Трубка гаснет. Убирает ее в карман. Хотите, покажу вам журнал за последнюю пару столетий?
Scene:
28 octobre 1628.
Devant La Rochelle (2)
Flash-back
Le Cardinal открывает глаза оттого, что ему в лицо бьет яркое солнце, приходит в себя и оглядывается. Обнаруживает себя сидящим в раскладном кресле в походном шатре перед столом, на котором лежит кипа карт, документов и прочих вещей, которые он не узнает. Встряхнув головой, хватает карту, лежащую сверху, быстро разбирает линии, стрелки, кружки и надписи на ней. Откидывается на спинку кресла. Через минуту, пошарив взглядом по столу, находит зеркало и с некоторой опаской тянется к нему, успев, впрочем, осознать, что находится в теле высокого и худого человека, облаченного в одежду богатого вельможи. На спинке кресла обнаруживает алый плащ. Зеркало показывает ему лицо человека за сорок лет, которое, тем не менее, чем-то напоминает ему его собственное.
Полог шатра колышется, и раздается тихий голос:
Lesaffre: Pardonnez-moi, Votre Eminence... c'est moi, Lesaffre. Nous capturames un espion de La Rochelle (3). Желаете допросить его лично?..
Le Cardinal быстро откладывает зеркало, встает: Да. Да, Lesaffre, ведите его сюда. И последнюю почту - все, что есть. Отходит вглубь шатра, машинально разглядывая свои кружевные манжеты.
В шатер вталкивают очень худого, но достаточно чисто одетого человека. По нему видно, что он не благородного происхождения; руки его скованы за спиною.
Julienne Gatou: Mon Dieu! Votre Eminence, cardinal Richelieu!.. (4) Падает на колени, закрыв глаза.
Le Cardinal, не двигаясь с места: Что-нибудь одно, милейший. Либо господь Бог, либо кардинал Ришелье. Etes-vous un Huguenot? Comment vous appelez-vous (5)? Шпион, дезертир или перебежчик? Или един в трех лицах?
Julienne Gatou, не поднимая головы, дрожащим голосом. Je m'apelle Julienne Gatou, monsieur le Cardinal (6). Я не шпион... не перебежчик... я пекарь! но участь таких, как мы - бежать, бежать от кровавых ужасов войны и городов в зеленые поля... подальше. Прошу вас, отпустите меня... моя жена и дети, верно, спаслись, а я...
Le Cardinal неторопливо заканчивает: А вы - не спаслись. Повышает голос: Lesaffre! Уведите его.
Lesaffre входит в шатер. Лязгающим голосом: Oui, monseigneur. Хватает незадачливого пекаря и хочет вывести из шатра.
Julienne Gatou хрипит: Нет, нет, ваше преосвященство, пожалуйста, прошу вас, во имя всего святого, не надо! Я могу быть вам полезен! Я тридцать лет живу в Ла-Рошели, я знаю о ней все!
Le Cardinal делает небрежный жест Lessafre, тот отпускает Julienne Gatou. Насмешливо: Вот как? Вы хотите испечь мне хлеба? Благодарю, конечно, но боюсь, что ларошельцы не выполняли мой указ, регулирующий продажу муки и выпечку булок (7), в течение последних четырнадцати месяцев. Поэтому вас надлежит повесить. Садится. Если вы не убедите меня в обратном.
Julienne Gatou заговорщически шепчет, стреляя глазами то туда, то сюда: Последние английские корабли с зерном... подходили до того, как была выстроена дамба (8) ... шесть месяцев назад. Запасы хлеба в городе на исходе... люди умирают от голода - каждый день, повсюду стоит стон, это ужасно! Городу долго не продержаться, если только бургомистр не придумает чего-нибудь.
Le Cardinal ставит локти на подлокотники кресла, сводит пальцы вместе. Сокрушенно качает головой, прикрывая глаза. Дьявольское искусство эта инженерия, вы правы, Gatou. Одна небольшая дамба, и столько людей, которые мирно торговали вином и солью, мирно набрали в стенах города за его рвами и двенадцатью бастионами - видно, по числу апостолов, - десятитысячную армию, дохнут с голоду, как простые крестьяне. Tut-tut... Нехорошо. Впрочем, я, кажется, придумал, что с вами делать.
Julienne Gatou выпучивает глаза: Придумали... что делать со мной? Скороговоркой: Пожалуйста-только не казните-только не казните меня-во имя пресвятой Девы Марии-помилуйте.
Le Cardinal, чуть более грозно: Значит, не казнить? Это будет зависеть от того, как вы выполните свою миссию, хлебный человек. И не поминайте всуе Деву Марию, вы в вашем жирном городе забыли наставления в истинной вере. О чем мы сейчас и напишем письмо господину бургомистру Jean Guiton(9). А вы, Gatou, вы - его отнесете. Назад. Разворачивается к столу и начинает писать.
Julienne Gatou, тихо: Тогда... тогда он велит меня судить... как предателя... и, наверное, меня повесят. Но... Ловит взгляд Кардинала. Поспешно: Но я уж что-нибудь придумаю, ваше преосвященство, докажу ему, как все удачно получилось, да, что сам кардинал Ришелье... Замолкает и принимается дрожать.
Le Cardinal раздраженно поводит плечом, отмахиваясь от Gatou, который его отвлекает. Вы же должны понимать, Gatou... вы кое-что видели... кое-что слышали... такие люди опасны обеим сторонам. Так что уж донесите письмецо в целости и сохранности. Потомки вас не забудут. Продолжает писать, проговаривая некоторые слова вслух: Итак... помилование всем, кто уцелел на сегодняшний день, свобода вероисповедания... возвращение городу всех привилегий в случае подписания соответствующего договора... отказ от поражения в правах католиков, которые приедут в город... ну и всякие мелочи. Дуэли. Булки. Газета(10). Центральное подчинение. (11) Все. Lesaffre, расковать, покормить и препроводить назад. Запечатывает письмо сургучом, делает на нем оттиск своим перстнем и передает его aide-de-camp.
Lesaffre тщательно скрывает свое удивление решением Кардинала. Oui, monseigneur. Осторожно принимает письмо и выводит Жюльена Гату из шатра.
Le Cardinal углубляется в изучение документов у себя на столе. Тихо: Вот так, значит. Он думает, я не справлюсь с Францией? Или, что я не буду ее любить - по каким-нибудь своим личным причинам? Он, похоже, до сих пор не понимает, с кем связался...
Негромкий, но внятный голос снаружи: Прекрасное решение, ваше Высокопреосвященство...
Pere Joseph: Не сомневаюсь, что история оценит его по достоинству. Входит в шатер, кланяется. Все готово, можно ехать. Прикажете?
Le Cardinal оборачивается и обнаруживает у себя за спиной человека в серой монашеской рясе с накинутым на голову капюшоном. Некоторое время вглядывается в него, прислушивается к голосу. Да. Eminence Grise?.. (12) Встает. Надеюсь, что письмо от бургомистра нас догонит.
Pere Joseph снова кланяется, молча выходит. Машет рукой выстроившимся рядом гвардейцам, те берутся за крепления, но ничего не делают, пока Le Cardinal не выходит следом, после чего быстро и деловито начинают разбирать шатер. Южная дорога должна быть сейчас в лучшем состоянии. Идет к стоящей неподалеку карете, запряженной парой лошадей - серой и вороной. Открывает дверцу, склоняется в ожидании.
Le Cardinal выходит, оглядывается вокруг, отказывается жестом от предложения сесть в карету. Вы, Жозеф, думаете, что мне надо отдохнуть в дороге? Но нет же, поедемте верхами. В такой день полезно посмотреть на окрестности, на радостные лица солдат, готовых вернуться домой к родным. Оглядывает себя, удовлетворенно убеждаясь в том, что одет в костюм для верховой езды, берет поводья из рук гвардейца, который подвел ему гнедого жеребца, и легко вскакивает в седло. Назидательно: Внешность может быть обманчивой, дорогой отец. И понимайте это как знаете.
Pere Joseph: Сиятельный лик вашего Высокопреосвященства не оставляет никаких сомнений в вашей мудрости, а один лишь взгляд на него позволяет подданным испытать истинную радость, уверяя их в неколебимости государства. Поправляет капюшон. По еще одному взмаху его руки выпрягают из кареты серого коня, на которого он садится мягким, скользящим движением.
Le Cardinal направляет коня вперед по южной дороге, раздумывая о том, что сказал Pere Joseph. Слегка недовольно: Сиятельные лики, mon pere, бывают у святых, а у нас, красных герцогов, вместо них при себе холодное оружие. За что нам придется потом долго замаливать свои грехи. На досуге. С другой стороны, если бы мы были безоружны, обо что разбивались бы наши враги? Разве что о нашу несравненную мудрость... comme un ferme rocher qui brise tout ce qui le heurte (13)... которая оказалась тверже Ла-Рошели.
Pere Joseph держится сбоку и в шаге сзади, умело сдерживая коня и практически не пользуясь поводьями. Камень против камешка (14), monsieur, противостояние было неравным еще до того, как началось. Теперь же, с Божьей помощью и вашим водительством, оно закончено.
Le Cardinal: Не может быть.
Armand-Jean du Plessis, Duc de Richelieu, вполоборота к своему спутнику. Я должен сообщить вам, святой отец, что постоянные визиты в наш лагерь под Ла-Рошелью начали утомлять меня. По ночам мне снятся бастионы этого проклятого города; как будто издеваясь надо мною, они крутятся у меня перед лицом, как дьявольские часы... я пытаюсь схватить их руками, но они не даются мне, а вместо этого взмывают все выше и выше и, наконец, теряются в небесах. Пожимая плечами, смеется. Похоже, вся эта осада подтачивает мое здоровье, которое я привык считать железным. Но, впрочем, я уверен, что этот строптивый город все-таки встретит свою судьбу раньше меня.
Francois «Joseph» du Tremblay почтительно кивает, стараясь не показывать лицо под капюшоном: Сегодня особый день, ваше Высокопреосвященство. Шпионы докладывали, что у осажденных практически подошли к концу запасы продовольствия. Английский корабль, последний из тех, которые пытались протаранить дамбу, убоявшись нашего пушечного огня, отвернул обратно к берегам Британии. Ла-Рошель на последнем издыхании. Скоро она подавится своей строптивостью.
Richelieu резко осаживает коня, увидев впереди такого же красного кардинала. Негромко. Попробуйте для разнообразия посмотреть не вниз, а вперед, отец Жозеф...и скажите мне, что вы видите. Un imposteur, definitivement. Mais non. Ce n'est pas un doppelganger primitif, non...(15)
Pere Joseph пускает коня рысью, оставляя Le Cardinal позади, и отрезает Francois du Tremblay от Richelieu, встав между ними. Тихо, глядя du Tremblay в лицо из-под капюшона. Не двигаться.
Francois «Joseph» du Tremblay, практически не шевелясь, проникает пальцами в складки рясы и шепотом читает молитву, нащупывая кинжал.
Le Cardinal, краем глаза отметив перемещения «своего» Отца Жозефа, подъезжает ближе к Richelieu, всматривается в его лицо, узнавая черты, знакомые по тройному портрету в National Gallеry в Лондоне: Примите уверения в моем глубочайшем почтении, Ваше Высокопреосвященство. И позвольте поздравить с благополучным исходом долгой кампании. Кажется, нам позволили сохранить обоюдное достоинство, столкнув друг с другом вдали от людских глаз.
Richelieu отмечает несомненное, и очень большое, внешнее сходство с собой, однако глаз его тут же выхватывает и некоторые различия в строении лица, манере говорить, а особенно - в цвете волос. С холодным весельем: Простите, не затруднит ли вас очень быстро объяснить мне, кто вы такой, почему так похожи на меня и, наконец, почему одеты, как кардинал? После этого объяснения я предоставлю вам возможность сохранять ваше достоинство в Бастилии. Уверен, вам там понравится... там много достойных людей.
Pere Joseph, так же негромко: Прочесть «Mater Dei» столько раз, сколько требуется для спасения твоей души, ты все равно не успеешь. Du Tremblay делает выпад; Pere Joseph опутывает его руку с ножом выхваченными из-под сутаны четками и резко дергает вверх. Вонзает свой нож тому под сердце. Du Tremblay падает вперед, на шею коня.
Le Cardinal, с искренней грустью, неторопливо: Вы, Ваше преосвященство, хотя и строитель церкви и государства, но, похоже, до сих пор не верили толком ни в Бога, ни в Черта. А зря. Потому что без этой довольно конкретной веры вы не сможете понять - почему. Недовольно: Мы с вами одеты как всадники, а не как кардиналы, и если бы я мог выбирать, то выбрал бы не такой вызывающий цвет. Но что поделаешь... поглаживает рукоятку своей шпаги. Что поделаешь... Вы говорите - Бастилия? Надо подумать.
Richelieu: Что-то знакомое мне чудится в этом лице... Какая-то итальянская кровь, из благородных... О... о да! Эту запрятанную в углах глаз отравленную борджианскую хитрость ни с чем не спутать. Качает головой. Боюсь, что не могу позволить вам долго размышлять. В вас слишком много крови Александра Шестого; я так и вижу, как она переполняет ваши вены. Спешивается и оглядывается. Видит, что Du Tremblay убит и на секунду прикрывает глаза. Так что, поскольку моих гвардейцев нет рядом, и арестовать вас некому... а также из-за того, что вы имели неосторожность убить моего преданного советника, я буду вынужден самолично устроить вам кровопускание. Медленно извлекает шпагу из ножен.
Le Cardinal, тоже покачав головой и вздохнув, спрыгивает на землю и обнажает свой клинок; сдергивает плащ и наматывает его на левую руку. С неудовольствием оттого, что приходится дерзить человеку, который явно вызывает его глубокое уважение: Увы, Ваше Преосвященство... Неприятно заставлять вас работать самому, тем более, что в вопросах фехтования мы, потомки достославного Александра, истинные музыканты. Фехтуем как по нотам: раз - два - а три уже сидит по рукоятку в правом легком противника. Прежде чем я продемонстрирую вам свое бессмертное punto riverso, (16) может быть договоримся полюбовно? Салютует Richelieu шпагой.
Richelieu, пожимая плечами, салютует Кардиналу в ответ, приведя руку в состояние moyenne, (17) после чего резко пружиной вытягивается вперед и в сложном параде (18) делает проход в левое предплечье Кардинала, который тот успешно парирует. Одобрительно подняв бровь: Хотел спросить у вас, что вы делали у Ла-Рошели.
Le Cardinal, парировав выпад Richelieu, переходит в легкий riposte; (19) несколько укоризненно: Ах, Ваше преосвященство... Но вы же сами отменили дуэли (20) под страхом смертной казни... Пользуется mal-pare (21) Richelieu и немного теснит его, потом ослабляет напор, явно намереваясь продолжить разговор. Чуть отступает. Меня туда забросили, Ваше преосвященство. И мне пришлось немного поговорить и пораспоряжаться от вашего лица.
Richelieu пользуется тем, что Кардинал отступил, делает обманное движение, после чего проводит фланконаду (22), рассекая одежды на руке Кардинала и раня его. Немного отходит. Спокойно: Надеюсь, ваши распоряжения пойдут на пользу Франции. Впрочем, вы об этом уже не узнаете.
Le Cardinal перехватывает шпагу целой левой рукой, правую заводит за спину, улыбается: О, да. Подобно многим, я ошибался, думая, что баланс интеллекта и физической подготовки у вас, Ваше преосвященство, нарушен. Придется быть менее почтительным. Решившись быть немного серьезнее, проводит еncounter of the first kind в пять touches (23) и приставляет клинок к горлу Richelieu: Вы знаете, у меня есть при себе еще и кинжал, но не думаю, что итальянский стиль фехтования до такой степени придется вам по душе. Извините. Изгнание не подойдет. Значит, Бастилия.
Richelieu: Значит, Бастилия?.. Напряженно: Позвольте поздравить вас. У вас был хороший учитель фехтования. Что вы имеете в виду: «значит, Бастилия»? Уж не собираетесь ли вы...
Le Cardinal продолжает бормотать себе под нос цитаты из Шекспира, подзывая жестом Pere Joseph: «Ну, сударь мой, а где passado ваше?.. Умолкни доброта. Огненноокий гнев, я твой отныне...» Не глядя в глаза Richelieu: Я победил вас в почти честном поединке, Ваше Преосвященство. Будьте уверены - постараюсь не уронить ни вашего имени, ни ваших дел. И жертв... постараюсь - поменьше. Вздыхает: Жозеф, вы ведь сможете соблюсти конфиденциальность?.. Видит, что по той же дороге, по которой достигли перекрестка они с Жозефом, за ними летит кардинальский гвардеец, размахивающий депешей.
Richelieu: Да это какая-то дьявольщина. Мне... не по себе. Что они - сумасшедшие? Или... Простите, но вы не понимаете. Я премьер-министр Франции, герцог, пэр, маршал, военачальник. Я самое близкое и доверенное лицо его Величества короля Людовика Тринадцатого. Без меня вся эта страна загорелась бы пламенем восстаний, грабежей и междоусобных свар. А вы... вы кто такие?! С удивлением видит, как гонец спешивается и с поклоном вручает депешу Кардиналу.
Le Cardinal, совсем расстроившись, тихо: Я все понимаю. А я... Я - князь, тоже отчасти военачальник и где-то даже адмирал... и еще - Present Dark Lord in Exile. Без меня одна половина Европы отправилась бы... на уборку корнеплодов, а вторая - туда, вниз, откуда я и явился к вам на смену, Ваше Высоко... преосвященство. Ломает печать и, встряхнув, разворачивает письмо свободной рукой. Ну вот. И Ла-Рошель сдалась - на наших с вами условиях. (24)
Pere Joseph подъезжает, ведя в поводу коня с мертвым du Tremblay. Спешивается. Безукоризненно вежливо помогает Richelieu снять красный плащ. Набрасывает его на седло Le Cardinal. Обернувшись, недолгое время ожидает, пока подъедет карета с одной вороной лошадью. Снимает тело du Tremblay с коня и помещает его в сундук над задней осью. Открывает перед Richelieu дверцу. Мы позаботимся о Франции, ваша милость. Перебрасывается несколькими словами с кучером, прикрывает дверцу и запирает ее ключом.
Le Cardinal машинально перевязывает раненую руку носовым платком, дает шпоры лошади и скрывается за поворотом дороги, ведущей в Париж, не оглядываясь на карету с Richelieu.
* Картины: Philippe de Champaigne, Henri Paul Motte, Рисунки (с) www, mau; photos (c) distan
идея&текст (c) Zamok&Dungeons
Дальше (Три мушкетера)
Оглавление
Раньше (Джеки)