Что было, что будет
Фрагмент моей книги "Сталин. Краткий курс для студентов, разведчиков и китайцев".
Старая площадь. Кабинет секретаря ЦК Маленкова. Берия и Маленков.
Берия. (Почти весело). Все не так уж плохо. Больше нет ни Совнаркома, ни Красной Армии. Теперь Совет министров, как во всех странах, и Советская армия. Наследие революционных времен убрано в музей. Теперь я заместитель председателя Совета министров, под моим началом все самые главные отрасли - железные дороги, металлургия, уголь, нефть, транспортное машиностроение, госконтроль. Что еще? А! И министерство внутренних дел. Такой загрузки нет ни у кого. Я фактически первый зам Хозяина.
Маленков. Атомный проект?
Берия. И это счастье у меня! У кого из заместителей Хозяина по правительству такая загрузка? Вот Молотов, Андреев, Микоян, Косыгин, Вознесенский, Ворошилов и Каганович. Ни у кого!
Маленков. Но Абакумов напрямую докладывает Хозяину.
Берия. Так и должно быть. Госбезопасность и оборона напрямую подчиняются Политбюро. (Кивает на портрет Сталина). Он и партийный аппарат крепко взял. Думаешь, для чего создано в ЦК Управление по проверке партийных органов? И заметь, кто назначен его начальником. Человек не из Центра, с периферии.
Маленков. Революционные настроения так просто не спрячешь в музей. Стремления все перевернуть одним могучим ударом - этого у нас не отнять. Это мы с тобой знаем, что нужна кропотливая упорная работа… Как ты думаешь, кто у нас в наибольшей степени революционер?
Берия. Конечно, Никита. Он как был в молодости троцкистом, так в душе им и остается. Ну, еще в некоторой степени Жданов. Романтик революции! Но самый последовательный революционер - это, конечно… (Снова кивает на портрет Сталина). Для него весь мир - поле вечной борьбы.
Маленков. А я вот покидаю этот кабинет.
Берия. Может быть, это к лучшему? Займешься спецпроектами вплотную, а там, гляди, все изменится. (Берет лист бумаги и пишет крупно: «В Ленинграде - следствие. Связь руководства с уголовниками. Хозяин в курсе).
Молотов (Читает, вопросительно смотрит на собеседника, потом улыбается). Да, спецпроекты - это главное. (Пишет). «Абакумов опасен».
Берия. (Читает, прячет бумагу в карман). Спецпроекты, спецпроекты... Поеду. Надо с физиками встретиться… Представляешь, академик Капица написал Хозяину: «Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Спецкомитете как сверхчеловеки». А хорошо сказано! Помнишь, когда мы с тобой скинули Молотова с танковой программы? Так у нас сразу дело пошло! И сейчас пойдет.
Квартира Жданова. Вечер. Жданов с сыном.
Юрий. Надо ли тебе соглашаться? Ты много лет работал в Ленинграде, а теперь будешь драконить ленинградских писателей? Это как если бы ты на каком-нибудь собрании стал критиковать свою семью. Что о тебе будут думать?
Жданов. Такое соображение имеет место. Но кто, если не я? Тут о себе думаешь в последнюю очередь…
Юрий. Ты сам выбрал эту тему?
Жданов. Не совсем… Пожалуй, мы вместе…
Юрий. Понятно…. А об американских писателях не говорили? Например, о Хэмингуэе?
Жданов. Он говорил о пристрастии дочери к американским романам. И Хэмингуэя тоже вспомнил. Это понятно. Сегодня ужесточается вражеская пропаганда, с нашей стороны не может быть места расслабленности. Это психологическая война, но многие интеллигенты еще живут старыми представлениями о союзе с Америкой.
Юрий. Светлана в восторге от Хэмингуэя. По-моему, она вообще читает только англоязычных писателей.
Жданов. Это неважно, на английском у нас мало кто читает. А вот на русском - много. Тут надо разобраться. И начнем с ленинградских журналов.
Юрий. Тебе предлагается роль унтер-офицерской вдовы.
Жданов. Почему же? Вот юморист Зощенко. Он изображает советских людей бездельниками и уродами, людьми глупыми и примитивными. Его совершенно не интересует труд людей, их усилия и героизм, их высокие общественные и моральные качества. Эта тема всегда у него отсутствует. А Анна Ахматова? Диапазон ее поэзии до убожества ограничен, - поэзии барыньки, мечущейся между будуаром и молитвой. Это - поэзия десяти тысяч верхних старой России. Помещичьи усадьбы с липовыми аллеями, фонтанами и обветшалыми гербами на воротах.. Это кануло в невозвратное прошлое! И вдруг на 29-м году социалистической революции появляются вновь на сцене музейные редкости из мира теней и начинают поучать нашу молодежь, как нужно жить. А что было бы, если бы мы действительно воспитывали молодежь в духе уныния и неверия в наше дело? А было бы то, что мы не победили бы в Великой Отечественной войне.
Юрий. Это все правильно, никто не спорит. Я же о другом…
Жданов. По итогам войны укрепились позиции социализма. И задача советской литературы заключается не только в том, чтобы отвечать ударом на удары против гнусной клеветы и нападок на нашу советскую культуру, на социализм, но и смело бичевать и нападать на буржуазную культуру.
Юрий. Откуда у нас буржуазная культура?
Жданов. Как откуда? Она никуда не делась, ее носители и почитатели во множестве вокруг нас. Даже умные западные писатели это отмечали. Когда к нам приезжал Леон Фейхтвангер в 37-м году, он потом написал, что появились проявления буржуазных тенденций… А молодые люди не знают, что за внешне красивой формой скрыта гнилая и тлетворная моральная основа, что эта культура поставлена на службу эгоистическим, корыстным интересам буржуазной верхушки общества. Весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание общества от острых вопросов политической и социальной борьбы. Это же война, Юрий! Война за умы и сердца… Чтобы отвлечь молодежь в русло пошлятины, наполненной гангстерами, девицами из варьете, похождениями всяких авантюристов и проходимцев.
Юрий. А что еще он сказал?
Жданов. Просил, чтобы я сделал доклад похулиганистей. Побоевитей. Я с ним полностью согласен, даже подталкивал его к такому решению. Вот наши с ним выводы. Где вы найдете такой народ и такую страну, как у нас? Где еще найдем такие качества, какие проявил наш народ в войне? Мы сегодня не те, что были вчера, и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот. Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, они в корне изменили облик нашей страны.
Юрий. Отец, я полностью на твоей стороне. Но увидишь, тебя сделают врагом интеллигенции.
Жданов. Что ж, готов и к такому! Но духовная жизнь не менее важна, чем материальная. Уступим здесь, уступим и везде. Молодое поколение должно быть воспитано стойким, бодрым, не бояться препятствий, идти навстречу этим препятствиям и уметь их преодолевать. А моя судьба - вторична. В конце концов, с моим больным сердцем лучше погибнуть в бою, чем в инвалидской коляске.
Юрий. (Сильно огорчен). Вот тебе и на! (Пауза. Понижает голос). Ты не находишь, что за всем этим может быть борьба за позицию преемника?
Жданов. И это возможно. Почему он назначил Булганина своим первым заместителем в министерстве обороны? Какой из Булганина маршал? Одно название. А назначил именно его, не Жукова. Потому что Жуков имеет склонность стать Наполеоном.
Юрий. А Молотов, Маленков?
Жданов. Молотов? Возможно. Хотя вряд ли. Из-за его жены: у нее родственники в Америке, да и вообще она слишком самостоятельная. Ее за это еще до войны сняли с поста наркома рыбной промышленности… А Маленков? После осуждения Шахурина и Новикова - нет!.. Берия? Грузин, его большинство не пропустит, побоятся. Когда он сменил Ежова, он быстро прибрал к рукам чекистов. Они совсем распоясались, стали опасны. Это сильный человек. Пожалуй, самый сильный… Нет, не пропустят!
Юрий. Тогда остаешься ты. Смотри, сколько народу за тобой, - Кузнецов, Вознесенский, Косыгин. В их руках важнейшие участки - кадры, обкомы, госбезопасность, Госплан, финансы… Какая сила!
Жданов. Нет-нет! Это опасные разговоры. У меня нет наполеоновских планов. Не надо!
Юрий. Есть логика исторических событий.
Жданов. Мы не готовы жить без него, никто не может заменить его. Это уже будет другая история!
Юрий. Согласно этой логики тебе не надо бы драконить ленинградских писателей. Пусть кто-нибудь другой.
Жданов. Нет, мне не отвертеться. Да и не хочу.
Старая площадь. Кабинет секретаря ЦК Маленкова. Берия и Маленков.
Берия. (Почти весело). Все не так уж плохо. Больше нет ни Совнаркома, ни Красной Армии. Теперь Совет министров, как во всех странах, и Советская армия. Наследие революционных времен убрано в музей. Теперь я заместитель председателя Совета министров, под моим началом все самые главные отрасли - железные дороги, металлургия, уголь, нефть, транспортное машиностроение, госконтроль. Что еще? А! И министерство внутренних дел. Такой загрузки нет ни у кого. Я фактически первый зам Хозяина.
Маленков. Атомный проект?
Берия. И это счастье у меня! У кого из заместителей Хозяина по правительству такая загрузка? Вот Молотов, Андреев, Микоян, Косыгин, Вознесенский, Ворошилов и Каганович. Ни у кого!
Маленков. Но Абакумов напрямую докладывает Хозяину.
Берия. Так и должно быть. Госбезопасность и оборона напрямую подчиняются Политбюро. (Кивает на портрет Сталина). Он и партийный аппарат крепко взял. Думаешь, для чего создано в ЦК Управление по проверке партийных органов? И заметь, кто назначен его начальником. Человек не из Центра, с периферии.
Маленков. Революционные настроения так просто не спрячешь в музей. Стремления все перевернуть одним могучим ударом - этого у нас не отнять. Это мы с тобой знаем, что нужна кропотливая упорная работа… Как ты думаешь, кто у нас в наибольшей степени революционер?
Берия. Конечно, Никита. Он как был в молодости троцкистом, так в душе им и остается. Ну, еще в некоторой степени Жданов. Романтик революции! Но самый последовательный революционер - это, конечно… (Снова кивает на портрет Сталина). Для него весь мир - поле вечной борьбы.
Маленков. А я вот покидаю этот кабинет.
Берия. Может быть, это к лучшему? Займешься спецпроектами вплотную, а там, гляди, все изменится. (Берет лист бумаги и пишет крупно: «В Ленинграде - следствие. Связь руководства с уголовниками. Хозяин в курсе).
Молотов (Читает, вопросительно смотрит на собеседника, потом улыбается). Да, спецпроекты - это главное. (Пишет). «Абакумов опасен».
Берия. (Читает, прячет бумагу в карман). Спецпроекты, спецпроекты... Поеду. Надо с физиками встретиться… Представляешь, академик Капица написал Хозяину: «Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Спецкомитете как сверхчеловеки». А хорошо сказано! Помнишь, когда мы с тобой скинули Молотова с танковой программы? Так у нас сразу дело пошло! И сейчас пойдет.
Квартира Жданова. Вечер. Жданов с сыном.
Юрий. Надо ли тебе соглашаться? Ты много лет работал в Ленинграде, а теперь будешь драконить ленинградских писателей? Это как если бы ты на каком-нибудь собрании стал критиковать свою семью. Что о тебе будут думать?
Жданов. Такое соображение имеет место. Но кто, если не я? Тут о себе думаешь в последнюю очередь…
Юрий. Ты сам выбрал эту тему?
Жданов. Не совсем… Пожалуй, мы вместе…
Юрий. Понятно…. А об американских писателях не говорили? Например, о Хэмингуэе?
Жданов. Он говорил о пристрастии дочери к американским романам. И Хэмингуэя тоже вспомнил. Это понятно. Сегодня ужесточается вражеская пропаганда, с нашей стороны не может быть места расслабленности. Это психологическая война, но многие интеллигенты еще живут старыми представлениями о союзе с Америкой.
Юрий. Светлана в восторге от Хэмингуэя. По-моему, она вообще читает только англоязычных писателей.
Жданов. Это неважно, на английском у нас мало кто читает. А вот на русском - много. Тут надо разобраться. И начнем с ленинградских журналов.
Юрий. Тебе предлагается роль унтер-офицерской вдовы.
Жданов. Почему же? Вот юморист Зощенко. Он изображает советских людей бездельниками и уродами, людьми глупыми и примитивными. Его совершенно не интересует труд людей, их усилия и героизм, их высокие общественные и моральные качества. Эта тема всегда у него отсутствует. А Анна Ахматова? Диапазон ее поэзии до убожества ограничен, - поэзии барыньки, мечущейся между будуаром и молитвой. Это - поэзия десяти тысяч верхних старой России. Помещичьи усадьбы с липовыми аллеями, фонтанами и обветшалыми гербами на воротах.. Это кануло в невозвратное прошлое! И вдруг на 29-м году социалистической революции появляются вновь на сцене музейные редкости из мира теней и начинают поучать нашу молодежь, как нужно жить. А что было бы, если бы мы действительно воспитывали молодежь в духе уныния и неверия в наше дело? А было бы то, что мы не победили бы в Великой Отечественной войне.
Юрий. Это все правильно, никто не спорит. Я же о другом…
Жданов. По итогам войны укрепились позиции социализма. И задача советской литературы заключается не только в том, чтобы отвечать ударом на удары против гнусной клеветы и нападок на нашу советскую культуру, на социализм, но и смело бичевать и нападать на буржуазную культуру.
Юрий. Откуда у нас буржуазная культура?
Жданов. Как откуда? Она никуда не делась, ее носители и почитатели во множестве вокруг нас. Даже умные западные писатели это отмечали. Когда к нам приезжал Леон Фейхтвангер в 37-м году, он потом написал, что появились проявления буржуазных тенденций… А молодые люди не знают, что за внешне красивой формой скрыта гнилая и тлетворная моральная основа, что эта культура поставлена на службу эгоистическим, корыстным интересам буржуазной верхушки общества. Весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание общества от острых вопросов политической и социальной борьбы. Это же война, Юрий! Война за умы и сердца… Чтобы отвлечь молодежь в русло пошлятины, наполненной гангстерами, девицами из варьете, похождениями всяких авантюристов и проходимцев.
Юрий. А что еще он сказал?
Жданов. Просил, чтобы я сделал доклад похулиганистей. Побоевитей. Я с ним полностью согласен, даже подталкивал его к такому решению. Вот наши с ним выводы. Где вы найдете такой народ и такую страну, как у нас? Где еще найдем такие качества, какие проявил наш народ в войне? Мы сегодня не те, что были вчера, и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот. Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, они в корне изменили облик нашей страны.
Юрий. Отец, я полностью на твоей стороне. Но увидишь, тебя сделают врагом интеллигенции.
Жданов. Что ж, готов и к такому! Но духовная жизнь не менее важна, чем материальная. Уступим здесь, уступим и везде. Молодое поколение должно быть воспитано стойким, бодрым, не бояться препятствий, идти навстречу этим препятствиям и уметь их преодолевать. А моя судьба - вторична. В конце концов, с моим больным сердцем лучше погибнуть в бою, чем в инвалидской коляске.
Юрий. (Сильно огорчен). Вот тебе и на! (Пауза. Понижает голос). Ты не находишь, что за всем этим может быть борьба за позицию преемника?
Жданов. И это возможно. Почему он назначил Булганина своим первым заместителем в министерстве обороны? Какой из Булганина маршал? Одно название. А назначил именно его, не Жукова. Потому что Жуков имеет склонность стать Наполеоном.
Юрий. А Молотов, Маленков?
Жданов. Молотов? Возможно. Хотя вряд ли. Из-за его жены: у нее родственники в Америке, да и вообще она слишком самостоятельная. Ее за это еще до войны сняли с поста наркома рыбной промышленности… А Маленков? После осуждения Шахурина и Новикова - нет!.. Берия? Грузин, его большинство не пропустит, побоятся. Когда он сменил Ежова, он быстро прибрал к рукам чекистов. Они совсем распоясались, стали опасны. Это сильный человек. Пожалуй, самый сильный… Нет, не пропустят!
Юрий. Тогда остаешься ты. Смотри, сколько народу за тобой, - Кузнецов, Вознесенский, Косыгин. В их руках важнейшие участки - кадры, обкомы, госбезопасность, Госплан, финансы… Какая сила!
Жданов. Нет-нет! Это опасные разговоры. У меня нет наполеоновских планов. Не надо!
Юрий. Есть логика исторических событий.
Жданов. Мы не готовы жить без него, никто не может заменить его. Это уже будет другая история!
Юрий. Согласно этой логики тебе не надо бы драконить ленинградских писателей. Пусть кто-нибудь другой.
Жданов. Нет, мне не отвертеться. Да и не хочу.