Царство и священство
Фрагмент из моей книги "Заговор верхов, или Тотальный переворот" (М., 2016).
Можно ли утверждать, что идеологические основы империи были прочны? Они опирались на Церковь, школьную и университетскую системы образования, классическую литературу, армейское воспитание новобранцев, на авторитет монархии и монарха. Но все же говорить о прочности основ нельзя.
Что сделало государство, чтобы укрепить своего естественного и массового союзника, десятки тысяч православных священников? Очень мало, почти ничего. Авторитет сельских батюшек был низок, они были бедны и материально зависимы от крестьян.
Протоиерей Георгий Флоровский отмечал, что в начале XX века среди рядовых клириков все больше развивалось чувство экономического закрепощения, которое постепенно «перерождалось в чувство классовой горечи, обиды, социальной несправедливости». Сельские клирики находились в скудости, бедности, зачастую - в прямой нищете. (Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 480. / Цит. по Бабкин М.А. Духовенство Русской православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.). «Индрик» М., 2006. С. С. 66 - 67.)
Лишь половина православного духовенства получала от казны небольшое жалованье (так называемые «средне-нормальные оклады содержания»). Средний годовой оклад священника равнялся 294 руб., дьякона - 147 и псаломщика - 98 руб. Нищета! Казна ежегодно (1914) выделяла дотации на материальную помощь духовенству чуть более 18 млн. руб., однако для освобождения приходских священников от денежной зависимости от населения (платы за исполнение треб) было необходим более 50 млн. руб.
Поэтому не удивительно, что в начале века детей духовенства с образованием уходили на гражданскую службу, учителями в школы и т.д., а семинаристы - в светские учебные заведения. Например, в духовном ведомстве в 1914 г. осталось лишь 47,1 процент, менее половины выпускников семинарий. А священнический сан (на 1913 г.) приняло еще меньше - 26,7 процента выпускников духовных школ ((Миронов Б.Н. Социальная история России. В 2 т. «Дмитрий Буланин». СПб., 1999. Т. 1. С. 98, 107, 109.).
(Кстати, многие руководители Коммунистической партии имели духовное образование, среди них самые известные - И.В. Сталин и А.И. Микоян.)
В церковном руководстве тоже было далеко не все спокойно. Архиереи относились к высшим государственным сановниками в генеральских чинах; по табели о рангах митрополиты, архиепископы и епископы приравнивались к трем первым классам Табели о рангах. Однако из-за постоянного контроля царской администрации, берущего начало со времен Ивана Грозного и окончательно оформившегося при Петре, епископат считал свое положение приниженным и даже оскорбительным.
Это была сплоченная и высокообразованная часть имперской элиты. Накануне Февраля 86,8 процентов архиереев имели высшее духовное образование, 5,3 процентов - среднее духовное, 7,2 процента - высшее светское (университетское, специальное и повышенное среднее) и один только человек - 0,7 % - начальное среднее. Значительная часть епископата являлись магистрами и докторами богословия. Большинство иерархов обладало опытом административной деятельности, поскольку многие из них в свое время являлись инспекторами и ректорами духовных семинарий и академий.
Взаимоотношения императора с руководством Церкви было полно тайного напряжения. Существует версия, что после очередной (зимней) сессии Святейшего Синода в 1905 года царь высказал желание оставить престол и принять монашество, предложив свою кандидатуру в качестве кандидата на патриаршество. Ответом ему было красноречивое молчание владык.
Профессор государственного и канонического права Михаил Валерьянович Зызыкин утверждал, что вскоре после рождения наследника цесаревича Алексея царь и царица навестили Санкт-Петербургского митрополита Антония (Вадковского) и попросили благословение на отречение от трона в пользу сына, а самим постричься в монашество. Митрополит отказал в благословении, указав «на недопустимость строить свое личное спасение на оставлении без крайней надобности своего царственного долга, указанного Богом». Он также предупредил, что в период регентства (во время малолетия наследника) страна может подвергнуться непредсказуемым опасностям, обусловленным отсутствием «легитимной» власти. По мнению митрополита, лишь по достижении цесаревичем совершеннолетия государь мог бы оставить свой многотрудный пост. (Зызыкин М.В.Царская власть в России. Журнал «Москва». М., 2004. С. 590).
Если Николай II был против разделения духовного от светского и видел идеал православной империи в слиянии государства и Православной церкви, то архиереи стремились разграничить одно и другое, добиться собственной самостоятельности и определенной независимости от коронной администрации. Идея российского духовенства о патриаршестве провоцировала разрыв единства церкви с государством. В схеме церковно-государственных отношений, которую отстаивала иерархия, патриарх мыслился как фактически неподконтрольное императору лицо, которое находится в некотором смысле не «при» царе (в качестве одного из наиболее приближенных советников), а «напротив» царя, в качестве определенного «противовеса» ему. Политическая подоплека патриаршества была такова, что в лице первопрестольного архиерея император мог получить центр оппозиционно настроенных сил клерикализма. Тем более, что в непростой политической обстановке, которая была в стране в 1905 году, в духовной среде наблюдалось охлаждение верноподданнических чувств. Понятно, что при возникновении каких-либо (пусть даже незначительных) разногласий между церковной и государственной властями патриарх мог перейти в открытую оппозицию царю. При этом он был бы фактически «недосягаем» для императора: в случае, например, суда над патриархом для рассмотрения его дела следовало бы приглашать «равночестных» тому по сану восточных первосвятителей (как в случае с патриархом Никоном в 1666 г.). При этом государству грозила бы вероятность церковно-политического раскола, аналогичного расколу XVII века, что в условиях нарастания революционного движения могло послужить катализатором революции. По сути, патриарх нужен был революционному движению как сила, с помощью которой можно было бы ускорить падение (или свержение) самодержавнои власти помазанника Божьего. (Бабкин М. Там же. С. 78- 79.)
Не можем не процитировать приведеное профессором Михаилом Анатольевичем Бабкиным частное высказывание об архиереях К.П. Победоносцева (ока государева в церковных делах): «Где уж там толковать о высоких добродетелях. Хоть бы с ума не сходил, хоть бы дурака не валял: и на том слава Богу».
Говорят, что император не претендовал на патриаршество - это неверная трактовка разговора в Синоде в 1906 году. На самом деле император спросил, кого из иерархов члены Синода хотели бы видеть Патриархом? Иеарархи ответили молчанием. Тогда он спросил: «Тогда мне самому надо стать патриархом?». И тоже - молчание. (Зызыкин. Там же. С.590).
Как бы там ни было, но Церковь стремилась избавиться от опеки государства, а император переживал колоссальные психологические трудности, которые отчасти отразились в Манифесте 17 октября.
Бесспорным свидетельство сложных отношений между Царским Селом и церковными иерархами служит частота увольнений обер-прокуроров после отставки К.П. Победоносцева (он не принял Манифеста 17 октября). Святейший Синод возглавляли: Оболенский А.Д (20.10.1905 - 24.04.1906); Ширинский-Шихматов А.А. (26.04.1906 - 09.07.1906); Извольский П.П. (27.07.1906 - 05.02.1909); Лукьянов С.М. (05.02.1909 - 02.05.1911); Саблер В.К. (02.05.1911 - 05.07.1915); Самарин А.Д. (05.07.1915 - 26.09.1915); Волжин А.Н. (30.09.1915 - 07.08.1916); Раев Н.П. (30.08.1916 - 28.02.1917).
Скрытый конфликт выплеснулся наружу после Февраля, когда практически все владыки дружно присягнули Временному правительству.
У нас нет прямых свидетельство взаимоотношениях иерархов и царя, но есть известна точка зрения Александры Федоровны в передаче князя Н.Д. Жевахова: “Мы ничего не можем сделать без союзников, - продолжала Императрица, - мы связаны со всех сторон и, что ужаснее всего, не имеем мира внутри государства... Эти непонятные отношения между Церковью и государством, и в такое время, когда так нужны взаимное понимание и поддержка... Церковь и государство точно враги стоят друг против друга; линии церковной и государственной жизни разошлись в разные стороны... Теперь, более чем когда-либо, нужно думать о том, чтобы сблизить эти линии, ввести их в общее русло... Ведь у Церкви и государства общие задачи, общие цели; откуда же это разделение, эта вражда?!
Это расстояние между пастырями и паствой, о котором Вы говорите, причиняет Мне такую боль... Духовенство не только не понимает церковно-государственных задач, но не понимает даже веры народной, не знает народных нужд и потребностей... Особенно архиереи... Я многих знаю; но все они какие-то странные, очень мало образованы, с большим честолюбием... Это какие-то духовные сановники; но служители Церкви не могут и не должны быть сановниками... Народ идет не за сановниками, а за праведниками... Они совершенно не умеют привязать к себе ни интеллигенцию, ни простой народ... Их влияние ни в чем не сказывается, а, между тем, русский народ так восприимчив. Я не могу видеть в этом наследия исторических причин... Раньше Церковь не была во вражде с государством; раньше иерархи помогали государству, были гораздо ближе к народу, чем теперь...
Россия - это наш серый, заброшенный, темный, неграмотный народ, жаждущий хорошего пастыря и хорошего учителя, но не имеющий ни того, ни другого... Вместо того, чтобы идти в толщу народную, епископы только и думают о Патриархе... Но, что же даст Патриарх, приблизит ли он пастыря к пастве, даст ли народу то, что нужно?.. Прибавится лишь число митрополитов, и больше ничего; а расстояние между пастырем и народом, между Церковью и государством, еще более увеличится...» (Жевахов Н. Там же. http://krotov.info/history/20/1910/zhevahov1.html)
Да, государство финансировало церковно-приходские школы (пусть и недостаточно), обучало сотни тысяч солдат-новобранцев грамоте, развивало сеть начальных школ и училищ. Все это так. Но этого оказалось так мало.
После восстановления патриаршества в ноябре 1917 года и избрания на патриарший престол Тихона (Белавина) была сделана попытка спасти царскую семью, находившуюся в Тобольске, выкупить ее у охраны, назначенной Временным правительством. Охрана состояла из трех гвардейских стрелковых рот участников Первой мировой войны, многие были георгиевскими кавалерами. Командовал ею полковник Е.С.Кобылинский, являвшийся ее начальником и до отречения императора Николая II. Солдаты, несколько месяцев не получавшие жалованья, были готовы передать царскую семью любой власти, которая выплатит им долги. Деньги для выкупа, собранные монархистами Петрограда и Москвы, были тайно доставлены епископу Тобольскому и Сибирскому Гермогену (Долганову). И тут произошло немыслимое: патриарх Тихон распорядился ограничиться передачей Николаю II большой просфоры и своего благословения, деньги же не тратить, а отложить для церковных нужд. Вскоре в Тобольск прибыл отряд красноармейцев, доставившим жалованье для охраны, и царская семья была вывезена в Екатеринбург, где ее через три месяца расстреляли. (Бабкин М.А. Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.) М., 2007.)
Расшифровка действий патриарха таится в византийской глубине церковно-государственных отношений, в проблеме «священства-царства». Таким образом, со времен царя Алексея Михайловича и Петра Великого до расстрела последнего царя протянулась эта трагедия.
Можно ли утверждать, что идеологические основы империи были прочны? Они опирались на Церковь, школьную и университетскую системы образования, классическую литературу, армейское воспитание новобранцев, на авторитет монархии и монарха. Но все же говорить о прочности основ нельзя.
Что сделало государство, чтобы укрепить своего естественного и массового союзника, десятки тысяч православных священников? Очень мало, почти ничего. Авторитет сельских батюшек был низок, они были бедны и материально зависимы от крестьян.
Протоиерей Георгий Флоровский отмечал, что в начале XX века среди рядовых клириков все больше развивалось чувство экономического закрепощения, которое постепенно «перерождалось в чувство классовой горечи, обиды, социальной несправедливости». Сельские клирики находились в скудости, бедности, зачастую - в прямой нищете. (Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 480. / Цит. по Бабкин М.А. Духовенство Русской православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.). «Индрик» М., 2006. С. С. 66 - 67.)
Лишь половина православного духовенства получала от казны небольшое жалованье (так называемые «средне-нормальные оклады содержания»). Средний годовой оклад священника равнялся 294 руб., дьякона - 147 и псаломщика - 98 руб. Нищета! Казна ежегодно (1914) выделяла дотации на материальную помощь духовенству чуть более 18 млн. руб., однако для освобождения приходских священников от денежной зависимости от населения (платы за исполнение треб) было необходим более 50 млн. руб.
Поэтому не удивительно, что в начале века детей духовенства с образованием уходили на гражданскую службу, учителями в школы и т.д., а семинаристы - в светские учебные заведения. Например, в духовном ведомстве в 1914 г. осталось лишь 47,1 процент, менее половины выпускников семинарий. А священнический сан (на 1913 г.) приняло еще меньше - 26,7 процента выпускников духовных школ ((Миронов Б.Н. Социальная история России. В 2 т. «Дмитрий Буланин». СПб., 1999. Т. 1. С. 98, 107, 109.).
(Кстати, многие руководители Коммунистической партии имели духовное образование, среди них самые известные - И.В. Сталин и А.И. Микоян.)
В церковном руководстве тоже было далеко не все спокойно. Архиереи относились к высшим государственным сановниками в генеральских чинах; по табели о рангах митрополиты, архиепископы и епископы приравнивались к трем первым классам Табели о рангах. Однако из-за постоянного контроля царской администрации, берущего начало со времен Ивана Грозного и окончательно оформившегося при Петре, епископат считал свое положение приниженным и даже оскорбительным.
Это была сплоченная и высокообразованная часть имперской элиты. Накануне Февраля 86,8 процентов архиереев имели высшее духовное образование, 5,3 процентов - среднее духовное, 7,2 процента - высшее светское (университетское, специальное и повышенное среднее) и один только человек - 0,7 % - начальное среднее. Значительная часть епископата являлись магистрами и докторами богословия. Большинство иерархов обладало опытом административной деятельности, поскольку многие из них в свое время являлись инспекторами и ректорами духовных семинарий и академий.
Взаимоотношения императора с руководством Церкви было полно тайного напряжения. Существует версия, что после очередной (зимней) сессии Святейшего Синода в 1905 года царь высказал желание оставить престол и принять монашество, предложив свою кандидатуру в качестве кандидата на патриаршество. Ответом ему было красноречивое молчание владык.
Профессор государственного и канонического права Михаил Валерьянович Зызыкин утверждал, что вскоре после рождения наследника цесаревича Алексея царь и царица навестили Санкт-Петербургского митрополита Антония (Вадковского) и попросили благословение на отречение от трона в пользу сына, а самим постричься в монашество. Митрополит отказал в благословении, указав «на недопустимость строить свое личное спасение на оставлении без крайней надобности своего царственного долга, указанного Богом». Он также предупредил, что в период регентства (во время малолетия наследника) страна может подвергнуться непредсказуемым опасностям, обусловленным отсутствием «легитимной» власти. По мнению митрополита, лишь по достижении цесаревичем совершеннолетия государь мог бы оставить свой многотрудный пост. (Зызыкин М.В.Царская власть в России. Журнал «Москва». М., 2004. С. 590).
Если Николай II был против разделения духовного от светского и видел идеал православной империи в слиянии государства и Православной церкви, то архиереи стремились разграничить одно и другое, добиться собственной самостоятельности и определенной независимости от коронной администрации. Идея российского духовенства о патриаршестве провоцировала разрыв единства церкви с государством. В схеме церковно-государственных отношений, которую отстаивала иерархия, патриарх мыслился как фактически неподконтрольное императору лицо, которое находится в некотором смысле не «при» царе (в качестве одного из наиболее приближенных советников), а «напротив» царя, в качестве определенного «противовеса» ему. Политическая подоплека патриаршества была такова, что в лице первопрестольного архиерея император мог получить центр оппозиционно настроенных сил клерикализма. Тем более, что в непростой политической обстановке, которая была в стране в 1905 году, в духовной среде наблюдалось охлаждение верноподданнических чувств. Понятно, что при возникновении каких-либо (пусть даже незначительных) разногласий между церковной и государственной властями патриарх мог перейти в открытую оппозицию царю. При этом он был бы фактически «недосягаем» для императора: в случае, например, суда над патриархом для рассмотрения его дела следовало бы приглашать «равночестных» тому по сану восточных первосвятителей (как в случае с патриархом Никоном в 1666 г.). При этом государству грозила бы вероятность церковно-политического раскола, аналогичного расколу XVII века, что в условиях нарастания революционного движения могло послужить катализатором революции. По сути, патриарх нужен был революционному движению как сила, с помощью которой можно было бы ускорить падение (или свержение) самодержавнои власти помазанника Божьего. (Бабкин М. Там же. С. 78- 79.)
Не можем не процитировать приведеное профессором Михаилом Анатольевичем Бабкиным частное высказывание об архиереях К.П. Победоносцева (ока государева в церковных делах): «Где уж там толковать о высоких добродетелях. Хоть бы с ума не сходил, хоть бы дурака не валял: и на том слава Богу».
Говорят, что император не претендовал на патриаршество - это неверная трактовка разговора в Синоде в 1906 году. На самом деле император спросил, кого из иерархов члены Синода хотели бы видеть Патриархом? Иеарархи ответили молчанием. Тогда он спросил: «Тогда мне самому надо стать патриархом?». И тоже - молчание. (Зызыкин. Там же. С.590).
Как бы там ни было, но Церковь стремилась избавиться от опеки государства, а император переживал колоссальные психологические трудности, которые отчасти отразились в Манифесте 17 октября.
Бесспорным свидетельство сложных отношений между Царским Селом и церковными иерархами служит частота увольнений обер-прокуроров после отставки К.П. Победоносцева (он не принял Манифеста 17 октября). Святейший Синод возглавляли: Оболенский А.Д (20.10.1905 - 24.04.1906); Ширинский-Шихматов А.А. (26.04.1906 - 09.07.1906); Извольский П.П. (27.07.1906 - 05.02.1909); Лукьянов С.М. (05.02.1909 - 02.05.1911); Саблер В.К. (02.05.1911 - 05.07.1915); Самарин А.Д. (05.07.1915 - 26.09.1915); Волжин А.Н. (30.09.1915 - 07.08.1916); Раев Н.П. (30.08.1916 - 28.02.1917).
Скрытый конфликт выплеснулся наружу после Февраля, когда практически все владыки дружно присягнули Временному правительству.
У нас нет прямых свидетельство взаимоотношениях иерархов и царя, но есть известна точка зрения Александры Федоровны в передаче князя Н.Д. Жевахова: “Мы ничего не можем сделать без союзников, - продолжала Императрица, - мы связаны со всех сторон и, что ужаснее всего, не имеем мира внутри государства... Эти непонятные отношения между Церковью и государством, и в такое время, когда так нужны взаимное понимание и поддержка... Церковь и государство точно враги стоят друг против друга; линии церковной и государственной жизни разошлись в разные стороны... Теперь, более чем когда-либо, нужно думать о том, чтобы сблизить эти линии, ввести их в общее русло... Ведь у Церкви и государства общие задачи, общие цели; откуда же это разделение, эта вражда?!
Это расстояние между пастырями и паствой, о котором Вы говорите, причиняет Мне такую боль... Духовенство не только не понимает церковно-государственных задач, но не понимает даже веры народной, не знает народных нужд и потребностей... Особенно архиереи... Я многих знаю; но все они какие-то странные, очень мало образованы, с большим честолюбием... Это какие-то духовные сановники; но служители Церкви не могут и не должны быть сановниками... Народ идет не за сановниками, а за праведниками... Они совершенно не умеют привязать к себе ни интеллигенцию, ни простой народ... Их влияние ни в чем не сказывается, а, между тем, русский народ так восприимчив. Я не могу видеть в этом наследия исторических причин... Раньше Церковь не была во вражде с государством; раньше иерархи помогали государству, были гораздо ближе к народу, чем теперь...
Россия - это наш серый, заброшенный, темный, неграмотный народ, жаждущий хорошего пастыря и хорошего учителя, но не имеющий ни того, ни другого... Вместо того, чтобы идти в толщу народную, епископы только и думают о Патриархе... Но, что же даст Патриарх, приблизит ли он пастыря к пастве, даст ли народу то, что нужно?.. Прибавится лишь число митрополитов, и больше ничего; а расстояние между пастырем и народом, между Церковью и государством, еще более увеличится...» (Жевахов Н. Там же. http://krotov.info/history/20/1910/zhevahov1.html)
Да, государство финансировало церковно-приходские школы (пусть и недостаточно), обучало сотни тысяч солдат-новобранцев грамоте, развивало сеть начальных школ и училищ. Все это так. Но этого оказалось так мало.
После восстановления патриаршества в ноябре 1917 года и избрания на патриарший престол Тихона (Белавина) была сделана попытка спасти царскую семью, находившуюся в Тобольске, выкупить ее у охраны, назначенной Временным правительством. Охрана состояла из трех гвардейских стрелковых рот участников Первой мировой войны, многие были георгиевскими кавалерами. Командовал ею полковник Е.С.Кобылинский, являвшийся ее начальником и до отречения императора Николая II. Солдаты, несколько месяцев не получавшие жалованья, были готовы передать царскую семью любой власти, которая выплатит им долги. Деньги для выкупа, собранные монархистами Петрограда и Москвы, были тайно доставлены епископу Тобольскому и Сибирскому Гермогену (Долганову). И тут произошло немыслимое: патриарх Тихон распорядился ограничиться передачей Николаю II большой просфоры и своего благословения, деньги же не тратить, а отложить для церковных нужд. Вскоре в Тобольск прибыл отряд красноармейцев, доставившим жалованье для охраны, и царская семья была вывезена в Екатеринбург, где ее через три месяца расстреляли. (Бабкин М.А. Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало ХХ в. - конец 1917 г.) М., 2007.)
Расшифровка действий патриарха таится в византийской глубине церковно-государственных отношений, в проблеме «священства-царства». Таким образом, со времен царя Алексея Михайловича и Петра Великого до расстрела последнего царя протянулась эта трагедия.