Первая мировая и бюджетные интересы
Отдаю долг памяти моим деда, участникам первой мировой.
Почему она началась, они не знали.
Не говорю о защите братской Сербии. Дело было в другом.
Проблемы государственного бюджета - вот что тогда было важнейшим вопросом для Петербурга. А бюджет, как мы знаем, держался на зерновом экспорте.
Академик-марксист М.Н. Покровский по этому поводу писал: «Империалистический характер войны и господство финансового капитала в царской России делали участие в войне этой последней фактом, само собой разумеющимся. Этому нисколько не противоречит то, что непосредственно война была связана с интересами русского торгового капитала, давшего ей лозунг: «Ключи от собственного дома!». Эта последняя война царской России достойным образом оканчивала «историческую миссию» дома Романовых, начавших с борьбы за такие же «ключи» на севере, с борьбы за господство на Балтийском море. Война за «проливы» была точно такой же борьбой за торговые пути, и нетрудно найти статистическое обоснование для начала этой последней борьбы в 1914 году. Если мы возьмем размеры русского активного баланса в последнее пятилетие перед войной, мы получим две чрезвычайно выразительные колонки цифр:
1909 год - хлебный вывоз 760,7 млн. руб - торговый баланс в пользу России 581 млн.руб.
(…)
1913 год - 647,8 млн. руб. - торговый баланс 200 млн. руб.
(…) В известном, неоднократно цитировавшемся, разговоре с английским послом Бьюкененом, в апреле 1914 года, Николай сказал ему, что если «Турция опять закроет проливы, он, Николай, «прибегнет» к «силе», чтобы очистить дорогу русскому хлебу». Ибо в основе всей вышеприведенной статистики лежал тот факт, что благодаря ряду войн, начавшихся с 1911 года (итало-турецкая, балканская, турецко-греческая и т.д.), знаменитые «проливы» - Босфор и Дарданеллы большую часть времени были закрыты для плавания. (…)Убытки от закрытия Дарданелл русское министерство финансов исчисляло в 30 млн. руб. в месяц. «Свобода морского торгового пути из Черного моря в Средиземное и обратно является необходимым условием правильной экономической жизни России и дальнейшего развития ее благосостояния», - говорит секретная записка министерства иностранных дел о захвате проливов, составленная осенью 1914 года» (Покровский М.Н. Империалистическая война 1915 - 1930. М., 2009. С. 114.)
К данной проблеме следует добавить проблему финансовых потерь из-за повышения хлебных пошлин на русский хлеб в Германии. В других экспортно-ориентированных секторах, металлургическом и текстильнои, не было заметно сокращения прибыльности.
Разумеется, острые бюджетные проблемы периферийного участника мирового экономического процесса не могли вызвать всеобъемлющей войны. Для начала войны потребовалось кое-что весомее.
Например, в 1913 году значительно вырос (удвоился) германский экспорт в Англию, а английский в Германию, соответственно, упал. Ввоз германской машиностроительной продукции во Францию с 1906 по 1912 вырос более чем в 2,5 раза. Иронию М.Н. Покровского по этому поводу вполне можно понять: «Жорес, быть может, и сам не подозревал, какой глубокой экономической истиной был его афоризм, гласивший, что французское немцеедство есть «ненависть мелкого лавочника к большому магазину».
Та же ситуация была и в Сербии, самом близком российском союзнике, где внутренний рынок, в том числе размещение военных заказов, практически контролировала Франция, сильно потеснившая Австро-Венгрию, но затем лидирующее положение перешло к Германии, удесятерившей со времени Берлинского конгресса свой экспорт.
Рост германской экономики и ущемление интересов экономик России, Франции и Англии был очевиден.
Сегодня в России вспомнили о Первой мировой потому, что снова остро стоит вопрос о транспортной связанности с Европой и Ближним Востоком.
Почему она началась, они не знали.
Не говорю о защите братской Сербии. Дело было в другом.
Проблемы государственного бюджета - вот что тогда было важнейшим вопросом для Петербурга. А бюджет, как мы знаем, держался на зерновом экспорте.
Академик-марксист М.Н. Покровский по этому поводу писал: «Империалистический характер войны и господство финансового капитала в царской России делали участие в войне этой последней фактом, само собой разумеющимся. Этому нисколько не противоречит то, что непосредственно война была связана с интересами русского торгового капитала, давшего ей лозунг: «Ключи от собственного дома!». Эта последняя война царской России достойным образом оканчивала «историческую миссию» дома Романовых, начавших с борьбы за такие же «ключи» на севере, с борьбы за господство на Балтийском море. Война за «проливы» была точно такой же борьбой за торговые пути, и нетрудно найти статистическое обоснование для начала этой последней борьбы в 1914 году. Если мы возьмем размеры русского активного баланса в последнее пятилетие перед войной, мы получим две чрезвычайно выразительные колонки цифр:
1909 год - хлебный вывоз 760,7 млн. руб - торговый баланс в пользу России 581 млн.руб.
(…)
1913 год - 647,8 млн. руб. - торговый баланс 200 млн. руб.
(…) В известном, неоднократно цитировавшемся, разговоре с английским послом Бьюкененом, в апреле 1914 года, Николай сказал ему, что если «Турция опять закроет проливы, он, Николай, «прибегнет» к «силе», чтобы очистить дорогу русскому хлебу». Ибо в основе всей вышеприведенной статистики лежал тот факт, что благодаря ряду войн, начавшихся с 1911 года (итало-турецкая, балканская, турецко-греческая и т.д.), знаменитые «проливы» - Босфор и Дарданеллы большую часть времени были закрыты для плавания. (…)Убытки от закрытия Дарданелл русское министерство финансов исчисляло в 30 млн. руб. в месяц. «Свобода морского торгового пути из Черного моря в Средиземное и обратно является необходимым условием правильной экономической жизни России и дальнейшего развития ее благосостояния», - говорит секретная записка министерства иностранных дел о захвате проливов, составленная осенью 1914 года» (Покровский М.Н. Империалистическая война 1915 - 1930. М., 2009. С. 114.)
К данной проблеме следует добавить проблему финансовых потерь из-за повышения хлебных пошлин на русский хлеб в Германии. В других экспортно-ориентированных секторах, металлургическом и текстильнои, не было заметно сокращения прибыльности.
Разумеется, острые бюджетные проблемы периферийного участника мирового экономического процесса не могли вызвать всеобъемлющей войны. Для начала войны потребовалось кое-что весомее.
Например, в 1913 году значительно вырос (удвоился) германский экспорт в Англию, а английский в Германию, соответственно, упал. Ввоз германской машиностроительной продукции во Францию с 1906 по 1912 вырос более чем в 2,5 раза. Иронию М.Н. Покровского по этому поводу вполне можно понять: «Жорес, быть может, и сам не подозревал, какой глубокой экономической истиной был его афоризм, гласивший, что французское немцеедство есть «ненависть мелкого лавочника к большому магазину».
Та же ситуация была и в Сербии, самом близком российском союзнике, где внутренний рынок, в том числе размещение военных заказов, практически контролировала Франция, сильно потеснившая Австро-Венгрию, но затем лидирующее положение перешло к Германии, удесятерившей со времени Берлинского конгресса свой экспорт.
Рост германской экономики и ущемление интересов экономик России, Франции и Англии был очевиден.
Сегодня в России вспомнили о Первой мировой потому, что снова остро стоит вопрос о транспортной связанности с Европой и Ближним Востоком.