Новый год, Сталин, демократизация. борьба с аппаратом, где-то тут и Путин
В связи с Новым годом совершу небольшой экскурс в недалекое прошлое. Вот фрагмент из моей книги о Сталине. Прошу...
Сталин все дальше уходил от революционных принципов. В середине 1935 года две организации старых борцов с Российской империей - Общество старых большевиков и Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, состоявшие в большинстве своем из бывших эсеров и меньшевиков, - были закрыты.
После убийства Кирова государство перестало поддерживать бывших террористов, было запрещено положительно упоминать о терроре «Народной воли» и т. д. За этими решениями можно было разглядеть недавнюю борьбу Сталина с «основоположником марксизма» Энгельсом. И если он не побоялся отвергнуть антигосударственную, по его представлениям, статью Марксова соратника, то прикрыть старых бомбистов ему было и того легче. Кроме того, примерно 50 ветеранов арестовали за близость к «зиновьевско-каменевскому блоку».
Продолжались и другие разительные перемены, которые революционная часть партии воспринимала не иначе, как контрреволюционные, а остальная публика - одобрительно.
В 1935 году была создана Всероссийская Пушкинская комиссия для популяризации творчества поэта и празднования в 1937 году его столетнего юбилея. Ее возглавил Горький. «Правда» напечатала в связи с этим передовую статью «Великий русский поэт».
Александр Пушкин, еще недавно причисленный к царской (белогвардейской) культуре, вернулся на родину.
В армии были возвращены офицерские звания, высшим военным чинам были присвоены маршальские звания и звезды (Тухачевскому, Блюхеру, Егорову, Ворошилову, Буденному), штаб РККА стал называться Генеральным штабом, как и до 1917 года; были восстановлены кавалерийские казачьи части, а также, «учитывая преданность казачества советской власти», сняты все ограничения для казаков «в отношении их службы» в РККА.
Постепенно в повседневную жизнь пробились многие реалии традиционной культуры, легко занимавшие привычные места в общественном сознании. В репертуаре музыкальных и хоровых коллективов появились русские народные песни и танцы, стали печататься статьи о выдающихся представителях русской культуры и науки. В общеобразовательные школы вернулась прежняя, как в гимназиях, практика, школьные формы и даже пятибалльная система оценок.
Возвращалось и преподавание в школах истории и географии, предметов, расширяющих кругозор и определяющих мировидение.
Символическим знаком было опубликованное 30 декабря 1935 года постановление ЦИК и СНК СССР «О приеме в высшие учебные заведения и техникумы»: отменялись все ограничения на прием, связанные с социальным происхождением абитуриентов. Десятки тысяч молодых людей освобождались от своих «родовых пятен контрреволюции» и получали все гражданские права.
Но особенно заметно было отношение Сталина к православной религии и Церкви. Была закрыта газета «Безбожник», сильно ослабела антирелигиозная пропаганда. Накануне Пасхи 1935 года разрешили торговать (сперва на рынках, а затем и в государственных магазинах) продовольственными красителями, формочками и т. п. для выпечки куличей. И наконец, накануне 1936 года вернули рождественские елки (отныне «новогодние»), что вызвало целую волну горячего восторга у детей и изумление взрослой публики. Все помнили запрет 1927 года на продажу елок, тогда против них объявили комсомольский «поход». Но опубликованная 28 декабря в «Правде» статья Постышева «Давайте организуем к Новому году хорошую елку!» казалась маленьким чудом: «Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком».
Можно сказать, Сталин провел настоящую культурную контрреволюцию. Она продолжилась в 1936 году. В апреле на X съезде ВЛКСМ было сообщено, что при обсуждении проекта нового устава Сталин убрал положение о решительной и беспощадной борьбе с религией и заменил его указанием терпеливо разъяснять «вред религиозных предрассудков».
Возможно, в ту минуту, когда правился этот документ, Сталин вспомнил, как его сын Василий бросил под ноги старухам петарду и как он, отец, его отчитал, обратившись к примеру своей набожной матери.
Что ж, действительно, для большинства жизнь все-таки становилась лучше, а для меньшинства - тревожнее.
Шло последовательное восстановление государственно-исторической основы, но в этом потоке, разделяясь на рукава, развивались другие процессы, порой враждебные друг другу. Персонифицированно их можно обозначить так: Сталин - троцкисты, Сталин - региональные и экономические кланы, НКВД - Церковь, ЦК - НКВД, НКВД - представители русской традиционной культуры.
Часто один поток захлестывал другой, а потом накрывался третьим. При этом гибли люди, которые затем вошли в общую статистику как жертвы «сталинских репрессий», хотя эта формула затемняет смысл исторических событий.
Опираясь на данные об изменении численности партии и сравнивая число убывших с числом прибывших в годы репрессий, современный историк В. В. Кожинов сделал вывод, что «уместно говорить о тогдашней «трагедии партии», а не «трагедии народа» (в 1934-1939 гг.).
Если развивать мысль о трагедии партии, то следует сказать, что одна часть партии уничтожала другую. Именно так: государственники - мировых революционеров. Конечно, под разбор попадали и непричастные: просто потому, что оказывались знакомыми или сослуживцами «врагов». Это и было завершением кровавой и безжалостной Гражданской войны.
Кожинов, говоря о внутрипартийном характере этой войны, подчеркивает, что «в 1934-1939 годах погибло примерно в 30 (!) раз меньше людей, чем в 1918-1922 годах» (Кожинов В. Правда сталинских репрессий. С. 239).
Говоря о репрессиях 1937-1938 годов, необходимо поставить вопрос, почему в то время, когда почти все оппозиционеры были уничтожены, в советском обществе разгорелась новая внутренняя война? И почему, несмотря на это, Сталин довел до конца работу над новой Конституцией, гораздо более демократичной, чем действующая?
Ответы лежат на поверхности, если допустить, что у него был долговременный план государственного строительства.
В общих чертах план известен: социализм в одной стране, индустриализация, коллективизация и культурная революция. Добившись этих целей экстремальными средствами, сталинская группа пришла к выводу, что, если она не расширит свою базу, то неизбежно будет отстранена от власти.
Сталин должен был вспомнить свою работу в депутатской фракции Государственной Думы, где были представлены все политические силы. Иного парламентского опыта у него не было. Думается, его обращение к парламентской практике позволило ему осознать и реальную пользу от участия европейских компартий в борьбе за легальную парламентскую трибуну в союзе с ранее презираемыми социалистами.
Расширение демократии в СССР должно было укрепить советскую власть, так как реальных врагов строя и базы для их существования уже не было.
Но, как ни странно, главными противниками здесь стали свои, представители партийного руководства, которые не умели работать в условиях демократических выборов.
Однако выходит, что Сталин стремился ослабить свою, фактически диктаторскую, власть?
Да, стремился и, как увидим, не преуспел в этом, встретив ожесточенное сопротивление аппарата. Здесь можно вспомнить опыт горбачевской перестройки, когда узкий круг руководства КПСС для укрепления своей позиции и в обход старых брежневских кадров пошел по пути передачи власти демократически избранным Советам, будучи уверен, что сумеет сохранить общее руководство. Хрущев, разделив партию на сельские и промышленные обкомы, тоже боролся с аппаратом.
Нечто подобное замыслила и сталинская группа.
Историк Юрий Жуков специально исследовал эту проблему и пришел к выводу, что к середине 1935 года продекларированная, но фактически не ведущаяся работа над новой конституцией была резко активизирована. Это объяснялось тем, что Термидор («сталинизм») потребовал не методов пролетарской диктатуры, а диалога с большинством общества, члены которого мало интересовались проблемами Мировой революции и хотели мирной сытой жизни.
Сталин все дальше уходил от революционных принципов. В середине 1935 года две организации старых борцов с Российской империей - Общество старых большевиков и Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, состоявшие в большинстве своем из бывших эсеров и меньшевиков, - были закрыты.
После убийства Кирова государство перестало поддерживать бывших террористов, было запрещено положительно упоминать о терроре «Народной воли» и т. д. За этими решениями можно было разглядеть недавнюю борьбу Сталина с «основоположником марксизма» Энгельсом. И если он не побоялся отвергнуть антигосударственную, по его представлениям, статью Марксова соратника, то прикрыть старых бомбистов ему было и того легче. Кроме того, примерно 50 ветеранов арестовали за близость к «зиновьевско-каменевскому блоку».
Продолжались и другие разительные перемены, которые революционная часть партии воспринимала не иначе, как контрреволюционные, а остальная публика - одобрительно.
В 1935 году была создана Всероссийская Пушкинская комиссия для популяризации творчества поэта и празднования в 1937 году его столетнего юбилея. Ее возглавил Горький. «Правда» напечатала в связи с этим передовую статью «Великий русский поэт».
Александр Пушкин, еще недавно причисленный к царской (белогвардейской) культуре, вернулся на родину.
В армии были возвращены офицерские звания, высшим военным чинам были присвоены маршальские звания и звезды (Тухачевскому, Блюхеру, Егорову, Ворошилову, Буденному), штаб РККА стал называться Генеральным штабом, как и до 1917 года; были восстановлены кавалерийские казачьи части, а также, «учитывая преданность казачества советской власти», сняты все ограничения для казаков «в отношении их службы» в РККА.
Постепенно в повседневную жизнь пробились многие реалии традиционной культуры, легко занимавшие привычные места в общественном сознании. В репертуаре музыкальных и хоровых коллективов появились русские народные песни и танцы, стали печататься статьи о выдающихся представителях русской культуры и науки. В общеобразовательные школы вернулась прежняя, как в гимназиях, практика, школьные формы и даже пятибалльная система оценок.
Возвращалось и преподавание в школах истории и географии, предметов, расширяющих кругозор и определяющих мировидение.
Символическим знаком было опубликованное 30 декабря 1935 года постановление ЦИК и СНК СССР «О приеме в высшие учебные заведения и техникумы»: отменялись все ограничения на прием, связанные с социальным происхождением абитуриентов. Десятки тысяч молодых людей освобождались от своих «родовых пятен контрреволюции» и получали все гражданские права.
Но особенно заметно было отношение Сталина к православной религии и Церкви. Была закрыта газета «Безбожник», сильно ослабела антирелигиозная пропаганда. Накануне Пасхи 1935 года разрешили торговать (сперва на рынках, а затем и в государственных магазинах) продовольственными красителями, формочками и т. п. для выпечки куличей. И наконец, накануне 1936 года вернули рождественские елки (отныне «новогодние»), что вызвало целую волну горячего восторга у детей и изумление взрослой публики. Все помнили запрет 1927 года на продажу елок, тогда против них объявили комсомольский «поход». Но опубликованная 28 декабря в «Правде» статья Постышева «Давайте организуем к Новому году хорошую елку!» казалась маленьким чудом: «Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком».
Можно сказать, Сталин провел настоящую культурную контрреволюцию. Она продолжилась в 1936 году. В апреле на X съезде ВЛКСМ было сообщено, что при обсуждении проекта нового устава Сталин убрал положение о решительной и беспощадной борьбе с религией и заменил его указанием терпеливо разъяснять «вред религиозных предрассудков».
Возможно, в ту минуту, когда правился этот документ, Сталин вспомнил, как его сын Василий бросил под ноги старухам петарду и как он, отец, его отчитал, обратившись к примеру своей набожной матери.
Что ж, действительно, для большинства жизнь все-таки становилась лучше, а для меньшинства - тревожнее.
Шло последовательное восстановление государственно-исторической основы, но в этом потоке, разделяясь на рукава, развивались другие процессы, порой враждебные друг другу. Персонифицированно их можно обозначить так: Сталин - троцкисты, Сталин - региональные и экономические кланы, НКВД - Церковь, ЦК - НКВД, НКВД - представители русской традиционной культуры.
Часто один поток захлестывал другой, а потом накрывался третьим. При этом гибли люди, которые затем вошли в общую статистику как жертвы «сталинских репрессий», хотя эта формула затемняет смысл исторических событий.
Опираясь на данные об изменении численности партии и сравнивая число убывших с числом прибывших в годы репрессий, современный историк В. В. Кожинов сделал вывод, что «уместно говорить о тогдашней «трагедии партии», а не «трагедии народа» (в 1934-1939 гг.).
Если развивать мысль о трагедии партии, то следует сказать, что одна часть партии уничтожала другую. Именно так: государственники - мировых революционеров. Конечно, под разбор попадали и непричастные: просто потому, что оказывались знакомыми или сослуживцами «врагов». Это и было завершением кровавой и безжалостной Гражданской войны.
Кожинов, говоря о внутрипартийном характере этой войны, подчеркивает, что «в 1934-1939 годах погибло примерно в 30 (!) раз меньше людей, чем в 1918-1922 годах» (Кожинов В. Правда сталинских репрессий. С. 239).
Говоря о репрессиях 1937-1938 годов, необходимо поставить вопрос, почему в то время, когда почти все оппозиционеры были уничтожены, в советском обществе разгорелась новая внутренняя война? И почему, несмотря на это, Сталин довел до конца работу над новой Конституцией, гораздо более демократичной, чем действующая?
Ответы лежат на поверхности, если допустить, что у него был долговременный план государственного строительства.
В общих чертах план известен: социализм в одной стране, индустриализация, коллективизация и культурная революция. Добившись этих целей экстремальными средствами, сталинская группа пришла к выводу, что, если она не расширит свою базу, то неизбежно будет отстранена от власти.
Сталин должен был вспомнить свою работу в депутатской фракции Государственной Думы, где были представлены все политические силы. Иного парламентского опыта у него не было. Думается, его обращение к парламентской практике позволило ему осознать и реальную пользу от участия европейских компартий в борьбе за легальную парламентскую трибуну в союзе с ранее презираемыми социалистами.
Расширение демократии в СССР должно было укрепить советскую власть, так как реальных врагов строя и базы для их существования уже не было.
Но, как ни странно, главными противниками здесь стали свои, представители партийного руководства, которые не умели работать в условиях демократических выборов.
Однако выходит, что Сталин стремился ослабить свою, фактически диктаторскую, власть?
Да, стремился и, как увидим, не преуспел в этом, встретив ожесточенное сопротивление аппарата. Здесь можно вспомнить опыт горбачевской перестройки, когда узкий круг руководства КПСС для укрепления своей позиции и в обход старых брежневских кадров пошел по пути передачи власти демократически избранным Советам, будучи уверен, что сумеет сохранить общее руководство. Хрущев, разделив партию на сельские и промышленные обкомы, тоже боролся с аппаратом.
Нечто подобное замыслила и сталинская группа.
Историк Юрий Жуков специально исследовал эту проблему и пришел к выводу, что к середине 1935 года продекларированная, но фактически не ведущаяся работа над новой конституцией была резко активизирована. Это объяснялось тем, что Термидор («сталинизм») потребовал не методов пролетарской диктатуры, а диалога с большинством общества, члены которого мало интересовались проблемами Мировой революции и хотели мирной сытой жизни.