Что будет после России? Зачем петербуржцам считать себя нацией? Может ли регионализм быть "русс
"Привычка считать свой город местом мирного сожительства многих наций является серьезнейшим препятствием для утверждения идеи "единой петербургской нации" в сознании аборигенов Невского края".
- по-моему, нисколько не препятствие. СПб - это мегаполис, в отличие от той же Эстонии или Латвии, а любой мегаполис в современном мире мультикультурен по необходимости. Идентификация должна быть региональная. а не этническая, не тайповая (это позавчерашний день). Исходить из интересов региона и его житетей, а не из непонятной этнической метафизхики.
Меня вот как жителя СПб интересует, сколько с заработанного мной рубля снимают в пользу Москвы и всяких кадыровых, а также меня интересует наше выгодное географическое положение, научно-технический потенциал, природные ресурсы, перспективы инвестиций и другая конкретика, и совсем не инетерсует "невидимый град Китеж" и все изводы "русской духовности"... Задолбало это бесконечное самораспятие ради всего прогрессивного человечества, уже хочется повеситься от зависти к французам, англичанам и норвежцам, которые живут для себя, любимых.
Оригинал взят у kotsubinsky в Что будет после России? Зачем петербуржцам считать себя нацией? Может ли регионализм быть "русским"?
Решил продолжить "перепост" материалов петербургских авторов. Все эти статьи были некогда опубликованы на страницах газеты "Дело" и от долгого лежания "на пыльных полках" неожиданно приобрели, на мой взгляд, удивительно терпкий и свежий вкус ))
Дискуссия 10/12/2007
Константин ЖУКОВ
ЗАЧЕМ НАМ СЧИТАТЬ СЕБЯ НАЦИЕЙ?
Начавшаяся на страницах "Дела" дискуссия примечательна уже тем, что ее участники обсуждают не вопрос о том, "как обустроить Россию", казавшийся актуальным еще 10-15 лет назад, а дилемму следующего шага: на каких идеях и ценностях должны развиваться российские регионы и прежде всего Петербург "после России"? То есть после эпохи очередного имперского оледенения, ставшего следствием "великого углеводородного чуда"...
Как должно выглядеть региональное самоопределение русскоязычных территорий, которое неизбежно наступит после того, как нефть и газ исчерпают свои волшебные великодержавные свойства? Ведь, если следовать привычной логике, региональное пробуждение должно иметь непременно национальный характер - вспомним хотя бы опыт распада СССР...
Вадим Штепа, начавший обсуждение, выдвинул в этой связи концепцию "русского регионального национализма" ("Дело" от 6.11.2007 - http://www.idelo.ru/486/22.html). Его логика примерно такова: большинство населения региона относит себя к русским, значит, знаменем самоопределения того или иного русского региона, в том числе Петербурга, должен быть русско-петербургский национализм.
Но вот вопрос: может ли русский национализм, в принципе, быть региональным? Думаю, нет, ибо русская идея не существует и не может существовать вне идеи Империи. Это объясняется тем, как исторически формировалась русская идентичность.
Откуда есть пошла русская нация?
В эпоху Киевской Руси русской нации*, как известно, еще не было. Многочисленные восточнославянские племена были объединены под властью варяжских князей, при этом не представляя собой никакого национального единства.
Затем, когда Киевская Русь распалась на политически самостоятельные региональные государства, возникло понятие "русская земля" - оно есть, в частности, в "Слове о полку Игореве" и в "Слове о погибели Русской земли". Правда, в данном случае речь, скорее, шла о чисто умозрительном идеале монахов-книжников, пафосно сожалевших об отсутствии у православных князей-Рюриковичей желания солидарно выступать против поганых и схизматиков. (Спустя много столетий романтически настроенные славянофилы продолжали заклинать давно уже ставшие друг другу чужими славянские народы: "Но все же мы народ единый, единой матери сыны..." - Ф.И. Тютчев.)
Одно из наиболее распространенных мнений связывает рождение русского этноса с Куликовской битвой. "На Куликово поле, - пишет, в частности, Л.Н. Гумилев, - пошли рати москвичей, владимирцев, суздальцев и т.д., а вернулась рать русских, отправившихся жить в Москву, Владимир, Суздаль и т.д. Это было началом осознания ими себя как единой целостности - России".
Между тем под знаменами Дмитрия Донского сражались представители далеко не всех существовавших тогда русских государств. В частности, Великий Новгород отказался участвовать в этом "общерусском" походе, причем, видимо, по принципиальным соображениям. Рязанское княжество вообще выступило на стороне Мамая, и лишь по случайности во время сражения рязанцев не оказалось в рядах татарского войска. Что же касается названных Гумилевым москвичей, владимирцев и суздальцев - их, пожалуй, и до Куликовской битвы можно было уже считать одним народом: Москва, основанная владимирцами, всего 100 лет существовала более или менее независимо от Владимиро-Суздальского княжества; в 1362 году князь Дмитрий (в будущем - Донской) вновь объединил их, теперь уже под главенством Москвы. Жители других городов, выставивших полки против Мамая, - Коломны, Костромы, Переславля Залесского - также принадлежали к владимирско-московской ветви восточнославянских государств.
Новгород, Тверь, Смоленск, Рязань и прочие русские города-государства и до, и после Мамаева побоища были населены родственными, но разными этносами. Все они (за исключением некоторого количества купленных земель) были в итоге завоеваны Москвой. В ходе этого завоевания и сложилась новая этническая общность - русские. Кульминация псевдовоссоединительного, а по сути, захватнического процесса падает на правление Ивана III. К этому времени, очевидно, и будет правильнее всего относить момент рождения русской нации. Приращение Иваном III своих владений за счет таких прежде могущественных и самобытных государств, как Новгород, Тверь, Ярославль, а также множества других, более мелких; освобождение Москвы от вассальной зависимости от Золотой Орды; победы над Литвой; женитьба Ивана III на византийской принцессе Софье Палеолог (что делало Москву формальной преемницей рухнувшей в 1453 г. Византийской империи) - все это сильнейшим образом воздействовало на самовосприятие подданных московского князя, который, кстати, с этого времени и титуловаться стал по-новому - царем всея Руси. К этому же моменту относится и введение в употребление важнейшего национально-государственного символа - двуглавого орла.
Таким образом, русское национальное самосознание изначально сформировалось как сознание имперское. И по сей день оно базируется на архетипических представлениях о России как грандиозной и могучей державе, занимающей огромное пространство, - в психологическом отношении этому соответствует "широта русской души" (у Достоевского: "Широк русский человек, я бы сузил"). В любом месте от Камчатки до Калининграда ответ на вопрос: "Что значит быть русским?", не обойдется без рассуждений об одной шестой части земной суши, о безбрежных просторах, о неисчерпаемых ресурсах, о мощи, богатстве etc. Сломать стереотипы и убедить людей, что "русскость" может ограничиваться размерами, к примеру, Санкт-Петербурга или Ленинградской области не под силу никакому философу-рутописту (как именует себя Штепа). Стремление построить региональную идентичность на основе "русской национальной идеи", в конечном счете, не вызовет ничего, кроме недоумения...
Многонациональный петербургский народ
Полемизируя со Штепой, мечтающем о русском национальном становлении, Данила Ланин выдвигает встречный тезис: "Надо стать не русской, а петербургской нацией" ("Дело" от 12.11.2007 - http://www.idelo.ru/487/21.html). И действительно, у петербуржцев вроде есть для этого почти все необходимое: особый петербургский менталитет; особые, хотя и подвергающиеся заметной эрозии, петербургские стиль поведения и речевая манера; петербургские символы - герб, флаг, гимн; прославленные петербургские бренды (от Эрмитажа и Мариинки до "Зенита" и пивных марок); есть петербургский фольклор, петербургские традиции; есть, наконец, главное - самоидентификация и идентификация другими. И стало быть, есть прямой путь к построению петербургского национального государства - по образцу постсоветских государств Балтии.
Тем не менее, пытаться сегодня начать формировать петербургскую региональную идентичность посредством апелляции к идее "петербургской нации", на мой взгляд, все же неверно.
Ведь, в отличие, скажем, от соседней Эстонии, этническая история приневских земель значительно более запутана. В Эстонии присутствие датчан, немцев, шведов, наконец, русских так и не привело к полной ассимиляции коренного населения - эстов. В Ингерманландии же, некогда населенной финно-угорскими племенами, это произошло. Водь, составлявшие в древности значительную часть населения Новгородского государства, начали вымирать еще в конце средневековья. Сохранявшиеся на протяжении столетий ижора и появившиеся здесь позднее ингерманландские финны были "зачищены" советской властью. И как бы мы ни сочувствовали этим народам, назвать себя представителями коренных этносов сейчас могут лишь сотые доли процента от числа всех жителей СПб и ЛО.
При этом, наряду с финно-уграми (со временем переставшими составлять основную массу населения региона), на берегах Невы в течение многих столетий жили вначале новгородские словене (частью физически уничтоженные, частью депортированные московскими государями), затем переселенцы из Москвы и других русских земель, шведы, немцы, вновь русские...
В период, когда СПб был столицей Российской империи, здесь обосновались весьма обширные татарская, украинская, польская, французская, греческая, армянская и многие другие диаспоры. Немцами были населены не только большие кварталы внутри города, но и многочисленные пригородные колонии. Все эти этнические пласты продолжают существовать если не в сознании, то в некой "генетической памяти" современных петербуржцев; представителей всех этих этносов мы воспринимаем в качестве своих предков. Для многих же эстонцев русские на их земле - "оккупанты"... Привычка считать свой город местом мирного сожительства многих наций является серьезнейшим препятствием для утверждения идеи "единой петербургской нации" в сознании аборигенов Невского края.
Разумеется, петербургская нация объективно существует, однако существует как бы неосознанно: для большинства горожан общерусская или другая этническая идентичность доминирует над локальной петербургской. Иными словами, большинство из нас считают себя, в первую очередь, русскими**, украинцами, татарами, евреями и т.д., а уже потом - петербуржцами.
Однако если петербуржцы не очень расположены к дискурсу о "петербургской нации", как тогда выглядит их единая политическая идентичность? К сожалению, как показали постперестроечные годы, усилия романтически настроенных публицистов смогли сделать в этом направлении весьма немного. В то же время любые акции вроде Маршей несогласных оказываются куда более плодотворными. И не только потому, что в ходе их регионалистские идеи стихийно овладевают массами ("Это наш город!"), но и потому, что только они, по сути, расшатывают имперские основы государства, препятствующие естественному становлению региональных политических моделей. В тот момент, когда империя, наконец, рухнет, петербургская нация станет из "вещи в себе" "вещью для нас" и будет, наконец, идеологически осознана большинством петербуржцев.
Здесь уместно вспомнить путь становления национальных идей в Латинской Америке. До появления на свет, скажем, Боливии, Колумбии или Эквадора никому из жителей этой "единой и неделимой" испанской колонии не приходило в голову считать себя боливийцами, колумбийцами или эквадорцами. Да и сами названия этих стран были придуманы их "отцами-основателями", а население представляло собой взрывоопасную смесь аборигенов и выходцев из Европы, Африки, Северной Америки, Азии.
Но обретение независимости привело к тому, что разношерстное сообщество внутри каждой из этих стран стало постепенно превращаться в гражданскую общность (хотя процесс далеко не окончен и, возможно, история еще внесет в него свои коррективы).
Таким образом, педалирование любой "национальной" темы - и русской, и петербургской - при обсуждении проблемы обретения Петербургом регионального самосознания, а в перспективе и регионального суверенитета является вредным. Ключевым понятием здесь должна стать петербургская идентичность, петербургская, если угодно, особость. При этом ничто не мешает нам, говоря словами Штепы, "мыслить нацию не как данность, но как задачу". Не русскую, конечно, нацию, а петербургскую - полиэтническую по своему происхождению.
-----
* - Термин "нация" в данном тексте употребляется в значении "народ", "национальность", "этнос". Если на вопрос о национальной принадлежности (например, при переписи населения) огромное число респондентов отвечают: "Русский", это, на мой взгляд, является достаточным основанием для того, чтобы считать, что русская нация существует (ср. В. Штепа: "...современной русской нации еще попросту не существует").
** - Кажется, именно преобладание русской идентичности среди петербуржцев обусловило появление "регионального национализма" В. Штепы.
http://www.idelo.ru/491/21.html
- по-моему, нисколько не препятствие. СПб - это мегаполис, в отличие от той же Эстонии или Латвии, а любой мегаполис в современном мире мультикультурен по необходимости. Идентификация должна быть региональная. а не этническая, не тайповая (это позавчерашний день). Исходить из интересов региона и его житетей, а не из непонятной этнической метафизхики.
Меня вот как жителя СПб интересует, сколько с заработанного мной рубля снимают в пользу Москвы и всяких кадыровых, а также меня интересует наше выгодное географическое положение, научно-технический потенциал, природные ресурсы, перспективы инвестиций и другая конкретика, и совсем не инетерсует "невидимый град Китеж" и все изводы "русской духовности"... Задолбало это бесконечное самораспятие ради всего прогрессивного человечества, уже хочется повеситься от зависти к французам, англичанам и норвежцам, которые живут для себя, любимых.
Оригинал взят у kotsubinsky в Что будет после России? Зачем петербуржцам считать себя нацией? Может ли регионализм быть "русским"?
Решил продолжить "перепост" материалов петербургских авторов. Все эти статьи были некогда опубликованы на страницах газеты "Дело" и от долгого лежания "на пыльных полках" неожиданно приобрели, на мой взгляд, удивительно терпкий и свежий вкус ))
Дискуссия 10/12/2007
Константин ЖУКОВ
ЗАЧЕМ НАМ СЧИТАТЬ СЕБЯ НАЦИЕЙ?
Начавшаяся на страницах "Дела" дискуссия примечательна уже тем, что ее участники обсуждают не вопрос о том, "как обустроить Россию", казавшийся актуальным еще 10-15 лет назад, а дилемму следующего шага: на каких идеях и ценностях должны развиваться российские регионы и прежде всего Петербург "после России"? То есть после эпохи очередного имперского оледенения, ставшего следствием "великого углеводородного чуда"...
Как должно выглядеть региональное самоопределение русскоязычных территорий, которое неизбежно наступит после того, как нефть и газ исчерпают свои волшебные великодержавные свойства? Ведь, если следовать привычной логике, региональное пробуждение должно иметь непременно национальный характер - вспомним хотя бы опыт распада СССР...
Вадим Штепа, начавший обсуждение, выдвинул в этой связи концепцию "русского регионального национализма" ("Дело" от 6.11.2007 - http://www.idelo.ru/486/22.html). Его логика примерно такова: большинство населения региона относит себя к русским, значит, знаменем самоопределения того или иного русского региона, в том числе Петербурга, должен быть русско-петербургский национализм.
Но вот вопрос: может ли русский национализм, в принципе, быть региональным? Думаю, нет, ибо русская идея не существует и не может существовать вне идеи Империи. Это объясняется тем, как исторически формировалась русская идентичность.
Откуда есть пошла русская нация?
В эпоху Киевской Руси русской нации*, как известно, еще не было. Многочисленные восточнославянские племена были объединены под властью варяжских князей, при этом не представляя собой никакого национального единства.
Затем, когда Киевская Русь распалась на политически самостоятельные региональные государства, возникло понятие "русская земля" - оно есть, в частности, в "Слове о полку Игореве" и в "Слове о погибели Русской земли". Правда, в данном случае речь, скорее, шла о чисто умозрительном идеале монахов-книжников, пафосно сожалевших об отсутствии у православных князей-Рюриковичей желания солидарно выступать против поганых и схизматиков. (Спустя много столетий романтически настроенные славянофилы продолжали заклинать давно уже ставшие друг другу чужими славянские народы: "Но все же мы народ единый, единой матери сыны..." - Ф.И. Тютчев.)
Одно из наиболее распространенных мнений связывает рождение русского этноса с Куликовской битвой. "На Куликово поле, - пишет, в частности, Л.Н. Гумилев, - пошли рати москвичей, владимирцев, суздальцев и т.д., а вернулась рать русских, отправившихся жить в Москву, Владимир, Суздаль и т.д. Это было началом осознания ими себя как единой целостности - России".
Между тем под знаменами Дмитрия Донского сражались представители далеко не всех существовавших тогда русских государств. В частности, Великий Новгород отказался участвовать в этом "общерусском" походе, причем, видимо, по принципиальным соображениям. Рязанское княжество вообще выступило на стороне Мамая, и лишь по случайности во время сражения рязанцев не оказалось в рядах татарского войска. Что же касается названных Гумилевым москвичей, владимирцев и суздальцев - их, пожалуй, и до Куликовской битвы можно было уже считать одним народом: Москва, основанная владимирцами, всего 100 лет существовала более или менее независимо от Владимиро-Суздальского княжества; в 1362 году князь Дмитрий (в будущем - Донской) вновь объединил их, теперь уже под главенством Москвы. Жители других городов, выставивших полки против Мамая, - Коломны, Костромы, Переславля Залесского - также принадлежали к владимирско-московской ветви восточнославянских государств.
Новгород, Тверь, Смоленск, Рязань и прочие русские города-государства и до, и после Мамаева побоища были населены родственными, но разными этносами. Все они (за исключением некоторого количества купленных земель) были в итоге завоеваны Москвой. В ходе этого завоевания и сложилась новая этническая общность - русские. Кульминация псевдовоссоединительного, а по сути, захватнического процесса падает на правление Ивана III. К этому времени, очевидно, и будет правильнее всего относить момент рождения русской нации. Приращение Иваном III своих владений за счет таких прежде могущественных и самобытных государств, как Новгород, Тверь, Ярославль, а также множества других, более мелких; освобождение Москвы от вассальной зависимости от Золотой Орды; победы над Литвой; женитьба Ивана III на византийской принцессе Софье Палеолог (что делало Москву формальной преемницей рухнувшей в 1453 г. Византийской империи) - все это сильнейшим образом воздействовало на самовосприятие подданных московского князя, который, кстати, с этого времени и титуловаться стал по-новому - царем всея Руси. К этому же моменту относится и введение в употребление важнейшего национально-государственного символа - двуглавого орла.
Таким образом, русское национальное самосознание изначально сформировалось как сознание имперское. И по сей день оно базируется на архетипических представлениях о России как грандиозной и могучей державе, занимающей огромное пространство, - в психологическом отношении этому соответствует "широта русской души" (у Достоевского: "Широк русский человек, я бы сузил"). В любом месте от Камчатки до Калининграда ответ на вопрос: "Что значит быть русским?", не обойдется без рассуждений об одной шестой части земной суши, о безбрежных просторах, о неисчерпаемых ресурсах, о мощи, богатстве etc. Сломать стереотипы и убедить людей, что "русскость" может ограничиваться размерами, к примеру, Санкт-Петербурга или Ленинградской области не под силу никакому философу-рутописту (как именует себя Штепа). Стремление построить региональную идентичность на основе "русской национальной идеи", в конечном счете, не вызовет ничего, кроме недоумения...
Многонациональный петербургский народ
Полемизируя со Штепой, мечтающем о русском национальном становлении, Данила Ланин выдвигает встречный тезис: "Надо стать не русской, а петербургской нацией" ("Дело" от 12.11.2007 - http://www.idelo.ru/487/21.html). И действительно, у петербуржцев вроде есть для этого почти все необходимое: особый петербургский менталитет; особые, хотя и подвергающиеся заметной эрозии, петербургские стиль поведения и речевая манера; петербургские символы - герб, флаг, гимн; прославленные петербургские бренды (от Эрмитажа и Мариинки до "Зенита" и пивных марок); есть петербургский фольклор, петербургские традиции; есть, наконец, главное - самоидентификация и идентификация другими. И стало быть, есть прямой путь к построению петербургского национального государства - по образцу постсоветских государств Балтии.
Тем не менее, пытаться сегодня начать формировать петербургскую региональную идентичность посредством апелляции к идее "петербургской нации", на мой взгляд, все же неверно.
Ведь, в отличие, скажем, от соседней Эстонии, этническая история приневских земель значительно более запутана. В Эстонии присутствие датчан, немцев, шведов, наконец, русских так и не привело к полной ассимиляции коренного населения - эстов. В Ингерманландии же, некогда населенной финно-угорскими племенами, это произошло. Водь, составлявшие в древности значительную часть населения Новгородского государства, начали вымирать еще в конце средневековья. Сохранявшиеся на протяжении столетий ижора и появившиеся здесь позднее ингерманландские финны были "зачищены" советской властью. И как бы мы ни сочувствовали этим народам, назвать себя представителями коренных этносов сейчас могут лишь сотые доли процента от числа всех жителей СПб и ЛО.
При этом, наряду с финно-уграми (со временем переставшими составлять основную массу населения региона), на берегах Невы в течение многих столетий жили вначале новгородские словене (частью физически уничтоженные, частью депортированные московскими государями), затем переселенцы из Москвы и других русских земель, шведы, немцы, вновь русские...
В период, когда СПб был столицей Российской империи, здесь обосновались весьма обширные татарская, украинская, польская, французская, греческая, армянская и многие другие диаспоры. Немцами были населены не только большие кварталы внутри города, но и многочисленные пригородные колонии. Все эти этнические пласты продолжают существовать если не в сознании, то в некой "генетической памяти" современных петербуржцев; представителей всех этих этносов мы воспринимаем в качестве своих предков. Для многих же эстонцев русские на их земле - "оккупанты"... Привычка считать свой город местом мирного сожительства многих наций является серьезнейшим препятствием для утверждения идеи "единой петербургской нации" в сознании аборигенов Невского края.
Разумеется, петербургская нация объективно существует, однако существует как бы неосознанно: для большинства горожан общерусская или другая этническая идентичность доминирует над локальной петербургской. Иными словами, большинство из нас считают себя, в первую очередь, русскими**, украинцами, татарами, евреями и т.д., а уже потом - петербуржцами.
Однако если петербуржцы не очень расположены к дискурсу о "петербургской нации", как тогда выглядит их единая политическая идентичность? К сожалению, как показали постперестроечные годы, усилия романтически настроенных публицистов смогли сделать в этом направлении весьма немного. В то же время любые акции вроде Маршей несогласных оказываются куда более плодотворными. И не только потому, что в ходе их регионалистские идеи стихийно овладевают массами ("Это наш город!"), но и потому, что только они, по сути, расшатывают имперские основы государства, препятствующие естественному становлению региональных политических моделей. В тот момент, когда империя, наконец, рухнет, петербургская нация станет из "вещи в себе" "вещью для нас" и будет, наконец, идеологически осознана большинством петербуржцев.
Здесь уместно вспомнить путь становления национальных идей в Латинской Америке. До появления на свет, скажем, Боливии, Колумбии или Эквадора никому из жителей этой "единой и неделимой" испанской колонии не приходило в голову считать себя боливийцами, колумбийцами или эквадорцами. Да и сами названия этих стран были придуманы их "отцами-основателями", а население представляло собой взрывоопасную смесь аборигенов и выходцев из Европы, Африки, Северной Америки, Азии.
Но обретение независимости привело к тому, что разношерстное сообщество внутри каждой из этих стран стало постепенно превращаться в гражданскую общность (хотя процесс далеко не окончен и, возможно, история еще внесет в него свои коррективы).
Таким образом, педалирование любой "национальной" темы - и русской, и петербургской - при обсуждении проблемы обретения Петербургом регионального самосознания, а в перспективе и регионального суверенитета является вредным. Ключевым понятием здесь должна стать петербургская идентичность, петербургская, если угодно, особость. При этом ничто не мешает нам, говоря словами Штепы, "мыслить нацию не как данность, но как задачу". Не русскую, конечно, нацию, а петербургскую - полиэтническую по своему происхождению.
-----
* - Термин "нация" в данном тексте употребляется в значении "народ", "национальность", "этнос". Если на вопрос о национальной принадлежности (например, при переписи населения) огромное число респондентов отвечают: "Русский", это, на мой взгляд, является достаточным основанием для того, чтобы считать, что русская нация существует (ср. В. Штепа: "...современной русской нации еще попросту не существует").
** - Кажется, именно преобладание русской идентичности среди петербуржцев обусловило появление "регионального национализма" В. Штепы.
http://www.idelo.ru/491/21.html