О дне сегодняшнем
Недавно разговаривала с Зиной, своей тетей, маминой старшей сестрой.
Зина рассказала мне об эвакуации, как поначалу жили в Удмуртии, и бабушка каждый день затемно вставала, шла в лес за хворостом, чтобы затопить печку, как продавала "тряпки", и там семья жила достаточно хорошо - "у нас была еда". А потом деда ранило и они поехали к нему в Фергану, и там голодали, и маленький Валерик, сын самой старшей сестры, Майи, очень болел, а Зина, 14-летняя девочка, сдавала для него кровь, потому что у бабушки была неподходящая группа, а мама была маленькой. А ещеЗина после школы работала на заводе (за это получила потом медаль, о чем я узнала только сейчас).
И они ничего не знали тогда о бабушкиной сестре Мане и ее муже, о Хане, с которой Зина любила сидеть на крыше сарая, свесив ноги, болтать и ждать тети Манины пирожки.
А тех уже не было в живых, их уже расстреляли фашисты со степенями.
Недавно читала с Женей воспоминания о том, как женщин из концлагеря гнали "маршем смерти", и как автор, которой на тот момент было два с половиной года -чуть старше Шая, шла этим маршем, стараясь не падать и не отставать, потому что падающих и отставших расстреливали.
В Герцлии, в доме престарелых, живет пожилая женщина, к которой иногда ездит моя мама. Пани Амелия. Она разговаривает на русском, польском, иврите и немецком совершенно свободно. Она каждый день наряжается, и кокетничает по поводу своего возраста.
Перед войной она была молодой девушкой, жила в Польше, и ее родители, хозяева мельницы, предчуствуя развитие событий, посторили "сховек" - подвал размером два на восемь метров, где два с лишним года пряталось около 30 человек - там стояли трехярусные нары.
Одна из молодых женщин родила ребенка, и прячущиеся договорились с полячкой, что та его возьмет себе. Ночью ребенка передали. Мать попрощалась с новорожденным, а через несколько часов узнала, что тот умер.
Еще там был мальчик, который мечтал о яичке - есть было порактически нечего, и ребенок каждый день мечтал, что когда-нибудь выйдет из подвала и съест яйцо.
Брат пани Амелии, Адам, выходил несколько раз наверх, и однажды прячущиеся услышали выстрелы. Когда Адам уже возвращался,
его нагнал знакомый-поляк. Попросил денег. У Адама их не было. Знакомый донес патрулю, и Адам, чтобы не вывести патруль на "сховек", отвлек их внимание, побежал и был застрелен.
Пани Амелия вместе с мужем перебралась в Израиль после войны. Известие о беременности было для нее чем-то страшным - она
отправилсь к хорошему немецкому доктору и сказала: "Шнелль, шнель, быстро-0быстро сделайте так, чтобы этого ребенка не было!"
Она не хотела "рожать детей в этот ужасный мир, где их все равно убьют"
Другая женщина - Мила. Приехала в Израиль из маленького еврейского местечка. Она помнит, как ее мать рыла ров, в котором их должны были расстреливать. Мила была привязана к спине. С другой стороны, на груди, у матери была привязана ее сестра -младенец.
Их спас полицай-украинец. Он сказал конвоирам, что, женщина с детьми - его родственница.
Сашиной няне Еве было четыре года, они жили в эвакуации, есть было нечего, и такой холод, что пол был обледеневшим.
Еву поднимали рано утром, давли корзину и отпарвляли на железнодорожную станцию - там стояли открытые товарные вагоны с бревнами, от которых Ева отдирала маленькие хворостинки и складывала в корзинку. Мама и дед надеялись, что маленькую девочку, "обворовывающую государство", не заметят.
Анна Франк придумывала для детй в концлагере сказки
А в Шаар Менаше, психиатрической лечебнице, живут те, кто навсегда остался там - бывшие дети, до сих пор прячущиеся от нацистов, подкладывающие еду под матрасы, потому что они все еще - столько лет спустя - боятся голода.
А другие дети просто перестали плакать, потому что знали, что к ним на помощь все равно никто не придет.
Таких историй - миллионы - о тех, кто вернулся, и о тех, кто нет.
Мне бы хотелось, чтобы их помнили не только в день Катастрофы...
Потому что чем старше я сановлюсь, тем больше понимаю, КАК это все было. Как блистательная Европа закрыла глаза на происходящее.
Ты мог быть известнейшим актером, сниматься с Марлен Дитрих и получить приглашение в Голливуд.
Ты мог быть талантливым композитором, учиться в Берлине и писать восхитительную музыку.
Или художницей из семьи интеллектуалов, родственницей банкира и известного композитора, имеющей свою студию в здании Венского театра
Или молодой-красавицей-поэтессой.
или...или...или...
и участь твоя, судьба, были предопределены. Потому что ты еврей.
Сегодня многое изменилось. Но не так много, как нам кажется.
Поэтому забывать нельзя.
Зина рассказала мне об эвакуации, как поначалу жили в Удмуртии, и бабушка каждый день затемно вставала, шла в лес за хворостом, чтобы затопить печку, как продавала "тряпки", и там семья жила достаточно хорошо - "у нас была еда". А потом деда ранило и они поехали к нему в Фергану, и там голодали, и маленький Валерик, сын самой старшей сестры, Майи, очень болел, а Зина, 14-летняя девочка, сдавала для него кровь, потому что у бабушки была неподходящая группа, а мама была маленькой. А ещеЗина после школы работала на заводе (за это получила потом медаль, о чем я узнала только сейчас).
И они ничего не знали тогда о бабушкиной сестре Мане и ее муже, о Хане, с которой Зина любила сидеть на крыше сарая, свесив ноги, болтать и ждать тети Манины пирожки.
А тех уже не было в живых, их уже расстреляли фашисты со степенями.
Недавно читала с Женей воспоминания о том, как женщин из концлагеря гнали "маршем смерти", и как автор, которой на тот момент было два с половиной года -чуть старше Шая, шла этим маршем, стараясь не падать и не отставать, потому что падающих и отставших расстреливали.
В Герцлии, в доме престарелых, живет пожилая женщина, к которой иногда ездит моя мама. Пани Амелия. Она разговаривает на русском, польском, иврите и немецком совершенно свободно. Она каждый день наряжается, и кокетничает по поводу своего возраста.
Перед войной она была молодой девушкой, жила в Польше, и ее родители, хозяева мельницы, предчуствуя развитие событий, посторили "сховек" - подвал размером два на восемь метров, где два с лишним года пряталось около 30 человек - там стояли трехярусные нары.
Одна из молодых женщин родила ребенка, и прячущиеся договорились с полячкой, что та его возьмет себе. Ночью ребенка передали. Мать попрощалась с новорожденным, а через несколько часов узнала, что тот умер.
Еще там был мальчик, который мечтал о яичке - есть было порактически нечего, и ребенок каждый день мечтал, что когда-нибудь выйдет из подвала и съест яйцо.
Брат пани Амелии, Адам, выходил несколько раз наверх, и однажды прячущиеся услышали выстрелы. Когда Адам уже возвращался,
его нагнал знакомый-поляк. Попросил денег. У Адама их не было. Знакомый донес патрулю, и Адам, чтобы не вывести патруль на "сховек", отвлек их внимание, побежал и был застрелен.
Пани Амелия вместе с мужем перебралась в Израиль после войны. Известие о беременности было для нее чем-то страшным - она
отправилсь к хорошему немецкому доктору и сказала: "Шнелль, шнель, быстро-0быстро сделайте так, чтобы этого ребенка не было!"
Она не хотела "рожать детей в этот ужасный мир, где их все равно убьют"
Другая женщина - Мила. Приехала в Израиль из маленького еврейского местечка. Она помнит, как ее мать рыла ров, в котором их должны были расстреливать. Мила была привязана к спине. С другой стороны, на груди, у матери была привязана ее сестра -младенец.
Их спас полицай-украинец. Он сказал конвоирам, что, женщина с детьми - его родственница.
Сашиной няне Еве было четыре года, они жили в эвакуации, есть было нечего, и такой холод, что пол был обледеневшим.
Еву поднимали рано утром, давли корзину и отпарвляли на железнодорожную станцию - там стояли открытые товарные вагоны с бревнами, от которых Ева отдирала маленькие хворостинки и складывала в корзинку. Мама и дед надеялись, что маленькую девочку, "обворовывающую государство", не заметят.
Анна Франк придумывала для детй в концлагере сказки
А в Шаар Менаше, психиатрической лечебнице, живут те, кто навсегда остался там - бывшие дети, до сих пор прячущиеся от нацистов, подкладывающие еду под матрасы, потому что они все еще - столько лет спустя - боятся голода.
А другие дети просто перестали плакать, потому что знали, что к ним на помощь все равно никто не придет.
Таких историй - миллионы - о тех, кто вернулся, и о тех, кто нет.
Мне бы хотелось, чтобы их помнили не только в день Катастрофы...
Потому что чем старше я сановлюсь, тем больше понимаю, КАК это все было. Как блистательная Европа закрыла глаза на происходящее.
Ты мог быть известнейшим актером, сниматься с Марлен Дитрих и получить приглашение в Голливуд.
Ты мог быть талантливым композитором, учиться в Берлине и писать восхитительную музыку.
Или художницей из семьи интеллектуалов, родственницей банкира и известного композитора, имеющей свою студию в здании Венского театра
Или молодой-красавицей-поэтессой.
или...или...или...
и участь твоя, судьба, были предопределены. Потому что ты еврей.
Сегодня многое изменилось. Но не так много, как нам кажется.
Поэтому забывать нельзя.