вспомнилось
«Сухая полиомиелитная нога», - прочитала я в рассказе Татьяны Толстой и задумалась о своей бабушке. Красивая женщина, точеная фигура до самой смерти, ни одного лишнего грамма. И полное призрение, отрицание себя. Дикая обида на родную мать, признанную сельскую красавицу с тремя классами сельской же приходской школы. У той всю жизнь в холодильнике баночка увлажняющего крема, в последние годы «календула», до этого и не помню. И это повод к презрительному: «Всю жизнь кремами мажется». Эх, знала бы она, видела бы нынешние полки и косметички девушек, женщин, бабушек. А тут, одна скромная баночка дешевого советского крема и столько шума вокруг. А еще ее мать (мамой никогда не называла) носила юбки, строго, всю жизнь придерживаясь правила - на одну ладонь выше колена. Колени у нее и правда были чудесные, и ноги ровные, всем на зависть. Дочь же отрицала такие юбки как класс. Понятно, куда ей, с ее-то ногой. Только длинные, до середины икры или брюки. На работу, в детскую библиотеку, ходила, терпя, в юбках. Вышла на пенсию и больше я ее в юбке не видела никогда - синие штаны как униформа. Вечная дачница, одна нарядная желтая блузка, загар до черна, красная панама на голове. Роется в своих грядках, поливает помидоры, которые у нее, конечно же, образцовые, ночью лазает на чердак - спит там одна, в курятнике. Мать ее удивляется - откуда такая страсть к земле. Сама только что ягоды обирать с куста, ну компот сварить. А эта… И ведь городская же.
И имя звонкое - Екатерина. С таким именем, казалось бы… И внешность. Русая коса тяжелая, глаза яркие, серо-голубые, зубы ровные, белые, нос аккуратный, вздернутый… Но нет, все прятать. Все в себя. Из роскоши - оранжевая помада Lancome, докрашивала ее, спичкой выбирая последнее. Но оранжевая, не банальная розовая с неприятным блеском. Значит, был там где-то задор. Было что-то, глубоко зарытое. Ну конечно, нога. Нога сухая, от этого всю жизнь хромая. Мать ее опять же виновата, не заметила, дура сельская, инфекцию. А как теперь? Кате двенадцать, война. Шестнадцать - конец войне. А где же они, мужчины? Был один (рассказала однажды скупо), а подруга все говорила ему: «Зачем она тебе, больная? У нее сухая нога». Ушел. И сердце с тех пор тоже сухое стало. В 1956 году вышла замуж. И вроде по всем статьям удачно - активный, интересный, умный, работает в партии. А нет, такой же раненный оказался. Ни дня в одной комнате, ни ночи в одной кровати. Как-то родили двоих. Говорят, он ее вызывал. У него всегда отдельная комната, потом и свой туалет, и свой холодильник. Она - с детьми. Но она же сухая, как палка. Что детям с такой делать?
Как-то разделась. Увидела случайно. Красивая. За шестьдесят уже, а вторая нога - ну просто идеал. Ровная, красивая. Ни живота, ни капельки лишнего. Спина прямая. Я ей комплимент, она: «Глупости говоришь». Потом расчувствовалась, рассказала про ту, первую любовь. А так - один сухой поцелуй сжатыми губами на день рождения и все. Остальное - ложкой по лбу или за косу. Откуда это? Нога что ли во всем виновата.
И имя звонкое - Екатерина. С таким именем, казалось бы… И внешность. Русая коса тяжелая, глаза яркие, серо-голубые, зубы ровные, белые, нос аккуратный, вздернутый… Но нет, все прятать. Все в себя. Из роскоши - оранжевая помада Lancome, докрашивала ее, спичкой выбирая последнее. Но оранжевая, не банальная розовая с неприятным блеском. Значит, был там где-то задор. Было что-то, глубоко зарытое. Ну конечно, нога. Нога сухая, от этого всю жизнь хромая. Мать ее опять же виновата, не заметила, дура сельская, инфекцию. А как теперь? Кате двенадцать, война. Шестнадцать - конец войне. А где же они, мужчины? Был один (рассказала однажды скупо), а подруга все говорила ему: «Зачем она тебе, больная? У нее сухая нога». Ушел. И сердце с тех пор тоже сухое стало. В 1956 году вышла замуж. И вроде по всем статьям удачно - активный, интересный, умный, работает в партии. А нет, такой же раненный оказался. Ни дня в одной комнате, ни ночи в одной кровати. Как-то родили двоих. Говорят, он ее вызывал. У него всегда отдельная комната, потом и свой туалет, и свой холодильник. Она - с детьми. Но она же сухая, как палка. Что детям с такой делать?
Как-то разделась. Увидела случайно. Красивая. За шестьдесят уже, а вторая нога - ну просто идеал. Ровная, красивая. Ни живота, ни капельки лишнего. Спина прямая. Я ей комплимент, она: «Глупости говоришь». Потом расчувствовалась, рассказала про ту, первую любовь. А так - один сухой поцелуй сжатыми губами на день рождения и все. Остальное - ложкой по лбу или за косу. Откуда это? Нога что ли во всем виновата.