Шпоротрафик (часть 2)
Иногда эти контрольные работы похожи на благородные битвы, иногда на партизанскую войну, иногда на подпольную торговлю оружием, человеческими органами, или, скорее, наркотиками, чем-то схожими на здешние шпоры, без которых не могут существовать многие участники этой контры.
Сзади Шанакова, во втором ряду, расположились Палков, Линяев и Чернопальский, через них скатанная информация проходила в самый конец, на крайние парты к Сидчукину и окружающей малочисленной среде. Перед Устальским, автономным шпоробароном третьего ряда, сидели прочие средняки 6-ого А, их было немало и до многих из них шпоры могли и не дойти, сзади же у Устальского скатывали двоечники. В первом ряду, в который поставляла информацию Канова, преимущественно сидели только средняки, которые списывают не меньше двоечников, а иногда даже и больше. На передних партах, немного удаленно от основных путей списывания и скатывания, сидели Зажиренко и Новощимский - первый зубрил, а второй точил карандаши, давая лишь краткие советы перед контрольной работой и не намереваясь давать кому-то списать.
Заняв боевые позиции, ученики, кто, просто расхаживая по классу, кто, достав бутерброды с колбасой из целлофановых кульков, кто, сидя на своем стуле, не желая вставать, стали делиться впечатлениями и мыслями о грядущей битве за выживание в контрольных тетрадях:
-Блин, кто-то шестой номер решил? - спросил Чернопальский, наконец, оторвавшись от изготовления шпаргалок.
-Шестой довольной простой, только там писать и считать надо много - бесстрастно ответил Шанаков.
-Ты мне дашь его списать? - тут же осведомился Палков.
-Да ты уже это спрашивал… - отмахнулся Шанаков.
-Так что там в шестом номере? - повторил вопрос Чернопальский.
-Я же говорю, там надо много писать, перемены не хватит. Скатай у Устальского, он всё дома расписал - направил Чернопальского Шанаков.
Тем временем, Палков пошел узнать, на всякий случай, решение заданий на предстоящей контрольной у Новощимского.
-Палков, я же объяснил, что все не могу дать списать. Ты спрашивай, чего не знаешь, я объясню, а давать катать - не в моем стиле, тем более что тебе от этого легче не станет. Раз не учил, всё равно напишешь хреново, как ни списывай и как ни крути.
-Ну что, тебе, что ли решить эту задачу сейчас в облом?
-Да, в облом. Я ее на контрольной решу, а если тебе нужен ответ, так просто скатай его у меня из-за плеча, но сделай так, чтоб я не заметил, а то я не люблю, когда у меня кто-то списывает. Только не дергай меня на контрольной из-за всяких пустяков вроде, какое решение нужно написать, как расписать - самому думать надо…
Расстроенный тем, что ему не удалось заручиться поддержкой ещё одного отличника Палков, пошел куда-то в сторону, а Новощимский остался на своем месте, покусывая карандаш.
-Те, кто хочет у меня списать, пусть садится на второй вариант, а то за первый вариант я ничего решать не буду, а первый вариант пусть катает у Новощимского - объявил Шанаков тем, кто кружился вокруг него в надежде получить разрешение на списывание.
-Да уж, спасибо за целую ораву этих списывателей… - с грустью поблагодарил Шанакова Новощимский.
-Но только смотрите, если кто-то начнет дергать со списыванием Новощимского, то тот никогда не дождется от меня ни одной подсказки. Если Новощимского трогать не будете, может кое-какие подсказки и дам вам - добавил Шанаков. Из-за неприступности Новощимского в сфере шпоротрафика, к нему преимущественно относились дружелюбно лишь хорошисты и отличники, которые списыванием не занимались.
-Всё-таки как-то странно - обратился уже к Новощимскому Шанаков. - Я, например, понимаю, что ты не хочешь тратить время на разъяснения и раздачу советов во время контрольной, меня самого часто бесит эта просящая совета толпа. Но какая тебе разница, списывают у тебя или нет?
-Принципы. Мне совершенно не нравиться, что всякие бездари и лентяи просто хотят у меня всё скатать, мои знания, мои заслуги ни про что ни за что. Я ненавижу это - ответил Новощимский, жуя домашний бутерброд и запивая его известной только ему микстурой или настойкой из термоса.
-Но ты ведь тратишь кучу драгоценного времени во время контрольной отбиваясь от этих назойливых списывателей. А так, дал им правильный ответ, и они отстали, у тебя есть огромное количество времени. Кстати, насчет результата, всё равно как они скатают у тебя сейчас, что они там себе получат нечестным подпольным путем, десятку, одинадцатку, двенадцатку - плевать. Всё равно, придет выпускной экзамен, тест или какая-нибудь ещё фигня, и всех их накроют, и выживем лишь, такие как мы, которые изначально были хозяевами положения. Пусть скатают, получат на три-четыре больше балла, чем могли бы, порадуются, придут довольными домой, будут счастливыми - ведь ничего не вечно. Всё равно наступит страшный суд, когда-нибудь…
Новощимский лишь устало вздохнул, а Шанаков куда-то удалился.
Ну вот, оставалось лишь нескольких минут до звонка. Желтоватый свет вытянутых ламп на потолке, утро было пасмурным и пришлось зажечь всю иллюминацию в классе, шелестят тетради, ярко-розовая, наверняка генетически модифицированная, колбаса на бутербродах, черные пиджаки учеников суетятся, сбегаются в группы, расходятся, разлетаются по партам, точно голуби на центральных улицах, гонимые автомобилями и пешеходами. Запах хлора, после контрольной работы от него будет болеть голова, наверняка на выходных была уборка, кое-где порвавшийся линолеум на полу, новые стулья и парты, купленные районной администрацией, на них начали появляться первые скромные, но не совсем цензурные надписи, темно-зеленая доска в разводах сырого и холодного мела, маленького и круглого. Где-то в коридоре, а может здесь, в кабинете, тихо шелестят ритмы мелодий на мобильных телефонах, на дневниках лежат бутерброды, а на них, в свою очередь, вычурные гламурные плееры и мобилки. Пройдет контрольная, пройдет война, и начнется мир, и все будут снова говорить не о неправильных дробях и сложнейшей шестой задаче, а о музыке, о фильмах, об играх, анекдоты, пошлые и не очень, расскажут, потолкуют о жизни в целом, может, покидаются портфелями и запрут кого-нибудь из парней в женском туалете. Но сейчас будет бой, обыденный, долгий, кого нервирующий, а кого утомляющий, но биться-то надо и надо что-то делать. Победы, поражения, безвыходные ситуации, военные хитрости…
Звонок. Пройдет ещё минут пять, пока Ибрагимовна успокоит класс, заставит всех усесться, пока какая-нибудь неприметная ученица раздаст контрольные тетради, одинаково скромные тетради в клеточку, которые уже были исписаны родным подчерком синих чернил, кое-где больно затронутых красными учительскими чернилами. Слегка просевшие, исписанные страницы - как их много…
Ибрагимовна, пожилая и приземистая учительница математики, в начале урока объявила разочаровавшую всех весть:
-Я слышала, что многие уже успели себе наделать шпаргалок, потому я решила вас немного удивить и дать вам совершенно другие задания на контрольной работе. И не возмущайтесь, вы только посмотрите на них, хитрецы, какие, шпаргалки додумались делать себе перед контрольной!
По рядам парт прокатился недовольный гул, точно замычавшее стадо крупного рогатого скота. «Ёлки-палки», «блины», «черт подери» и «ё моё» прошлись пеной по волнам шепчущего негодования. Возможно, в этот момент, десятки маленьких душ ненадолго возненавидели одну лишь единственную Ибрагимовну, которая, в целом-то, наверняка была обычным человеком, не убийцей, не подлецом и не вором. Но ситуация сложилась так, что Ибрагимовна оказалась здесь и ученики 6 А оказались здесь и это произошло. Возможно, Ибрагимовну считают святейшим человеком и муху не обидевшей, да и если объективно говорить, были миллионы людей куда уж и похуже несчастной учительницы математики, но, тем не менее, у нее есть аж двадцать с чем-то человек, которые теперь ее невзлюбили - и всё тут. Никто не виноват, правы ученики, потому что их обманули, не виновата Ибрагимовна, потому что это ее право, делать что угодно перед контрольной работой, а право учеников протестовать, но это не важно. Парадоксально, но тридцать человек в это пасмурное утро возненавидели обычную учительницу математики больше всех вместе взятых серийных маньяков, извращенцев, казнокрадов, воров, бандитов и бомжей - и всё только из-за одной контрольной.
-Обломались, скатыватели несчастные? - буркнул кому-то назад единственный довольный положением в этом классе Зажиренко.
-Молчи, лошара подлый - пригрозил ему в сердцах разозленный Палков, сидевший где-то сбоку. Палков хотел было уже дать то ли подзатыльник, то ли оплеуху, но его остановил Новощимский:
-Ну чего ты трогаешь этого несчастного идиота? У него и так все человеческие чувства вымерли, не может он посочувствовать товарищам, если у него таковые вообще есть…
Зажиренко покраснел, застыл и стал сосредоточенно писать, как бы не замечая, что происходит вокруг.
Итак, гонка за выживание началась. Несколько десятков задачников раскрылись на нужной странице, взгляды учеников и учениц прикрепились к тетрадям и к условиям задач.
Вроде бы всё спокойно. Первая задача, простая, легкая, даже мимолетная, оставшаяся позади полупрозрачным, тающим воспоминанием. Всем ещё хорошо, ещё никто не смотрел вперед - Чернопальскому не нужны шпаргалки, Устальский спокоен и не тревожим назойливыми двоечниками, усердно что-то пишут Канова, Цанина, другие девочки из их ряда, пока что автономно. Небрежно набрасывают в тетради задание Шанаков и Новощимский, Палков на всякий случай всё перепроверяет у надежных отличников, Зажиренко старается, тщательно выписывая круглым аккуратным подчерком каждую деталь - он хочет получить высокую оценку.
Прошло пять минут и класс, почти синхронно, подошел ко второй задачи - несколько примеров, из которых первая половина довольно легкая. Несколько приемов, легко обойдены все ловушки, внимательность, бдительность, настороженность, незримый и нематериальный враг может скрываться в любом примере. Глаза в любопытстве посматривают на следующие задания - кому становиться тяжеловато на душе, кому неприятно, кому откровенно страшно, и это чувство не зависит от успеваемости, у каждого одинаковый страх, что у двоечника, что у отличника.
Двоечники начинают суетиться, ожидая подсказки, дергают, шепчут. Ибрагимовна просит тишины, но ее особенно никто не слышит, ведь всё сконцентрированы на списывании и решении задач. Пройдет лишь несколько минут, таких быстрых, тяжелых, неумолимых, и ученики запаникуют, ведь перед ними ясно выскочит сложная для решения третья задача. Если споткнется на ней хорошист, то половина класса напишет неудовлетворительно, если споткнется отличник - пиши пропало, это конец света и лишь счастливчикам повезет выжить в этом бушующем, неконтролируемом океане паники. Но пока всё ёще нормально, пока всё ёще идет так как надо.
Палков часто поворачивает свою шею, назад пытаясь списать у Шанакова, что же касается того, то этот отличник кидает под парту хорошисту Устальскому записку с ответами на второе задание для дальнейшего распространения среди изнемогающих от скуки, не в состоянии решить задачу, шпорозависимых. Кроме того, Шанаков умудряется ловко шептать ответы и Кановой на другой ряд. Новощимский думает, пока его никто не тревожит, но вот он дойдет до третьей задачи, что одна из самых сложных, и к нему начнут обращаться за помощью те шпорозависимые, что не получили подсказки от вечно занятого на контрольных Шанакова. Где-то недалеко сидит Зажиренко, что аккуратными круглыми буквами строчит решение задачи. Линяев изредка что-то спрашивает у Шанакова, а сидящий сзади Сидчукин, что уже списал две задачи, скучал, рассматривая журнал под партой - больше ему сегодня списывать, не хотелось.
Первым забил тревогу прилежный Устальский, столкнувшись с третьей задачей. Поразмыслив около двух минут он всё же стал просить подсказки у Шанакова. Почувствовав особым чутьем, что задача сложная, Цанина, Канова и другие девочки, сидевшие где-то рядом с ними тут же набросились на героя битв в тетрадках, Шанакова, с просьбами о подсказках. Немного подустав от хладнокровной битвы с примерами, главный шпоробарон класса решил передохнуть и отдаться на растерзания просьбами. Несколько минут Шанакова окружали лишь приятные девичьи голоса, отличник отдался им и выложил все решения второй и третьей задачи. За эти несколько минут Шанаков много говорил, шутил, острил перед противоположным полом, сам утопая в глубоких глазах и морях голосов одноклассниц. Но, a la guerre comme a la guerre, и в конце концов, утомленному подпольными битвами за шпору Шанакову пришлось снова собрать всю свою последовательность мысли, концентрацию, сосредоточенность, трезвость ума, хладнокровие, и вернуться в бой. Шанаков трезво поразмыслил над четвертой задачей, решил ее, спас Устальского от бездны паники дав списать тому третье задание, проявил всё своё мастерство дать списать с Чернопальским и Палковым. Конечно, Шанаков оставил без подсказок десятки человек, просивших о помощи, но на ведь Шанаков же не идеальный, в нем есть много подлости, равнодушия. Конечно, он не будет заниматься только тем, что отважно спасать товарищей и одноклассников, он будет и игнорировать просьбы, и равнодушно молчать, бесстрастно смотреть как в панике и в ломке от недостатка информации начинают грызть ногти отверженные им шпорозависимые. Даже в самом факте поставки подсказок Шанаковым прослеживается вовсе не бескорыстие, а скорее наоборот - списывать у Шанакова кто попало не будет, это будут лишь делать уважаемые в классе шпорозависимые, друзья, приятели и товарищи самого отличника, в то время, как другим путь к заветной тетради шпоробарона закрыт.
Сзади Шанакова, во втором ряду, расположились Палков, Линяев и Чернопальский, через них скатанная информация проходила в самый конец, на крайние парты к Сидчукину и окружающей малочисленной среде. Перед Устальским, автономным шпоробароном третьего ряда, сидели прочие средняки 6-ого А, их было немало и до многих из них шпоры могли и не дойти, сзади же у Устальского скатывали двоечники. В первом ряду, в который поставляла информацию Канова, преимущественно сидели только средняки, которые списывают не меньше двоечников, а иногда даже и больше. На передних партах, немного удаленно от основных путей списывания и скатывания, сидели Зажиренко и Новощимский - первый зубрил, а второй точил карандаши, давая лишь краткие советы перед контрольной работой и не намереваясь давать кому-то списать.
Заняв боевые позиции, ученики, кто, просто расхаживая по классу, кто, достав бутерброды с колбасой из целлофановых кульков, кто, сидя на своем стуле, не желая вставать, стали делиться впечатлениями и мыслями о грядущей битве за выживание в контрольных тетрадях:
-Блин, кто-то шестой номер решил? - спросил Чернопальский, наконец, оторвавшись от изготовления шпаргалок.
-Шестой довольной простой, только там писать и считать надо много - бесстрастно ответил Шанаков.
-Ты мне дашь его списать? - тут же осведомился Палков.
-Да ты уже это спрашивал… - отмахнулся Шанаков.
-Так что там в шестом номере? - повторил вопрос Чернопальский.
-Я же говорю, там надо много писать, перемены не хватит. Скатай у Устальского, он всё дома расписал - направил Чернопальского Шанаков.
Тем временем, Палков пошел узнать, на всякий случай, решение заданий на предстоящей контрольной у Новощимского.
-Палков, я же объяснил, что все не могу дать списать. Ты спрашивай, чего не знаешь, я объясню, а давать катать - не в моем стиле, тем более что тебе от этого легче не станет. Раз не учил, всё равно напишешь хреново, как ни списывай и как ни крути.
-Ну что, тебе, что ли решить эту задачу сейчас в облом?
-Да, в облом. Я ее на контрольной решу, а если тебе нужен ответ, так просто скатай его у меня из-за плеча, но сделай так, чтоб я не заметил, а то я не люблю, когда у меня кто-то списывает. Только не дергай меня на контрольной из-за всяких пустяков вроде, какое решение нужно написать, как расписать - самому думать надо…
Расстроенный тем, что ему не удалось заручиться поддержкой ещё одного отличника Палков, пошел куда-то в сторону, а Новощимский остался на своем месте, покусывая карандаш.
-Те, кто хочет у меня списать, пусть садится на второй вариант, а то за первый вариант я ничего решать не буду, а первый вариант пусть катает у Новощимского - объявил Шанаков тем, кто кружился вокруг него в надежде получить разрешение на списывание.
-Да уж, спасибо за целую ораву этих списывателей… - с грустью поблагодарил Шанакова Новощимский.
-Но только смотрите, если кто-то начнет дергать со списыванием Новощимского, то тот никогда не дождется от меня ни одной подсказки. Если Новощимского трогать не будете, может кое-какие подсказки и дам вам - добавил Шанаков. Из-за неприступности Новощимского в сфере шпоротрафика, к нему преимущественно относились дружелюбно лишь хорошисты и отличники, которые списыванием не занимались.
-Всё-таки как-то странно - обратился уже к Новощимскому Шанаков. - Я, например, понимаю, что ты не хочешь тратить время на разъяснения и раздачу советов во время контрольной, меня самого часто бесит эта просящая совета толпа. Но какая тебе разница, списывают у тебя или нет?
-Принципы. Мне совершенно не нравиться, что всякие бездари и лентяи просто хотят у меня всё скатать, мои знания, мои заслуги ни про что ни за что. Я ненавижу это - ответил Новощимский, жуя домашний бутерброд и запивая его известной только ему микстурой или настойкой из термоса.
-Но ты ведь тратишь кучу драгоценного времени во время контрольной отбиваясь от этих назойливых списывателей. А так, дал им правильный ответ, и они отстали, у тебя есть огромное количество времени. Кстати, насчет результата, всё равно как они скатают у тебя сейчас, что они там себе получат нечестным подпольным путем, десятку, одинадцатку, двенадцатку - плевать. Всё равно, придет выпускной экзамен, тест или какая-нибудь ещё фигня, и всех их накроют, и выживем лишь, такие как мы, которые изначально были хозяевами положения. Пусть скатают, получат на три-четыре больше балла, чем могли бы, порадуются, придут довольными домой, будут счастливыми - ведь ничего не вечно. Всё равно наступит страшный суд, когда-нибудь…
Новощимский лишь устало вздохнул, а Шанаков куда-то удалился.
Ну вот, оставалось лишь нескольких минут до звонка. Желтоватый свет вытянутых ламп на потолке, утро было пасмурным и пришлось зажечь всю иллюминацию в классе, шелестят тетради, ярко-розовая, наверняка генетически модифицированная, колбаса на бутербродах, черные пиджаки учеников суетятся, сбегаются в группы, расходятся, разлетаются по партам, точно голуби на центральных улицах, гонимые автомобилями и пешеходами. Запах хлора, после контрольной работы от него будет болеть голова, наверняка на выходных была уборка, кое-где порвавшийся линолеум на полу, новые стулья и парты, купленные районной администрацией, на них начали появляться первые скромные, но не совсем цензурные надписи, темно-зеленая доска в разводах сырого и холодного мела, маленького и круглого. Где-то в коридоре, а может здесь, в кабинете, тихо шелестят ритмы мелодий на мобильных телефонах, на дневниках лежат бутерброды, а на них, в свою очередь, вычурные гламурные плееры и мобилки. Пройдет контрольная, пройдет война, и начнется мир, и все будут снова говорить не о неправильных дробях и сложнейшей шестой задаче, а о музыке, о фильмах, об играх, анекдоты, пошлые и не очень, расскажут, потолкуют о жизни в целом, может, покидаются портфелями и запрут кого-нибудь из парней в женском туалете. Но сейчас будет бой, обыденный, долгий, кого нервирующий, а кого утомляющий, но биться-то надо и надо что-то делать. Победы, поражения, безвыходные ситуации, военные хитрости…
Звонок. Пройдет ещё минут пять, пока Ибрагимовна успокоит класс, заставит всех усесться, пока какая-нибудь неприметная ученица раздаст контрольные тетради, одинаково скромные тетради в клеточку, которые уже были исписаны родным подчерком синих чернил, кое-где больно затронутых красными учительскими чернилами. Слегка просевшие, исписанные страницы - как их много…
Ибрагимовна, пожилая и приземистая учительница математики, в начале урока объявила разочаровавшую всех весть:
-Я слышала, что многие уже успели себе наделать шпаргалок, потому я решила вас немного удивить и дать вам совершенно другие задания на контрольной работе. И не возмущайтесь, вы только посмотрите на них, хитрецы, какие, шпаргалки додумались делать себе перед контрольной!
По рядам парт прокатился недовольный гул, точно замычавшее стадо крупного рогатого скота. «Ёлки-палки», «блины», «черт подери» и «ё моё» прошлись пеной по волнам шепчущего негодования. Возможно, в этот момент, десятки маленьких душ ненадолго возненавидели одну лишь единственную Ибрагимовну, которая, в целом-то, наверняка была обычным человеком, не убийцей, не подлецом и не вором. Но ситуация сложилась так, что Ибрагимовна оказалась здесь и ученики 6 А оказались здесь и это произошло. Возможно, Ибрагимовну считают святейшим человеком и муху не обидевшей, да и если объективно говорить, были миллионы людей куда уж и похуже несчастной учительницы математики, но, тем не менее, у нее есть аж двадцать с чем-то человек, которые теперь ее невзлюбили - и всё тут. Никто не виноват, правы ученики, потому что их обманули, не виновата Ибрагимовна, потому что это ее право, делать что угодно перед контрольной работой, а право учеников протестовать, но это не важно. Парадоксально, но тридцать человек в это пасмурное утро возненавидели обычную учительницу математики больше всех вместе взятых серийных маньяков, извращенцев, казнокрадов, воров, бандитов и бомжей - и всё только из-за одной контрольной.
-Обломались, скатыватели несчастные? - буркнул кому-то назад единственный довольный положением в этом классе Зажиренко.
-Молчи, лошара подлый - пригрозил ему в сердцах разозленный Палков, сидевший где-то сбоку. Палков хотел было уже дать то ли подзатыльник, то ли оплеуху, но его остановил Новощимский:
-Ну чего ты трогаешь этого несчастного идиота? У него и так все человеческие чувства вымерли, не может он посочувствовать товарищам, если у него таковые вообще есть…
Зажиренко покраснел, застыл и стал сосредоточенно писать, как бы не замечая, что происходит вокруг.
Итак, гонка за выживание началась. Несколько десятков задачников раскрылись на нужной странице, взгляды учеников и учениц прикрепились к тетрадям и к условиям задач.
Вроде бы всё спокойно. Первая задача, простая, легкая, даже мимолетная, оставшаяся позади полупрозрачным, тающим воспоминанием. Всем ещё хорошо, ещё никто не смотрел вперед - Чернопальскому не нужны шпаргалки, Устальский спокоен и не тревожим назойливыми двоечниками, усердно что-то пишут Канова, Цанина, другие девочки из их ряда, пока что автономно. Небрежно набрасывают в тетради задание Шанаков и Новощимский, Палков на всякий случай всё перепроверяет у надежных отличников, Зажиренко старается, тщательно выписывая круглым аккуратным подчерком каждую деталь - он хочет получить высокую оценку.
Прошло пять минут и класс, почти синхронно, подошел ко второй задачи - несколько примеров, из которых первая половина довольно легкая. Несколько приемов, легко обойдены все ловушки, внимательность, бдительность, настороженность, незримый и нематериальный враг может скрываться в любом примере. Глаза в любопытстве посматривают на следующие задания - кому становиться тяжеловато на душе, кому неприятно, кому откровенно страшно, и это чувство не зависит от успеваемости, у каждого одинаковый страх, что у двоечника, что у отличника.
Двоечники начинают суетиться, ожидая подсказки, дергают, шепчут. Ибрагимовна просит тишины, но ее особенно никто не слышит, ведь всё сконцентрированы на списывании и решении задач. Пройдет лишь несколько минут, таких быстрых, тяжелых, неумолимых, и ученики запаникуют, ведь перед ними ясно выскочит сложная для решения третья задача. Если споткнется на ней хорошист, то половина класса напишет неудовлетворительно, если споткнется отличник - пиши пропало, это конец света и лишь счастливчикам повезет выжить в этом бушующем, неконтролируемом океане паники. Но пока всё ёще нормально, пока всё ёще идет так как надо.
Палков часто поворачивает свою шею, назад пытаясь списать у Шанакова, что же касается того, то этот отличник кидает под парту хорошисту Устальскому записку с ответами на второе задание для дальнейшего распространения среди изнемогающих от скуки, не в состоянии решить задачу, шпорозависимых. Кроме того, Шанаков умудряется ловко шептать ответы и Кановой на другой ряд. Новощимский думает, пока его никто не тревожит, но вот он дойдет до третьей задачи, что одна из самых сложных, и к нему начнут обращаться за помощью те шпорозависимые, что не получили подсказки от вечно занятого на контрольных Шанакова. Где-то недалеко сидит Зажиренко, что аккуратными круглыми буквами строчит решение задачи. Линяев изредка что-то спрашивает у Шанакова, а сидящий сзади Сидчукин, что уже списал две задачи, скучал, рассматривая журнал под партой - больше ему сегодня списывать, не хотелось.
Первым забил тревогу прилежный Устальский, столкнувшись с третьей задачей. Поразмыслив около двух минут он всё же стал просить подсказки у Шанакова. Почувствовав особым чутьем, что задача сложная, Цанина, Канова и другие девочки, сидевшие где-то рядом с ними тут же набросились на героя битв в тетрадках, Шанакова, с просьбами о подсказках. Немного подустав от хладнокровной битвы с примерами, главный шпоробарон класса решил передохнуть и отдаться на растерзания просьбами. Несколько минут Шанакова окружали лишь приятные девичьи голоса, отличник отдался им и выложил все решения второй и третьей задачи. За эти несколько минут Шанаков много говорил, шутил, острил перед противоположным полом, сам утопая в глубоких глазах и морях голосов одноклассниц. Но, a la guerre comme a la guerre, и в конце концов, утомленному подпольными битвами за шпору Шанакову пришлось снова собрать всю свою последовательность мысли, концентрацию, сосредоточенность, трезвость ума, хладнокровие, и вернуться в бой. Шанаков трезво поразмыслил над четвертой задачей, решил ее, спас Устальского от бездны паники дав списать тому третье задание, проявил всё своё мастерство дать списать с Чернопальским и Палковым. Конечно, Шанаков оставил без подсказок десятки человек, просивших о помощи, но на ведь Шанаков же не идеальный, в нем есть много подлости, равнодушия. Конечно, он не будет заниматься только тем, что отважно спасать товарищей и одноклассников, он будет и игнорировать просьбы, и равнодушно молчать, бесстрастно смотреть как в панике и в ломке от недостатка информации начинают грызть ногти отверженные им шпорозависимые. Даже в самом факте поставки подсказок Шанаковым прослеживается вовсе не бескорыстие, а скорее наоборот - списывать у Шанакова кто попало не будет, это будут лишь делать уважаемые в классе шпорозависимые, друзья, приятели и товарищи самого отличника, в то время, как другим путь к заветной тетради шпоробарона закрыт.