http://linorgoralik.com Паша Гольдин: «Однажды мой папа забыл на диване книгу. Мне понравилась кирпичного цвета обложка Алешковского, и я решил тоже ее почитать (читал я быстро - и прикинул, что как раз успею, пока он вернется с работы). Открыл книгу наугад и прочел: "Я... удивился и даже охуел". Так я узнал, что такое полное соответствие текста и читательского восприятия».
хххх
- Я убила таракана, - жалобно говорит Агата. - Я теперь переживаю. Что он мог мне сделать?
- Слушай, - говорит Тигра, - я думаю, у него все окей.
- Дааа? - изумляется Агата, - Почему?
- Ну потому что всё! - говорит Тигра. - Всё! Не надо больше ползти!
хххх
Жившая у Д. собачка много лет трахала плюшевого медведя, который, если на него нажать, произносил: «Я тебя люблю». «Но», - уточняет Д., - «только, если нажать».
хххх
Агата выкладывает на ладонь таблетки. Одна из таблеток оставляет во рту неприятный вкус, и Агата добавляет в комплект кусочек шоколадки. Проверяет пальцем, чтобы ничего не забыть: "Психиатр, психиатр, невролог, невролог, невролог, гастроэнтеролог, гастроэнтеролог, гинеколог..." На секунду замешкавшись над шоколадкой: "...Боженька".
хххх
Записывали с Ермиловым аудиоверсию детской книжки «Агата возвращается домой» (спасибо Мише Штерну). Я читала за Агату, а Димка - за нарратора, малолетнего беса и Человека в серой шубе. Все шло прекрасно, но вот малолетний бес Ермилову с его бархатным голосом давался тяжело. Как-то неестественно получалось. Мы со Штерном стали изображать режиссеров. Выше читай, Дима. Ниже! Правее читай. Ну, понятно, какой я режиссер, а умный Штерн просто не стал ввязываться в это мутное дело. Короче, выше уже получилось, а с интонациями как-то хреново; очень, то есть, неестественно. Вот, скажем, когда он очень обиженно кричит: «Папа! Я ее обманул, не дал клад, сэкономил нам кучу денег, а ты, папа, меня не ценишь и так далее» (ну, слова не эти, но смысл понятен), - создается впечатление, что детеныш вроде бы терпеливо говорит с папой о том - о сем, потому что папу ж нахуй не пошлешь, а на самом деле очень старается дотерпеть до конца беседы и не укакаться. И тут Штерн, до сих пор осторожно молчавший, внезапно говорит: «Дим, а ты перед репликой скажи «бля». «Чо, бля?» - спрашивает Ермилов. ««Бля», бля, - говорит Штерн. - Скажи «бля», а дальше читай по тексту. А потом мы это «бля» на монтаже отрежем». Ермилов помолчал-помолчал и как закричит обиженно: «Бля!!! Папа! Я ее обманул, не дал клад, то-се, пятое-десятое!» Ну, понятно: звучит идеально, интонация естественная, с одного раза записали реплику. Движемся дальше. Доходим до места, где Человек в серой шубе говорит Агате: «Девочка, что ж ты такая дура? Я к тебе добром, а ты счастья своего не понимаешь!» Ну, там другие слова, но понятно. С Человеком у нас проблем нет, записали, но тут Штерн опять вдруг говорит: «Дима, а может, давай попробуем еще раз? Скажи в начале «бля», а?» «Мммм», - говорит Ермилов, - и в микрофон: «Бля!! Девочка! Что ж ты такая дура!...» Очень крутой результат, реально; я даже подумала: «Что ж это я, девочка, такая дура-то?» Короче, дальше мы уже поняли, как оно работает, что тут не понять. И вот получается, что Штерн нашел потрясающий режиссерский прием. Но книжка-то детская, никто ж, бля, не узнает.