Чехов вызвал интерес, но остался непонятым...
Кажется, я созрела, чтобы поделиться некоторыми мыслями относительно Чехова в Антиподии.
Все 5 спектаклей были сыграны при практически полных залах, что не может не радовать в ситуации жёсткой конкуренции на Fringe.
Спектакль получил неплохой рейтинг - 3 звезды из пяти, что для первого появления на австралийской сцене очень и очень неплохо.
Тут можно прочитать рецензию в "The Advertiser", центральном печатном издании SA.
А здесь статья с фотографиями в русской сиднейской газете "Единение".
Не будем критиковать критиков - им виднее.
А теперь несколько слов по поводу того, что думаю обо всём этом я.
Чехов вызывал интерес, но остался непонятым.
Всем известно, что такое английский юмор.
Чехова же, при всём уважении к этому имени, англичане никогда не считали комическим автором.
Самоирония и тихая грусть, так свойственная русскому юмору, непонятна британскому зрителю. Им смешно то, что русскому человеку кажется глупым. А нам смешно там, где представитель британской культуры, наверное, зевнёт от скуки.
Возможно, я думаю предвзято, но по моим наблюдениям, для того, чтобы рассмешить английского зрителя, нужно непременно громко пукнуть, смачно высморкаться, нелепо растянуться. И при этом говорить как можно меньше!
Чехова же надо слушать. Безусловно, ни один, даже самый тонкий перевод не передаст тонкостей чеховского языка. Да и не только в языке дело. Сами характеры и ситуации чужды английской культуре.
Можно сколько угодно говорить об общности человеческой натуры, но когда дело касается исторических, национальных и культурных особенностей, то для того, чтобы понять то общечеловеческое, нужно непременно знать те индивидуальные особенности культуры, которые и создают уникальность литературных персонажей.
К примеру, не сумели мы достать валенки к сроку (вот где, скажите мне на милость, достать в Австралии валенки?). Что за беда! Посадили мы милейшего Хирина ("Юбилей") босыми ногами в тазик, чтобы, значит, хворь его выпаривать, и, да простит нас Антон Павлович, велели Мерчуткиной и Шипучину не за "felt boots" в присутственном месте ругать его, а за "taking a foot bath".
Вынужденную находку оценили те немногие русскоязычные зрители, которые перед спектаклем потрудились прочитать пьесу и те, кто просто знает, зачем босые ноги в горячей воде парить надо. Австралийский же зритель, как и следовало ожидать, смыслу не уразумел по причине, как мне кажется, понятной.
Зато зал безошибочно ржал, когда Наталья Степановна («Предложение»), оставшись наедине и захлёбываясь в истерических рыданиях, смачно высмаркивается в подол нижней юбки. Шаг этот был предпринят мной намеренно, несмотря на активное и обоснованное сопротивление актрисы. Да, популистская мера. Зато действенная.
Или, вот ещё. «Медведь» у нас начинается с похоронного марша, гениально стилизованного Альфредом Шнитке под похотливый вальсок (Попова, похоронив мужа, страдает без мужского внимания), а заканчивается тем же маршем, до неузнаваемости переделанным в страстное танго (ну, наконец-то, хоть какой-то мужчина, пусть даже и медведь!).
Вы думаете, австралийцы в курсе, что играют в России на похоронах?
Зато они в курсе, что русские любят водку. В том же «Медведе» Смирнов, осатанев от несговорчивости вдовы, покойный муж которой остался должен ему денег, спрашивает у зрителя: «Should I have some vodka or what?», - и зал предсказуемо мычит в знак понимания русской натуры.
А стилизованный задник с мастерски подделанной подписью Антона Павловича? Кто-то из зрителей (понятно, что англоязычных) меня спросил: «А что это за каракули?..» Ну, этот-то хоть спросил, а остальные ведь так и помрут, в полном неведении.
В-общем, сдаётся мне, не поняли мы друг друга...
Все 5 спектаклей были сыграны при практически полных залах, что не может не радовать в ситуации жёсткой конкуренции на Fringe.
Спектакль получил неплохой рейтинг - 3 звезды из пяти, что для первого появления на австралийской сцене очень и очень неплохо.
Тут можно прочитать рецензию в "The Advertiser", центральном печатном издании SA.
А здесь статья с фотографиями в русской сиднейской газете "Единение".
Не будем критиковать критиков - им виднее.
А теперь несколько слов по поводу того, что думаю обо всём этом я.
Чехов вызывал интерес, но остался непонятым.
Всем известно, что такое английский юмор.
Чехова же, при всём уважении к этому имени, англичане никогда не считали комическим автором.
Самоирония и тихая грусть, так свойственная русскому юмору, непонятна британскому зрителю. Им смешно то, что русскому человеку кажется глупым. А нам смешно там, где представитель британской культуры, наверное, зевнёт от скуки.
Возможно, я думаю предвзято, но по моим наблюдениям, для того, чтобы рассмешить английского зрителя, нужно непременно громко пукнуть, смачно высморкаться, нелепо растянуться. И при этом говорить как можно меньше!
Чехова же надо слушать. Безусловно, ни один, даже самый тонкий перевод не передаст тонкостей чеховского языка. Да и не только в языке дело. Сами характеры и ситуации чужды английской культуре.
Можно сколько угодно говорить об общности человеческой натуры, но когда дело касается исторических, национальных и культурных особенностей, то для того, чтобы понять то общечеловеческое, нужно непременно знать те индивидуальные особенности культуры, которые и создают уникальность литературных персонажей.
К примеру, не сумели мы достать валенки к сроку (вот где, скажите мне на милость, достать в Австралии валенки?). Что за беда! Посадили мы милейшего Хирина ("Юбилей") босыми ногами в тазик, чтобы, значит, хворь его выпаривать, и, да простит нас Антон Павлович, велели Мерчуткиной и Шипучину не за "felt boots" в присутственном месте ругать его, а за "taking a foot bath".
Вынужденную находку оценили те немногие русскоязычные зрители, которые перед спектаклем потрудились прочитать пьесу и те, кто просто знает, зачем босые ноги в горячей воде парить надо. Австралийский же зритель, как и следовало ожидать, смыслу не уразумел по причине, как мне кажется, понятной.
Зато зал безошибочно ржал, когда Наталья Степановна («Предложение»), оставшись наедине и захлёбываясь в истерических рыданиях, смачно высмаркивается в подол нижней юбки. Шаг этот был предпринят мной намеренно, несмотря на активное и обоснованное сопротивление актрисы. Да, популистская мера. Зато действенная.
Или, вот ещё. «Медведь» у нас начинается с похоронного марша, гениально стилизованного Альфредом Шнитке под похотливый вальсок (Попова, похоронив мужа, страдает без мужского внимания), а заканчивается тем же маршем, до неузнаваемости переделанным в страстное танго (ну, наконец-то, хоть какой-то мужчина, пусть даже и медведь!).
Вы думаете, австралийцы в курсе, что играют в России на похоронах?
Зато они в курсе, что русские любят водку. В том же «Медведе» Смирнов, осатанев от несговорчивости вдовы, покойный муж которой остался должен ему денег, спрашивает у зрителя: «Should I have some vodka or what?», - и зал предсказуемо мычит в знак понимания русской натуры.
А стилизованный задник с мастерски подделанной подписью Антона Павловича? Кто-то из зрителей (понятно, что англоязычных) меня спросил: «А что это за каракули?..» Ну, этот-то хоть спросил, а остальные ведь так и помрут, в полном неведении.
В-общем, сдаётся мне, не поняли мы друг друга...