Опять сон, про загородные стаи.
Обычное начало: я иду по лесу, вторая половина лета, от подлеска и старых хвойных деревьев, нагретых послеполуденным солнцем, идёт ароматный парок. Иду по хорошо расхоженной тропе к железнодорожной станции, на тропе и по обочинам - мягкая разнообразная трава. Вдруг замечаю, что меж деревьев мелькают серые силуэты. Оборачиваюсь, вижу что за мной осторожно трусят (нагоняют осторожной трусцой) какие-то шавки, одинаковые с морды и примерно с овчарку размером. Я приподнимаюсь над тропой и лечу, чувствую, что перемещаюсь очень быстро, но при этом не двигая никакими мускулами. Буквально влетаю на станцию, вслед за мной, запыхавшись, на станцию влетает галопом главная сука, промахивается мимо меня и вцепляется зубами в руку стоявшей на станции женщине. Женщина энергично стряхивает суку со своей руки, сука не стряхивается. Я окончательно успокаиваюсь, поскольку слышу далеко в лесу выстрелы охотников по остаткам разбежавшейся стаи.
Неспешно бреду по станции, озираясь. Станция во сне такая же огромная, как столичный вокзал, или больше. Бесконечные переходы между платформами. В одном из переходов подрабатывает такой юноша кауказской наружности, во сне я подумала о нём «чеченёнок». Чеченёнок одет сверху в синий форменный школьный пиджак (до перестройки так одевались комсомольские активисты), пиджак украшен яркими латунными пуговицами и фальшивыми латунными орденами. Снизу чеченёнок одет в балетные колготки, пачку а-ля «белый лебедь» и пуанты. Он занят тем, что старательно крутит фуэтэ (Фуэтэ; фр. Fouetté), и ждёт, когда проходящие мимо пассажиры вознаградят его старания, бросив монетки в его стоящую рядом мисочку. Занятный персонаж, но я слышу, как на платформу заходит мой поезд, я приподнимаюсь над асфальтом и лечу, не ощущая своих мышц.
Я дома. Мой дом во сне даже больше чем станция и лес, вместе взятые. В доме полно комнат и внутренних двориков, некоторые даже с имитациями заброшенного пруда, или естественными бассейнами. Из одного такого бассейна мне на встречу поднимается моё любимое домашнее животное, похожее на самоорганизующийся разумный океан Соляриса («Солярис» Станислав Лем). Моё животное меняет форму по настроению, в момент нашей встречи оно похоже на пушистого белого мамонта с перламутровыми бивнями, на длинных и стройных ногах. Оно недовольно ворчит, оно недовольно, что его опять спутали с мамонтом, что мои родственники никак не могут понять, насколько оно у меня уникально. Вот и всё, собственно.
Неспешно бреду по станции, озираясь. Станция во сне такая же огромная, как столичный вокзал, или больше. Бесконечные переходы между платформами. В одном из переходов подрабатывает такой юноша кауказской наружности, во сне я подумала о нём «чеченёнок». Чеченёнок одет сверху в синий форменный школьный пиджак (до перестройки так одевались комсомольские активисты), пиджак украшен яркими латунными пуговицами и фальшивыми латунными орденами. Снизу чеченёнок одет в балетные колготки, пачку а-ля «белый лебедь» и пуанты. Он занят тем, что старательно крутит фуэтэ (Фуэтэ; фр. Fouetté), и ждёт, когда проходящие мимо пассажиры вознаградят его старания, бросив монетки в его стоящую рядом мисочку. Занятный персонаж, но я слышу, как на платформу заходит мой поезд, я приподнимаюсь над асфальтом и лечу, не ощущая своих мышц.
Я дома. Мой дом во сне даже больше чем станция и лес, вместе взятые. В доме полно комнат и внутренних двориков, некоторые даже с имитациями заброшенного пруда, или естественными бассейнами. Из одного такого бассейна мне на встречу поднимается моё любимое домашнее животное, похожее на самоорганизующийся разумный океан Соляриса («Солярис» Станислав Лем). Моё животное меняет форму по настроению, в момент нашей встречи оно похоже на пушистого белого мамонта с перламутровыми бивнями, на длинных и стройных ногах. Оно недовольно ворчит, оно недовольно, что его опять спутали с мамонтом, что мои родственники никак не могут понять, насколько оно у меня уникально. Вот и всё, собственно.