Покорность..
Оригинал взят у spiderlog в Покорность..
Ровно год назад...
Покорность..
Алекс Тарн..
Вышедший год тому назад новый роман Мишеля Уэльбека «Покорность» сразу окрестили антиутопией; кто-то даже сравнил его с эпохальным «1984» Джорджа Оруэлла. Это, на мой взгляд, явное преувеличение: у Оруэлла совсем иной масштаб обобщений, иная глубина мысли. В «Покорности» всё попроще, а многое так и вовсе хорошо узнаваемо: те же набившие оскомину экзистенциалистские перепевы на тему одиночества и никчемности человеческого бытия, то же постылое копание в собственной душе, сведенной до размеров даже не канавы, а мисочки с уличной грязью, та же унылая порнография в описаниях половых актов (любовь как феномен духовной связи уже давно не является предметом рассмотрения для птенцов сартро-камюшного гнезда - что, в общем, неудивительно: поди вмести эту тонкую и чистую материю в вышеупомянутую мисочку), тот же повышенный интерес к чревоугодию - за неимением никаких других более-менее устойчивых интересов. Короче, тошно, бабоньки. Как, собственно, и предупреждал все тот же Жан-Поль Сартр в своем почти одноименном творении.
Роман «Элементарные частицы», принесший Уэльбеку всемирную известность и составленный из тех же ингредиентов, я не смог дочитать именно по этой причине - тошнило. С «Покорностью», однако, получилось, поскольку, помимо вышеописанного джентльменского (вернее, мсьевского) литературного набора, книга содержит еще и весьма правдоподобное описание перехода Европы под власть ислама. В трактовке Уэльбека этот процесс выглядит совершенно реально - уже хотя бы поэтому роман не должен именоваться «утопией» (неправомерна, как мне кажется, и другая составляющая определения «анти-утопия», но об этом чуть позже).
Итак, время действия - 2022 год, президентские выборы (напомню, во Франции они проходят раз в пять лет; на предыдущих, в 2012 году, был избран социалист Франсуа Олланд, он же имеет реальные шансы быть переизбранным в 2017-ом). Согласно Уэльбеку, события развиваются следующим образом (цитаты здесь и далее в переводе Марии Зониной, изд. Corpus, М., 2016):
«…реальные сдвиги наметились только в 2017 году, во втором туре президентских выборов. Оторопевшая мировая пресса стала свидетелем постыдного, но логически неизбежного зрелища, а именно переизбрания левого кандидата в государстве, все ощутимее дрейфующем вправо…
Через месяц после обнародования результатов второго тура Мохаммед Бен Аббес объявил о создании Мусульманского братства. Первая ласточка политического ислама, Партия мусульман Франции, скоропостижно скончалась по причине удручающего антисемитизма ее лидера, который дошел до того, что стал якшаться с крайне правыми. Этот провал послужил уроком Мусульманскому братству, теперь оно строго следило за умеренностью своей позиции, то есть лишь в умеренных дозах позволяло себе отстаивать права палестинцев, поддерживая сердечные взаимоотношения с еврейскими религиозными лидерами.
…по результатам последних опросов общественного мнения эта партия, возникшая всего пять лет назад, набирала 21 %, наступая таким образом на пятки Социалистической партии с ее 23 %. Традиционные правые могли рассчитывать максимум на 14 %, а вот Национальный фронт, имея 32 % голосов, сохранял позицию крупнейшей французской партии, к тому же с большим отрывом».
Где тут, скажите на милость, можно усмотреть утопию? Умеренной исламской партии действительно были бы рады многие; а ее социальные проекты в проблематичных районах (раздача продовольствия, детские сады, борьба с наркоманией и преступностью и проч.) несомненно могли бы привлечь значительное число не-исламских избирателей. Так что 21% вовсе не кажутся тут преувеличением. Далее вступает в действие электоральная арифметика. Как известно, во второй тур выборов выходят всего две партии. Если бы всё оставалось так, как написано выше, то победителями первого этапа стали бы Марин Ле Пен от Нацфронта и представитель социалистов (в романе Уэльбека это нынешний премьер Вальс). В промежутке между турами остальные крупные партии центра сговорились бы между собой, дабы не допускать к власти Ле Пен, и в результате Франция вновь получила бы президента-социалиста. То есть все осталось бы по-прежнему.
Однако случается непредвиденное (хотя ничтожная разница - между 21% и 23% - в данных опросов не позволяет говорить о такой уж большой неожиданности): первое место с 34%, как и предсказывалось, уверенно берет Национальный фронт, зато на второе с перевесом в какие-то доли процента над социалистами выходит кандидат мусульман. Таким образом, окончательный выбор во втором туре должен быть сделан не между Марин Ле Пен и социалистом Манюэлем Вальсом, а между Марин Ле Пен и «умеренным мусульманином» Мохаммедом Бен Аббесом…
Далее начинаются переговоры между мусульманами и лево-центристскими партиями. Снова слово Уэльбеку:
«…мусульмане готовы отдать левым добрую половину министерств - в том числе ключевых, например, министерство финансов и МВД. Никаких расхождений в плане экономики и налоговой политики у них нет, да и в том, что касается безопасности, тоже, к тому же, в отличие от своих партнеров-социалистов, они в состоянии навести порядок в проблемных пригородах. Конечно, в области внешней политики незначительных разногласий не избежать, они хотят, например, чтобы Франция безоговорочно осудила Израиль, но в этом как раз левые охотно пойдут им навстречу. Настоящая загвоздка и камень преткновения - это министерство образования.
Мусульманское братство - партия особая: они не отводят центральное место экономике. Первостепенное значение для них имеют демография и образование.
…экономика и даже геополитика - это дешевые понты: кто получит контроль над детьми, получит контроль над будущим, и точка. Поэтому основной и единственный пункт, по которому они хотят во что бы то ни стало добиться своего, - это школьное образование.
Мусульманское братство полагает, что каждый французский ребенок должен иметь возможность получать исламское образование. А исламское образование очень отличается от светского, со всех точек зрения. Во-первых, оно ни в коем случае не допускает совместного обучения, а женщинам дозволяется получать только определенные специальности. Конечно, в глубине души они бы предпочли, чтобы девочки по окончании начальной школы направлялись на курсы домоводства и как можно скорее выходили замуж, незначительное их меньшинство до замужества могло бы посвятить себя изучению литературы и искусств, - вот их модель идеального общества. Кроме того, все без исключения преподаватели должны быть мусульманами. Необходимо также соблюдать особый режим питания в школьных столовых и выделить время на пять ежедневных молитв, но, главное, школьная программа будет составляться в соответствии с учением Корана.
У [левых] нет выбора. Если они не придут к соглашению, Национальный фронт наверняка победит на выборах. Кстати, по вопросу о полигамии они уже заключили договор, который смогут взять за образец. Гражданский брак, союз между двумя людьми, мужчиной и женщиной, останется неизменным. Мусульманский брак, в том числе полигамный, не будет записываться в акты гражданского состояния, но, считаясь законным, даст право на получение пособий и налоговых льгот.
Это уже было зафиксировано в ходе переговоров; впрочем, все вышесказанное вполне вписывается в рамки теории о “шариате меньшинства”, которую уже давно отстаивают “Братья-мусульмане”. Так вот, и в вопросах образования они могут придумать нечто подобное. Государственная школа останется такой, как она есть, общедоступной, но денег будет меньше, бюджет министерства образования сократится минимум втрое, и на сей раз учителя ничего не смогут поделать: в нынешней экономической ситуации любые бюджетные сокращения, несомненно, получат широкую поддержку. Вместе с тем будет внедрена целая система частных мусульманских школ, выдающих полноценные аттестаты, - и вот этим школам как раз и достанутся частные пожертвования. Понятное дело, в скором времени государственные школы захиреют, и все родители, хоть сколько-нибудь озабоченные будущим своих детей, запишут их в мусульманские учебные заведения.
То же самое произойдет и с университетами. Они [мусульмане] спят и видят, как бы прибрать к рукам Сорбонну. Саудовская Аравия готова предоставить им практически неограниченные дотации».
И опять я не вижу в предложенном Уэльбеком сценарии ничего утопичного. А вот как, кстати говоря, выглядит сам Мохаммед Бен Аббес, кандидат в президенты Франции:
«Глядя на кандидата от мусульманской партии, жизнерадостного толстяка, то и дело подкалывавшего журналистов, в голову не могло прийти, что, будучи одним из самых юных выпускников Политехнической школы, он одновременно с Лораном Вокье поступил в Национальную школу администрации на курс имени Нельсона Манделы. Бен Аббес напоминал скорее добродушного тунисца-бакалейщика из соседней лавки - собственно, таким и был его отец...
В большей степени, чем кто-либо, заметил Бен Аббес, он извлек пользу из республиканской меритократии и меньше, чем кто-либо, собирается посягать на систему, которой обязан всем, вплоть до наивысшей чести - избираться и быть избранным французским народом. Он вспомнил о крохотной каморке над бакалейной лавкой, где, бывало, готовил уроки; вскользь, но с точно отмеренной дозой чувства, остановился на образе своего отца; по-моему, он был великолепен.
Но времена, продолжал он, меняются. Все чаще семьи - не важно, еврейские, христианские или мусульманские - хотят, чтобы их дети получили образование, которое, не ограничиваясь простой передачей знаний, включало бы в себя и духовное обучение, соответствующее их вероисповеданию. Возврат религиозной составляющей лишь отражает глубинные изменения в обществе, и министерство образования не может не считаться с этим. Короче говоря, пора уже, расширив рамки государственной школы, обеспечить ее гармоничное сосуществование с величайшими духовными традициями нашей страны - мусульманской, христианской и иудейской.
Так, источая мед и патоку, он промурлыкал еще минут десять, после чего представители прессы получили возможность задать ему вопросы. Я давно заметил, что в присутствии Мохаммеда Бен Аббеса даже самые настырные и агрессивные журналисты застывали и размякали, словно под действием гипноза. Хотя, полагаю, вопросов на засыпку можно было ему задать немало: например, об упразднении совместного обучения или о том, что преподаватели должны принять ислам. С другой стороны, ведь у католиков тоже так заведено, или нет? Обязательно ли креститься, чтобы получить право преподавать в христианской школе? Задумавшись, я понял, что ничего об этом не знаю, и к концу пресс-конференции обнаружил, что попался на его удочку: я уже ни в чем не был уверен и не видел в его словах ничего тревожного или по-настоящему нового».
Накануне второго тура происходит решающий поворот: право-центристы заключают союз не с Ле Пен (что, возможно, обеспечило бы ей победу), а с мусульманами. Причины этого шага чисто тактические: центристы боятся раствориться в Национальном фронте и исчезнуть как самостоятельная политическая сила. В итоге президентом Франции становится Мохаммед Бен Аббес, который, напомню, набрал в первом туре всего 22,3 процента! И, конечно, это вовсе не означает немедленного начала гонений:
«…у Бен Аббеса существует настоящий проект, не имеющий ничего общего с исламским фундаментализмом. В ультраправых кругах распространено мнение, что если мусульмане придут к власти, христиане непременно получат унизительный статус зимми, граждан второго сорта.
…но на практике статус зимми довольно гибок. Что касается Франции, то христианский культ не только не подвергнется гонениям, но, напротив, субсидии на католические организации и содержание культовых сооружений возрастут - они могут себе это позволить, ведь средства, поступающие мечетям от нефтяных держав, будут все равно гораздо выше. А главное, заклятым врагом мусульман, внушающим им страх и лютую ненависть, является вовсе не католичество, а секуляризм, антиклерикализм, атеистический материализм. Католики для них просто верующие, а католичество - одна из трех мировых религий; их всего-то надо уговорить сделать следующий шаг и принять ислам: вот исконное, истинно мусульманское видение христианства.
Евреям, конечно, придется труднее. Теоретически к ним применим тот же принцип, иудаизм - авраамическая религия, Авраам и Моисей признаны пророками ислама; но на практике в мусульманских странах отношения с евреями, как правило, складываются не так просто, как с христианами, и потом, сами понимаете, все испортил палестинский вопрос. В состав Мусульманского братства входят некоторые миноритарные движения, выступающие за применение к евреям репрессивных мер; но я думаю, у них нет ни малейшего шанса на успех. Бен Аббесу всегда было важно поддерживать добрые отношения с главным раввином Франции, но, похоже, время от времени он все-таки будет отпускать вожжи, предоставляя некоторую свободу действий своим экстремистам; потому что если он и рассчитывает добиться массового обращения в ислам христиан - а ничто не доказывает нам, что это нереально, - то насчет евреев он особо не обольщается. В глубине души он, видимо, надеется, что они сами решат эмигрировать из Франции в Израиль».
Но - и это тоже интересно - аппетиты Мусульманского братства отнюдь не ограничиваются Францией. Как вам смотрится такое продолжение:
«…главным его ориентиром, и это бросается в глаза, остается Римская империя, а строительство единой Европы для него всего лишь средство реализации этой грандиозной задачи. Основным направлением его внешней политики станет стремление переместить центр тяжести Европы на юг; уже сегодня существуют такие организации, как Средиземноморский союз, ставящие перед собой ту же цель. Первыми странами, способными интегрироваться в европейские структуры, несомненно, станут Турция и Марокко, затем подтянутся Тунис и Алжир. В более долгосрочной перспективе - Египет, это самый лакомый кусок, и он будет решающим.
В то же время не исключено, что европейские институции, построенные сегодня на чем угодно, только не на демократии, в будущем проявят больше уважения к воле избирателей; естественным завершением этого процесса станет избрание всеобщим голосованием президента единой Европы. В таком контексте интеграция в Европу густонаселенных стран с высокой демографической динамикой, таких как Турция и Египет, может сыграть определяющую роль. И я уверен, что Бен Аббес видит себя первым избранным президентом Европы, Европы расширенной, включающей в себя страны Средиземноморского региона, - вот они, его истинные устремления».
Любопытно, не правда ли? Это ведь целая программа, о которой можно сказать, что она маловероятная, труднореализуемая, имеющая множество противников… - но уж ни в коем случае не «утопичная».
Но это все - большая политика. А что происходит с Франсуа, главным героем романа, типичным персонажем пост-сартровской французской литературы - одиноким стареющим разочарованным интеллектуалом, чьи жизненные запросы сводятся преимущественно к чревоугодию (половая функция, некогда вносившая в жизнь главное содержание, мало-помалу угасает)? Нечего и говорить, что на вышеупомянутые процессы он смотрит со стороны, с позиции равнодушного наблюдателя.
Хотя именно такие как Франсуа оказываются затронутыми в первую очередь: он служит профессором филологии в Сорбонне, а потому подлежит увольнению как немусульманин. Герой романа встречает это известие все с тем же фирменным равнодушием: слабеющий с годами половой член заботит его в куда большей степени, чем профессиональная карьера. Кроме того, пилюля подслащена более чем щедрым выходным пособием и огромной пенсией, которую, по идее, он должен был бы получить лишь по старости. С другой стороны, если бы он решил принять ислам… - о, тут условия были бы и вовсе сказочными!
Об этом ему рассказывает новый ректор Сорбонны, бывший католик. Ректор принимает нашего героя в великолепном историческом особняке, снятом для него университетом на саудовские деньги. В гостиной смущенно мелькает одна из жен ректора - ей только-только исполнилось пятнадцать. Жена постарше подает вино (действительно, ислам Бен Аббеса не склонен к фанатизму) и вкуснейшие горячие пирожки. Где-то в недрах особняка прячутся, видимо, и другие жены. Если Франсуа согласится стать мусульманином, его ждет оклад, который тоже позволит заполучить как минимум трех женщин. Их предоставят герою централизовано, на выбор, так что не понадобится ни за кем гоняться, ухаживать, соблазнять и вообще тратить время на подобные глупости. Конечно, к этому добавится квартира, машина, загородная вилла, поездки и прочие атрибуты роскоши. Саудовцы платят щедро.
В конце концов, что ему мешает принять предложение? Новый статус сулит новую жизнь взамен старой. Если бы еще старая была хороша, а то ведь нет - напротив, одни несчастья: одиночество, ухудшающееся здоровье, прогулки по порносайтам, скучный секс с проститутками… Атеизм? Но Франсуа ведь, если разобраться, вовсе не атеист: атеисты по сути своей - бунтари, отрицатели и ниспровергатели. А это и в самом деле последнее, что можно сказать о нашем герое. Он, скорее, покорен судьбе, вот что. Да-да, покорность - вот главное качество, характеризующее Франсуа помимо равнодушия. А коли так, то ислам является для него самым естественным продолжением:
«Покорность, - тихо сказал [ректор] Редигер. - Никогда еще с такой силой не была выражена столь ошеломляющая и простая мысль - что высшее счастье заключается в полнейшей покорности. Вряд ли я бы рискнул развить эту идею в присутствии своих единоверцев, они, возможно, сочли бы ее кощунственной, но мне кажется, существует связь между абсолютной покорностью женщины мужчине… и покорностью человека Богу, как того требует ислам. Видите ли, ислам приемлет мир, приемлет во всей его полноте, приемлет мир таким, как он есть. С точки зрения буддизма, мир есть дуккха - беспокойство, страдание. Христианство тоже порой этим грешит, недаром ведь Сатану называют “князем мира сего”? Для ислама же, напротив, божественное творение совершенно, это абсолютный шедевр. В сущности, что такое Коран, как не колоссальная мистическая хвалебная ода? Хвала Создателю и покорность его законам...»
Выходит, что и с приставкой «анти» в определении «антиутопия» далеко не все в порядке. И герой романа делает напрашивающийся выбор. Конец романа «Покорность» кажется мне чрезвычайно символичным завершением пути, на который вступил французский экзистенциализм - квинтэссенция индивидуалистического гуманизма - в самом своем начале. Тогда идолом Сартра, Ануя, Камю была благородная Свобода - именно так, с большой буквы. «Свобода есть выбор моей самости, - говорил Сартр. - Выбирая, я есть…»
Ох, знали бы он и его соратники, что ожидает внуков и правнуков поколения Свободы менее века спустя: равнодушие, покорность, ислам - самая рабская из всех возможных религий. И этот печальный итог европейского индивидуализма кажется мне куда более определенным и обоснованным, чем будущее, уготованное Мишелем Уэльбеком старушке-Франции и Европе в целом. Потому что не следует принимать несомненный крах идеологии за крах цивилизации - а этой подменой, увы, грешат слишком многие из нынешних «могильщиков» Европы.
Какой бы правдоподобной ни выглядела предложенная автором «Покорности» модель исламизации Старого континента, она содержит немало слабых мест. Нет-нет, я ничуть не сомневаюсь относительно способности мусульман, составляющих менее 20 процентов населения, привести к избранию своего кандидата (как это произошло совсем недавно на выборах мэра Лондона). Но вот дальнейшее развитие событий представляется мне маловероятным… Прежде всего, далеко не все французы и европейцы покорны наподобие Франсуа. Вызывает также сомнение способность нефтяных шейхов финансировать столь дорогостоящий проект - а ведь описанные Уэльбеком реформы образования и фундаментализации общества основаны именно на массированных денежных вливаниях. Допускаю, что в момент написания романа, когда нефть стоила под 150 долларов за баррель, еще можно было поверить в такой гипотетический вариант - но уж никак не сейчас, когда эта цена упала втрое, а годовой дефицит последнего бюджета Саудовской Аравии составил более чем 90 миллиардов все еще американских долларов.
Впрочем, вполне возможно, что прав как раз Мишель Уэльбек, а я вновь поддался своему неисправимому оптимизму. В конце концов, нефть может подорожать, покорность возобладать, а феминизм окажется вовсе не таким саблезубым, каким он выглядит, когда нужно загрызть какого-нибудь несчастного босса, шлепнувшего по заду свою секретаршу. Честно говоря, в гипертрофированной агрессии феминисток мне всегда виделось подавленное желание починиться, надеть хиджаб, пасть на коленки и кротким голоском осведомиться, не угодно ли господину отхлестать их плеткой…
Так или иначе, ждать осталось недолго. Выборы-2017 будут во Франции уже через год, а там и до 2022-го рукой подать.
Ровно год назад...
Покорность..
Алекс Тарн..
Вышедший год тому назад новый роман Мишеля Уэльбека «Покорность» сразу окрестили антиутопией; кто-то даже сравнил его с эпохальным «1984» Джорджа Оруэлла. Это, на мой взгляд, явное преувеличение: у Оруэлла совсем иной масштаб обобщений, иная глубина мысли. В «Покорности» всё попроще, а многое так и вовсе хорошо узнаваемо: те же набившие оскомину экзистенциалистские перепевы на тему одиночества и никчемности человеческого бытия, то же постылое копание в собственной душе, сведенной до размеров даже не канавы, а мисочки с уличной грязью, та же унылая порнография в описаниях половых актов (любовь как феномен духовной связи уже давно не является предметом рассмотрения для птенцов сартро-камюшного гнезда - что, в общем, неудивительно: поди вмести эту тонкую и чистую материю в вышеупомянутую мисочку), тот же повышенный интерес к чревоугодию - за неимением никаких других более-менее устойчивых интересов. Короче, тошно, бабоньки. Как, собственно, и предупреждал все тот же Жан-Поль Сартр в своем почти одноименном творении.
Роман «Элементарные частицы», принесший Уэльбеку всемирную известность и составленный из тех же ингредиентов, я не смог дочитать именно по этой причине - тошнило. С «Покорностью», однако, получилось, поскольку, помимо вышеописанного джентльменского (вернее, мсьевского) литературного набора, книга содержит еще и весьма правдоподобное описание перехода Европы под власть ислама. В трактовке Уэльбека этот процесс выглядит совершенно реально - уже хотя бы поэтому роман не должен именоваться «утопией» (неправомерна, как мне кажется, и другая составляющая определения «анти-утопия», но об этом чуть позже).
Итак, время действия - 2022 год, президентские выборы (напомню, во Франции они проходят раз в пять лет; на предыдущих, в 2012 году, был избран социалист Франсуа Олланд, он же имеет реальные шансы быть переизбранным в 2017-ом). Согласно Уэльбеку, события развиваются следующим образом (цитаты здесь и далее в переводе Марии Зониной, изд. Corpus, М., 2016):
«…реальные сдвиги наметились только в 2017 году, во втором туре президентских выборов. Оторопевшая мировая пресса стала свидетелем постыдного, но логически неизбежного зрелища, а именно переизбрания левого кандидата в государстве, все ощутимее дрейфующем вправо…
Через месяц после обнародования результатов второго тура Мохаммед Бен Аббес объявил о создании Мусульманского братства. Первая ласточка политического ислама, Партия мусульман Франции, скоропостижно скончалась по причине удручающего антисемитизма ее лидера, который дошел до того, что стал якшаться с крайне правыми. Этот провал послужил уроком Мусульманскому братству, теперь оно строго следило за умеренностью своей позиции, то есть лишь в умеренных дозах позволяло себе отстаивать права палестинцев, поддерживая сердечные взаимоотношения с еврейскими религиозными лидерами.
…по результатам последних опросов общественного мнения эта партия, возникшая всего пять лет назад, набирала 21 %, наступая таким образом на пятки Социалистической партии с ее 23 %. Традиционные правые могли рассчитывать максимум на 14 %, а вот Национальный фронт, имея 32 % голосов, сохранял позицию крупнейшей французской партии, к тому же с большим отрывом».
Где тут, скажите на милость, можно усмотреть утопию? Умеренной исламской партии действительно были бы рады многие; а ее социальные проекты в проблематичных районах (раздача продовольствия, детские сады, борьба с наркоманией и преступностью и проч.) несомненно могли бы привлечь значительное число не-исламских избирателей. Так что 21% вовсе не кажутся тут преувеличением. Далее вступает в действие электоральная арифметика. Как известно, во второй тур выборов выходят всего две партии. Если бы всё оставалось так, как написано выше, то победителями первого этапа стали бы Марин Ле Пен от Нацфронта и представитель социалистов (в романе Уэльбека это нынешний премьер Вальс). В промежутке между турами остальные крупные партии центра сговорились бы между собой, дабы не допускать к власти Ле Пен, и в результате Франция вновь получила бы президента-социалиста. То есть все осталось бы по-прежнему.
Однако случается непредвиденное (хотя ничтожная разница - между 21% и 23% - в данных опросов не позволяет говорить о такой уж большой неожиданности): первое место с 34%, как и предсказывалось, уверенно берет Национальный фронт, зато на второе с перевесом в какие-то доли процента над социалистами выходит кандидат мусульман. Таким образом, окончательный выбор во втором туре должен быть сделан не между Марин Ле Пен и социалистом Манюэлем Вальсом, а между Марин Ле Пен и «умеренным мусульманином» Мохаммедом Бен Аббесом…
Далее начинаются переговоры между мусульманами и лево-центристскими партиями. Снова слово Уэльбеку:
«…мусульмане готовы отдать левым добрую половину министерств - в том числе ключевых, например, министерство финансов и МВД. Никаких расхождений в плане экономики и налоговой политики у них нет, да и в том, что касается безопасности, тоже, к тому же, в отличие от своих партнеров-социалистов, они в состоянии навести порядок в проблемных пригородах. Конечно, в области внешней политики незначительных разногласий не избежать, они хотят, например, чтобы Франция безоговорочно осудила Израиль, но в этом как раз левые охотно пойдут им навстречу. Настоящая загвоздка и камень преткновения - это министерство образования.
Мусульманское братство - партия особая: они не отводят центральное место экономике. Первостепенное значение для них имеют демография и образование.
…экономика и даже геополитика - это дешевые понты: кто получит контроль над детьми, получит контроль над будущим, и точка. Поэтому основной и единственный пункт, по которому они хотят во что бы то ни стало добиться своего, - это школьное образование.
Мусульманское братство полагает, что каждый французский ребенок должен иметь возможность получать исламское образование. А исламское образование очень отличается от светского, со всех точек зрения. Во-первых, оно ни в коем случае не допускает совместного обучения, а женщинам дозволяется получать только определенные специальности. Конечно, в глубине души они бы предпочли, чтобы девочки по окончании начальной школы направлялись на курсы домоводства и как можно скорее выходили замуж, незначительное их меньшинство до замужества могло бы посвятить себя изучению литературы и искусств, - вот их модель идеального общества. Кроме того, все без исключения преподаватели должны быть мусульманами. Необходимо также соблюдать особый режим питания в школьных столовых и выделить время на пять ежедневных молитв, но, главное, школьная программа будет составляться в соответствии с учением Корана.
У [левых] нет выбора. Если они не придут к соглашению, Национальный фронт наверняка победит на выборах. Кстати, по вопросу о полигамии они уже заключили договор, который смогут взять за образец. Гражданский брак, союз между двумя людьми, мужчиной и женщиной, останется неизменным. Мусульманский брак, в том числе полигамный, не будет записываться в акты гражданского состояния, но, считаясь законным, даст право на получение пособий и налоговых льгот.
Это уже было зафиксировано в ходе переговоров; впрочем, все вышесказанное вполне вписывается в рамки теории о “шариате меньшинства”, которую уже давно отстаивают “Братья-мусульмане”. Так вот, и в вопросах образования они могут придумать нечто подобное. Государственная школа останется такой, как она есть, общедоступной, но денег будет меньше, бюджет министерства образования сократится минимум втрое, и на сей раз учителя ничего не смогут поделать: в нынешней экономической ситуации любые бюджетные сокращения, несомненно, получат широкую поддержку. Вместе с тем будет внедрена целая система частных мусульманских школ, выдающих полноценные аттестаты, - и вот этим школам как раз и достанутся частные пожертвования. Понятное дело, в скором времени государственные школы захиреют, и все родители, хоть сколько-нибудь озабоченные будущим своих детей, запишут их в мусульманские учебные заведения.
То же самое произойдет и с университетами. Они [мусульмане] спят и видят, как бы прибрать к рукам Сорбонну. Саудовская Аравия готова предоставить им практически неограниченные дотации».
И опять я не вижу в предложенном Уэльбеком сценарии ничего утопичного. А вот как, кстати говоря, выглядит сам Мохаммед Бен Аббес, кандидат в президенты Франции:
«Глядя на кандидата от мусульманской партии, жизнерадостного толстяка, то и дело подкалывавшего журналистов, в голову не могло прийти, что, будучи одним из самых юных выпускников Политехнической школы, он одновременно с Лораном Вокье поступил в Национальную школу администрации на курс имени Нельсона Манделы. Бен Аббес напоминал скорее добродушного тунисца-бакалейщика из соседней лавки - собственно, таким и был его отец...
В большей степени, чем кто-либо, заметил Бен Аббес, он извлек пользу из республиканской меритократии и меньше, чем кто-либо, собирается посягать на систему, которой обязан всем, вплоть до наивысшей чести - избираться и быть избранным французским народом. Он вспомнил о крохотной каморке над бакалейной лавкой, где, бывало, готовил уроки; вскользь, но с точно отмеренной дозой чувства, остановился на образе своего отца; по-моему, он был великолепен.
Но времена, продолжал он, меняются. Все чаще семьи - не важно, еврейские, христианские или мусульманские - хотят, чтобы их дети получили образование, которое, не ограничиваясь простой передачей знаний, включало бы в себя и духовное обучение, соответствующее их вероисповеданию. Возврат религиозной составляющей лишь отражает глубинные изменения в обществе, и министерство образования не может не считаться с этим. Короче говоря, пора уже, расширив рамки государственной школы, обеспечить ее гармоничное сосуществование с величайшими духовными традициями нашей страны - мусульманской, христианской и иудейской.
Так, источая мед и патоку, он промурлыкал еще минут десять, после чего представители прессы получили возможность задать ему вопросы. Я давно заметил, что в присутствии Мохаммеда Бен Аббеса даже самые настырные и агрессивные журналисты застывали и размякали, словно под действием гипноза. Хотя, полагаю, вопросов на засыпку можно было ему задать немало: например, об упразднении совместного обучения или о том, что преподаватели должны принять ислам. С другой стороны, ведь у католиков тоже так заведено, или нет? Обязательно ли креститься, чтобы получить право преподавать в христианской школе? Задумавшись, я понял, что ничего об этом не знаю, и к концу пресс-конференции обнаружил, что попался на его удочку: я уже ни в чем не был уверен и не видел в его словах ничего тревожного или по-настоящему нового».
Накануне второго тура происходит решающий поворот: право-центристы заключают союз не с Ле Пен (что, возможно, обеспечило бы ей победу), а с мусульманами. Причины этого шага чисто тактические: центристы боятся раствориться в Национальном фронте и исчезнуть как самостоятельная политическая сила. В итоге президентом Франции становится Мохаммед Бен Аббес, который, напомню, набрал в первом туре всего 22,3 процента! И, конечно, это вовсе не означает немедленного начала гонений:
«…у Бен Аббеса существует настоящий проект, не имеющий ничего общего с исламским фундаментализмом. В ультраправых кругах распространено мнение, что если мусульмане придут к власти, христиане непременно получат унизительный статус зимми, граждан второго сорта.
…но на практике статус зимми довольно гибок. Что касается Франции, то христианский культ не только не подвергнется гонениям, но, напротив, субсидии на католические организации и содержание культовых сооружений возрастут - они могут себе это позволить, ведь средства, поступающие мечетям от нефтяных держав, будут все равно гораздо выше. А главное, заклятым врагом мусульман, внушающим им страх и лютую ненависть, является вовсе не католичество, а секуляризм, антиклерикализм, атеистический материализм. Католики для них просто верующие, а католичество - одна из трех мировых религий; их всего-то надо уговорить сделать следующий шаг и принять ислам: вот исконное, истинно мусульманское видение христианства.
Евреям, конечно, придется труднее. Теоретически к ним применим тот же принцип, иудаизм - авраамическая религия, Авраам и Моисей признаны пророками ислама; но на практике в мусульманских странах отношения с евреями, как правило, складываются не так просто, как с христианами, и потом, сами понимаете, все испортил палестинский вопрос. В состав Мусульманского братства входят некоторые миноритарные движения, выступающие за применение к евреям репрессивных мер; но я думаю, у них нет ни малейшего шанса на успех. Бен Аббесу всегда было важно поддерживать добрые отношения с главным раввином Франции, но, похоже, время от времени он все-таки будет отпускать вожжи, предоставляя некоторую свободу действий своим экстремистам; потому что если он и рассчитывает добиться массового обращения в ислам христиан - а ничто не доказывает нам, что это нереально, - то насчет евреев он особо не обольщается. В глубине души он, видимо, надеется, что они сами решат эмигрировать из Франции в Израиль».
Но - и это тоже интересно - аппетиты Мусульманского братства отнюдь не ограничиваются Францией. Как вам смотрится такое продолжение:
«…главным его ориентиром, и это бросается в глаза, остается Римская империя, а строительство единой Европы для него всего лишь средство реализации этой грандиозной задачи. Основным направлением его внешней политики станет стремление переместить центр тяжести Европы на юг; уже сегодня существуют такие организации, как Средиземноморский союз, ставящие перед собой ту же цель. Первыми странами, способными интегрироваться в европейские структуры, несомненно, станут Турция и Марокко, затем подтянутся Тунис и Алжир. В более долгосрочной перспективе - Египет, это самый лакомый кусок, и он будет решающим.
В то же время не исключено, что европейские институции, построенные сегодня на чем угодно, только не на демократии, в будущем проявят больше уважения к воле избирателей; естественным завершением этого процесса станет избрание всеобщим голосованием президента единой Европы. В таком контексте интеграция в Европу густонаселенных стран с высокой демографической динамикой, таких как Турция и Египет, может сыграть определяющую роль. И я уверен, что Бен Аббес видит себя первым избранным президентом Европы, Европы расширенной, включающей в себя страны Средиземноморского региона, - вот они, его истинные устремления».
Любопытно, не правда ли? Это ведь целая программа, о которой можно сказать, что она маловероятная, труднореализуемая, имеющая множество противников… - но уж ни в коем случае не «утопичная».
Но это все - большая политика. А что происходит с Франсуа, главным героем романа, типичным персонажем пост-сартровской французской литературы - одиноким стареющим разочарованным интеллектуалом, чьи жизненные запросы сводятся преимущественно к чревоугодию (половая функция, некогда вносившая в жизнь главное содержание, мало-помалу угасает)? Нечего и говорить, что на вышеупомянутые процессы он смотрит со стороны, с позиции равнодушного наблюдателя.
Хотя именно такие как Франсуа оказываются затронутыми в первую очередь: он служит профессором филологии в Сорбонне, а потому подлежит увольнению как немусульманин. Герой романа встречает это известие все с тем же фирменным равнодушием: слабеющий с годами половой член заботит его в куда большей степени, чем профессиональная карьера. Кроме того, пилюля подслащена более чем щедрым выходным пособием и огромной пенсией, которую, по идее, он должен был бы получить лишь по старости. С другой стороны, если бы он решил принять ислам… - о, тут условия были бы и вовсе сказочными!
Об этом ему рассказывает новый ректор Сорбонны, бывший католик. Ректор принимает нашего героя в великолепном историческом особняке, снятом для него университетом на саудовские деньги. В гостиной смущенно мелькает одна из жен ректора - ей только-только исполнилось пятнадцать. Жена постарше подает вино (действительно, ислам Бен Аббеса не склонен к фанатизму) и вкуснейшие горячие пирожки. Где-то в недрах особняка прячутся, видимо, и другие жены. Если Франсуа согласится стать мусульманином, его ждет оклад, который тоже позволит заполучить как минимум трех женщин. Их предоставят герою централизовано, на выбор, так что не понадобится ни за кем гоняться, ухаживать, соблазнять и вообще тратить время на подобные глупости. Конечно, к этому добавится квартира, машина, загородная вилла, поездки и прочие атрибуты роскоши. Саудовцы платят щедро.
В конце концов, что ему мешает принять предложение? Новый статус сулит новую жизнь взамен старой. Если бы еще старая была хороша, а то ведь нет - напротив, одни несчастья: одиночество, ухудшающееся здоровье, прогулки по порносайтам, скучный секс с проститутками… Атеизм? Но Франсуа ведь, если разобраться, вовсе не атеист: атеисты по сути своей - бунтари, отрицатели и ниспровергатели. А это и в самом деле последнее, что можно сказать о нашем герое. Он, скорее, покорен судьбе, вот что. Да-да, покорность - вот главное качество, характеризующее Франсуа помимо равнодушия. А коли так, то ислам является для него самым естественным продолжением:
«Покорность, - тихо сказал [ректор] Редигер. - Никогда еще с такой силой не была выражена столь ошеломляющая и простая мысль - что высшее счастье заключается в полнейшей покорности. Вряд ли я бы рискнул развить эту идею в присутствии своих единоверцев, они, возможно, сочли бы ее кощунственной, но мне кажется, существует связь между абсолютной покорностью женщины мужчине… и покорностью человека Богу, как того требует ислам. Видите ли, ислам приемлет мир, приемлет во всей его полноте, приемлет мир таким, как он есть. С точки зрения буддизма, мир есть дуккха - беспокойство, страдание. Христианство тоже порой этим грешит, недаром ведь Сатану называют “князем мира сего”? Для ислама же, напротив, божественное творение совершенно, это абсолютный шедевр. В сущности, что такое Коран, как не колоссальная мистическая хвалебная ода? Хвала Создателю и покорность его законам...»
Выходит, что и с приставкой «анти» в определении «антиутопия» далеко не все в порядке. И герой романа делает напрашивающийся выбор. Конец романа «Покорность» кажется мне чрезвычайно символичным завершением пути, на который вступил французский экзистенциализм - квинтэссенция индивидуалистического гуманизма - в самом своем начале. Тогда идолом Сартра, Ануя, Камю была благородная Свобода - именно так, с большой буквы. «Свобода есть выбор моей самости, - говорил Сартр. - Выбирая, я есть…»
Ох, знали бы он и его соратники, что ожидает внуков и правнуков поколения Свободы менее века спустя: равнодушие, покорность, ислам - самая рабская из всех возможных религий. И этот печальный итог европейского индивидуализма кажется мне куда более определенным и обоснованным, чем будущее, уготованное Мишелем Уэльбеком старушке-Франции и Европе в целом. Потому что не следует принимать несомненный крах идеологии за крах цивилизации - а этой подменой, увы, грешат слишком многие из нынешних «могильщиков» Европы.
Какой бы правдоподобной ни выглядела предложенная автором «Покорности» модель исламизации Старого континента, она содержит немало слабых мест. Нет-нет, я ничуть не сомневаюсь относительно способности мусульман, составляющих менее 20 процентов населения, привести к избранию своего кандидата (как это произошло совсем недавно на выборах мэра Лондона). Но вот дальнейшее развитие событий представляется мне маловероятным… Прежде всего, далеко не все французы и европейцы покорны наподобие Франсуа. Вызывает также сомнение способность нефтяных шейхов финансировать столь дорогостоящий проект - а ведь описанные Уэльбеком реформы образования и фундаментализации общества основаны именно на массированных денежных вливаниях. Допускаю, что в момент написания романа, когда нефть стоила под 150 долларов за баррель, еще можно было поверить в такой гипотетический вариант - но уж никак не сейчас, когда эта цена упала втрое, а годовой дефицит последнего бюджета Саудовской Аравии составил более чем 90 миллиардов все еще американских долларов.
Впрочем, вполне возможно, что прав как раз Мишель Уэльбек, а я вновь поддался своему неисправимому оптимизму. В конце концов, нефть может подорожать, покорность возобладать, а феминизм окажется вовсе не таким саблезубым, каким он выглядит, когда нужно загрызть какого-нибудь несчастного босса, шлепнувшего по заду свою секретаршу. Честно говоря, в гипертрофированной агрессии феминисток мне всегда виделось подавленное желание починиться, надеть хиджаб, пасть на коленки и кротким голоском осведомиться, не угодно ли господину отхлестать их плеткой…
Так или иначе, ждать осталось недолго. Выборы-2017 будут во Франции уже через год, а там и до 2022-го рукой подать.