Я на палубе большого корабля. Настолько большого, что три балла адриатического моря он не замечает. Ласковое солнце гуляет по спинам матросов, суетящихся на палубе, по лаковым козырькам офицерских фуражек, искрится на витом золотом шнуре боцманской дудки, на латунных пробках в стволах орудийных башен. Всем хватает солнца, чудесный день. Ветер подсказывает мне, что мы идем вперед 2/3, восток-юго-восток. Подняв левую бровь, я роняю на грудь пенсне и забираю с подноса вестового чашку сурового ройбуша с сотовым медом. На вантах чистит перья гигантская чайка, может, даже это альбатрос. Запах морской соли, меда и ройбуша навевает воспоминания о Калькутте, ее голубых водах и прекрасных девушках. Альбатрос смотрит на меня в упор, разевает клюв и голосом Питомцева истошно орет - Таня, проснись, матьперемать, у нас грунтовые воды пошли на четвертом горизонте. Спросоня я интересуюсь, у кого у нас в отошли воды? И сажусь на постели под короткие взрыкивания вурр-вуррр-вурр колоколов громкого боя. Надо мной стоит капитан дежурной смены Питомцев и трясет меня за плечо, как пеликан скумбрию.
А вы говорите - Адриатика, пенсне, ройбуш...