Волчица и мокрый асфальт
Эта весна стала для меня иной по многим причинам. Сперва я долго валялась в санбате, потом долго хотела сбежать от себя (в который уже раз), хотя давно знаю уже, что от себя не сбежать. Но я успела к первым соловьям и к первому ледяному розовому джину, к первой клубнике. Но все же предшествующая полоса изменила мое отношение к весне. Если раньше я ее сжигала, как ускоритель на старте лета, то сейчас я вывожу сложный расклад из ее дней, неторопливо, как любимое таро. Весна вливается в меня, как больничная капельница, тик, тик, тик, тик. Карта за картой. Нет ни суеты, ни тоски, ни иных тяжелых симптомов. Джинн, лед и клубника делают все остальное - я хорошо сплю ночами, не вижу призраков прошлого и не томлюсь ожиданием будущего.
Скоро я вернусь на службу, и стал пес жить, как прежде, даже еще лучше и все пойдет по накатанной колее - выходы, занятия, ближние задачи, подьемы флагов, на первый-второй рассчитайсь. Интересно, я когда-нибудь почувствую пустоту снова, как тогда, в стихотворении вакуум, или это бытие будет биться об меня, словно морская вечная зыбь? Наверное, так явно уже нет. Ну и пес с ней. Я никуда не спешу.
Я сижу рядом с вишневым деревом, следя краем глаза за бутонами на его ветвях. Кажется, это произойдет сегодня. А вокруг меня мокрый асфальт, на котором сколько не печатай шага, след не останется.
Скоро я вернусь на службу, и стал пес жить, как прежде, даже еще лучше и все пойдет по накатанной колее - выходы, занятия, ближние задачи, подьемы флагов, на первый-второй рассчитайсь. Интересно, я когда-нибудь почувствую пустоту снова, как тогда, в стихотворении вакуум, или это бытие будет биться об меня, словно морская вечная зыбь? Наверное, так явно уже нет. Ну и пес с ней. Я никуда не спешу.
Я сижу рядом с вишневым деревом, следя краем глаза за бутонами на его ветвях. Кажется, это произойдет сегодня. А вокруг меня мокрый асфальт, на котором сколько не печатай шага, след не останется.