Волчица и армейская дольче вита
Совсем скоро горячие деньки настанут у нас, а покуда я, как могу, предаюсь праздности бытия. Забираюсь повыше, наливаю покрепче и так вот, пока тяжелая ладонь начальства не столкнет, смотрю в горизонт. А куда еще смотреть, если окружающий меня цирк больше тревожит, чем развлекает. Все эти скрипали недобитые, теслы недоделанные, хохлы, это все, как гортанные крики из разных палат заведения Кащенко, вызванные то ли весенним обострением, то ли нехваткой цинка и витамина D. Утомляет периодичностью и однообразием.
А горизонт, он всегда разный, да и воображение дорисовывает. Глядя на бардак за забором, поневоле начинаешь цепляться за подобие порядка, выстроенного нами тут, внутри. Хотя вот Питомцев выволок свой самокат (где только прятал его всю зиму?)и опять едет на нем на службу, брызгаясь водой из луж. Ну это досадное исключение лишь подтверждает правило... Надо будет его послать проверить ледовую обстановку в давешней низинке, вдруг снова разлив начнется? Хотя, куда ему деться, дренаж-то так и не разрулили. Но он уже забыл об этом, но я на правах дежурного ему напомню, что он, как бывший контрадмирал этого бассейна, должен знать ледовую обстановку. Вот и скатается. Вообще, сижу тут и понимаю - нафига нам театр и балет, если вот он, прямо тут, величайший театр всех времен и народов, жизнь, со своим балетом мимолетных желаний, сиюминутных подскоков и падений. Нафига нам душные партеры и засиженные мухами лорнеты, когда прямо под носом вот оно, естество, непридуманное и неприкрытое стыдливо платочком кружевным.
Конечно, как вишенки на торте, очень не хватает утренних расстрелов. Вот, припоминаю случай, проходили мы как-то в край Осю через заставу Встреч, часов пять утра, солнце только-только встает, а там как раз утренний расстрел намечался. Мы не стали нарушать людям регламент и встали поблизости временным лагерем, ожидая, когда откроют проход. И вот из клетки под навесом вывели осужденного, он щурится на первые солнечные лучи, ощущает босыми ногами влажные от испарины камни дороги, грудь его расправляется и горный воздух вливается в нее литрами. И по лицу видно, что человек, живший долго и неправедно, сейчас вот передумал за себя многое и оценил то, что сила обстоятельств и природная убогость отталкивали от него. И плакал он, и умолял солдат скорее его прикончить, чтобы не забыл он этой благодати в будущем своем рождении и посвятил ей новую чистую жизнь.
Мой командир сказал тогда - воистину, прескорбно и поучительно для многих то, что никогда человек так не близок к своей жизни, как на пороге смерти. Поэтому, самурай, познавший и любящий жизнь, всегда готов умереть. Ободренные этими его словами, мы поскакали дальше, и поход наш был удачен во всем.
Поэтому, их мне и не хватает, утренних расстрелов. Они вдохновляют и исполняемых, и исполнителей, и родственников до седьмого колена с обеих сторон. Их надо срочно вернуть. И надо налить еще чая, а то пол-батона еще осталось, да и малина в сахаре тоже.
А горизонт, он всегда разный, да и воображение дорисовывает. Глядя на бардак за забором, поневоле начинаешь цепляться за подобие порядка, выстроенного нами тут, внутри. Хотя вот Питомцев выволок свой самокат (где только прятал его всю зиму?)и опять едет на нем на службу, брызгаясь водой из луж. Ну это досадное исключение лишь подтверждает правило... Надо будет его послать проверить ледовую обстановку в давешней низинке, вдруг снова разлив начнется? Хотя, куда ему деться, дренаж-то так и не разрулили. Но он уже забыл об этом, но я на правах дежурного ему напомню, что он, как бывший контрадмирал этого бассейна, должен знать ледовую обстановку. Вот и скатается. Вообще, сижу тут и понимаю - нафига нам театр и балет, если вот он, прямо тут, величайший театр всех времен и народов, жизнь, со своим балетом мимолетных желаний, сиюминутных подскоков и падений. Нафига нам душные партеры и засиженные мухами лорнеты, когда прямо под носом вот оно, естество, непридуманное и неприкрытое стыдливо платочком кружевным.
Конечно, как вишенки на торте, очень не хватает утренних расстрелов. Вот, припоминаю случай, проходили мы как-то в край Осю через заставу Встреч, часов пять утра, солнце только-только встает, а там как раз утренний расстрел намечался. Мы не стали нарушать людям регламент и встали поблизости временным лагерем, ожидая, когда откроют проход. И вот из клетки под навесом вывели осужденного, он щурится на первые солнечные лучи, ощущает босыми ногами влажные от испарины камни дороги, грудь его расправляется и горный воздух вливается в нее литрами. И по лицу видно, что человек, живший долго и неправедно, сейчас вот передумал за себя многое и оценил то, что сила обстоятельств и природная убогость отталкивали от него. И плакал он, и умолял солдат скорее его прикончить, чтобы не забыл он этой благодати в будущем своем рождении и посвятил ей новую чистую жизнь.
Мой командир сказал тогда - воистину, прескорбно и поучительно для многих то, что никогда человек так не близок к своей жизни, как на пороге смерти. Поэтому, самурай, познавший и любящий жизнь, всегда готов умереть. Ободренные этими его словами, мы поскакали дальше, и поход наш был удачен во всем.
Поэтому, их мне и не хватает, утренних расстрелов. Они вдохновляют и исполняемых, и исполнителей, и родственников до седьмого колена с обеих сторон. Их надо срочно вернуть. И надо налить еще чая, а то пол-батона еще осталось, да и малина в сахаре тоже.