Одесский язык. Словарь.
Одесский сленг. Что такое «АТАС», «ЛИЧМАН» и «МОКРУХА»?
За последние годы опубликовано немало разнообразных текстов, так или иначе касающихся биографии одесского сленга. Оценка их качества не является поводом этих заметок - мне мое время дорого. Хочу лишь обратить внимание читателя на то очевидное обстоятельство, что язык - вещь пульсирующая, податливая, подвижная. Это в полной мере относится и к сленгу как составляющей его части, опять-таки, без качественной оценки. Сленг всегда активно жил, на здоровье не жаловался и здравствовать будет, нравится нам это или нет.
Другое дело, что эволюционирует не только его лексика, но и семантика, причем весьма энергично. Поэтому надо, к примеру, различать блатной одесский жаргон хронологически: скажем, во второй половине XIX столетия он был вовсе не таким, как в 1910-е, а тем паче имел мало общего со сленгом, формировавшимся на разных стадиях советской эпохи. Следовательно, при составлении этимологических словарей и прочих "разговорников" надо всегда делать поправку на время, четко указывая на ретроспективу. Нынешний состав "одесского языка" то и дело пополняется неологизмами и вовсе не тот, что был вчера, а тем более - третьего дня.
[Spoiler (click to open)]
Много лет занимаясь всевозможными аспектами региональной и даже локальной истории, поневоле сталкивался с этимологическими и лексическими "курьезами" в старой периодике, литературных произведениях, мемуарах, архивных документах, но рельефнее всего, разумеется, в давних словарях местных, профессиональных и прочих говоров.
В их числе, к примеру, "Опыт южнорусского словаря" украинского писателя, издателя, языковеда, педагога и этнографа Каленика Васильевича Шейковского ("А-Б", Киев, 1861 год; "Т", Москва, 1884 год; "У", Москва, 1886 год), языковеда-лексикографа Фортуната Михайловича Пискунова "Словниця української (або югово-руської) мови" (Одесса, 1873 год) и ряд других (М. Левченко, 1874 год; М. Уманца и А. Спилки, 1893 - 1898 годы и др.).
Нам с вами, понятно, наиболее интересен словарь Пискунова, впитавший немало ретроспективных "одессизмов" и переизданный в 1882 году в Киеве под симптоматичным заголовком "Словарь живого народного, письменного и актового языка русских южан Российской и Австро-Венгерской империи". Комментируя эти издания, советские историки украинской лексикографии напишут впоследствии, что у Пискунова размыта граница между реальными и фиктивными элементами лексики тогдашнего украинского языка, поскольку, скажем, здесь присутствует масса слов, заимствованных из других языков. Но о какой, спрашивается, стерильности лексики могла идти речь на этих территориях, представлявших собой подлинно этнический конгломерат?
Первая редакция словаря довольно контрастно характеризует словарный состав языка значительной части одесского простонародья рубежа 1860 - 1870-х годов. Цензурное разрешение последовало 15 марта 1872 года, а в 1873-м "Словниця" была издана известным одесским книгопродавцем Е.П. Распоповым. 25 сентября "Одесский вестник" сообщил, что книжка стоит 1 рубль 50 копеек и продается в книжных складах Елисея Распопова. Магазин его с 5 июня 1868 года функционировал в доме греческого семейства Мими на углу Преображенской и Греческой (ныне - клуб "Мираж"), а 25 ноября 1871 года переместился на Дерибасовскую, в дом Ведде (ныне - Дом книги).
Итак, начнем с отмеченного в заголовке как бы блатного "АТАС". Комментарий очень простой - "крик на уток", то есть таким образом погоняли (отгоняли) домашнюю птицу. Точно так же и у Шейковского. Правда, последний иллюстрирует свой комментарий следующим характерным стишком:
- Атас, атас, кагуре, до дому!
Продам тебе жидовi рудому.
Если обратиться к "Словнику дiалектизмiв українських говiрок Одеської областi" (Одесса, 1958 год) замечательного исследователя А.А. Москаленко, мы обнаружим, что "атас" и через сто лет оставался в прежней своей семантике: "вигук, яким вiдганяють качок". Становится очевидным, что в криминальном жаргоне оный клич использовался практически по назначению, что нисколько не смущало простодушных селян, и они продолжали, как ни в чем не бывало, привычно "шугать" гусей и уток.
Идем дальше, находя множество знакомых, однако, не вполне растолкованных самим себе слов.
"БАЛАГУЛА" - нередко встречающаяся и поныне фамилия - "крытый еврейский фургон". У Шейковского: "Крытая дорожная повозка, какою обыкновенно ездят жиды. Жидовский извозчик. Извозчик по ремеслу (...) король балагул в Житомире (...) Круглый колокольчик, с которым обыкновенно ездят балагулы".
"ББЕХИ": - 1) внутренности животных; 2) подушки и перины. Шейковский снова въедливо уточняет: "Внутренности (...) Жидiвськi бебехи = жидовские подушки (...) Гамуйся, бебехi надiрвеш!".
"ДУШМАН": у Пискунова - "деспот, тиран". Занятно, правда? Оба автора, правда, не особенно задумываются над тем, из каких языков заимствованы многие приводимые ими слова, среди которых немало искаженных тюркских, польских, немецких, еврейских, греческих, итальянских, французских и проч.
"ГАМУЗ" - "МЕЗГА", то есть виноградная мякоть. Сравните современное: "брать гамузом". Теперь хотя бы понятно, о чем речь.
"ГИЦЕЛЬ" - "живодер", слово, судя по всему, пришедшее из Австро-Венгрии, в середине 1870-х встречается в публикациях "Одесского вестника".
"ЖИВЧИК" - "пульс".
"КАПЕЦ" - то же, что в блатном просторечии означает "и капут, и каюк, и хана". На самом деле - это "знак на полевых межах", как бы пограничный владельческий столб, то есть тот же "конец".
"РАВЛИК" - вовсе не улитка, а "крот".
"ШАШЛЫК" - не мясное блюдо, а только "вертел" (сейчас говорят: "шампур").
"БАКЛАГА" - не плоская бутылка, а "плоский бочонок".
"МОКРУХА" - оказывается, не "мокрое дело", а просто-напросто "водка".
"ЛИЧМАН" - не наличность в "лопатнике", а "медальон", или, как его называют в Западной Украине, "дукач" (изящно обрамленная серебряная или золотая монета), от слова "дукат".
"ПРИТОН" - не сомнительное заведение, а "привязь", "коновязь".
"ЧЕСАТЬ" и "ДРАПАТЬ" давней своей семантики не изменили: они и прежде означали "уходить, спасаться" и "бежать".
ФРАМУГЕ соответствует "ФАРМУЗА" - то есть "альков".
В тогдашней простонародной лексике вообще много фыркающих польских слов: "филижанка" - "чайная чашка", "флёрка", "флинка", "финдюрка" - бранные, женского рода. "Фигля" - "фокус".
Вспомним хрестоматийное "фигли-мигли". Употреблялось и немецкое "шпацiр", "шпацiрувати" - "гулять".
А.А. Москаленко прослеживает этническое происхождение некоторых диалектизмов, сохранившихся на Одесщине в просторечии и профессиональном сленге рыбаков, моряков, ремесленников, огородников на многие десятилетия.
"АНЦЕРАДА" - итальянское "рыбацкий плащ",
"БАКРАЧ" - тюркское "ведро",
"ГАФУВАТИ" - немецкое "прихорашиваться",
"ДЕСЕИН" - французское "узор на бумаге для ковра",
"ДУВАН" - тюркское "рыбацкий пай",
"ДУФТАТИ" - польское "ожидать, надеяться",
"КОЛУДАР" - татарское "низина, долина",
"КУКАН" - турецкое "нитка для нанизывания пойманной рыбы" и проч.
До сей поры (слышал сам) отдельные рыбаки в низовьях Дуная да еще гидрографы называют северный ветер по-итальянски, "трамонтана", а Полярную звезду - "стела трамонтана".
А сколько греческих слов вошло у нас в словарный обиход в XIX столетии! Обратимся, например, к специально выпущенному в Одессе в 1866 году типографией Людвига Нитче простонародному русско-греческому разговорнику, "напечатанному русским шрифтом".
Без особого напряжения узнаешь, откуда пришли в нашу лексику десятки и сотни слов.
"КАРАПУЗ" - измененное греческое "арбуз",
"КИОСК" - "беседка",
"БОРА" (северный ветер в Новороссийске, вызывающий мощные обледенения) - "гроза",
"МАНГАЛ" - "жаровня",
"ФРАНЗОЛЬ" - "калач" (сколько раз меня спрашивали, почему в старой Одессе булки называли франзолями!),
"ПЛОВ" - "каша",
"КЛИМАКС" - "лестница",
"СКОТСТВО" - "мрак" и т. д.
Не только по-итальянски, но и по-гречески "БЕЗМЕН" - это "кантари", отчего и появился вербальный одесский вариант весов-безмена - "КАНТЕР".
А наше милое "ХАЯТЬ", то есть обсуждать за глаза? По-гречески это означало "взвешивать", "брать на вес". В нашем случае взвешиваются поступки. А несметное число терминов из тогдашнего криминального жаргона?
Недавно я написал сценарий приключенческого фильма "Одесские катакомбы" по одноименному роману В. Правдина (1874 г.). Правдин сделал, причем весьма неумело, пародию на популярную книгу В. Крестовского "Петербургские трущобы", по которой не так давно поставили очень недурной телесериал "Петербургские тайны".
Мне стало как-то обидно за Одессу, и я, используя канву "Одесских катакомб" лишь пунктирно, перевел сюжет на рельсы реальных событий, произошедших здесь в первой половине 1870-х. Теперь этот сценарий подготовлен отдельной книгой, а параллельно активно ведутся переговоры о его экранизации. Так вот, в моем тексте немало диалектизмов, связанных с криминальным жаргоном тех лет. И в данном случае мне ничего не надо было придумывать, ибо я собрал целую коллекцию подлинных словечек тогдашнего одесского "подполья".
Занимательно, что довольно многочисленные образцы блатной одесской лексики - как раз греческого происхождения, что по объективным обстоятельствам и неудивительно.
Так, разного рода мазурики используют ругательство "ПСИРА", то есть как бы "псина, собака". На самом же деле они не совсем точно переосмыслили греческое слово "псира" - "ВОШЬ".
"ФИГА", "фигарис", то есть "сыщик, "соглядатай", берет начало от греческого "фигас" - "беглец".
Одессу часто называли "Адесом" и "Гадесом", то есть "адом" - от греческого "о адис". "Скупом" блатные тогда называли "общак", от греческого "метла, веник", то есть собранные воедино соломинки.
"Банда" - "борт".
А небезызвестное "маза", "тянуть мазу", "патриарх мазов" и прочее? "Маза" - это очень просто: "вместе", "скопом".
Кстати, само слово "мазурики", "мазура" происходят от того же слова "маза". Евреев греки называли "чифутис", "чифутика", откуда название города Чуфут-Кале близ Бахчисарая, откуда в Одессу пришли многие караимы, исповедовавшие, как известно, иудаизм. И так далее, и тому подобное.
К слову, практически все известные одесские фамилии, имена, прозвища греческого происхождения тоже легко растолковать, так как они функциональны.
"КИРИАК" - "воскресенье",
"СТЕФАН" - "венец",
"КАМБУРИС" - "горбатый",
"КАПНИСТ" - "копченый", "
"КАРАВЬЯ" - от "карави", то есть "корабль",
"СКУФОС" - "колпак",
"КАЛАФАТИС" - "конопатчик",
"РОКА" - "маятник",
"АРКУДИНСКИЙ" - от "аркуда", то есть "медведь",
"СКЛАВОС" - "невольник",
"КСИДА" - от "ксиди", то есть "уксус",
"КРИОНА" - от "холодный",
"ПАГОНО" - от "мерзнуть", "
"ГЕРАКОВ" - от "гераки", то есть "ястреб", и т. п.
Мы, что называется, лишь по-дилетантски, одним глазом, заглянули в тот колоссальный тигель, в котором на протяжении многих и многих десятилетий из множества самых разнообразных ингредиентов выплавлялся пряный "одесский язык". Надо отдавать себе отчет в том, что тема эта не просто необъятна, но, безусловно, требует действительно энциклопедических знаний и соответствующих навыков даже для того, чтобы к ней хотя бы немного подступиться. Говорят, счастье покровительствует смелым.
Важно только не переоценивать собственной смелости, каковая порой граничит с наглостью.
Олег ГУБАРЬ.
За последние годы опубликовано немало разнообразных текстов, так или иначе касающихся биографии одесского сленга. Оценка их качества не является поводом этих заметок - мне мое время дорого. Хочу лишь обратить внимание читателя на то очевидное обстоятельство, что язык - вещь пульсирующая, податливая, подвижная. Это в полной мере относится и к сленгу как составляющей его части, опять-таки, без качественной оценки. Сленг всегда активно жил, на здоровье не жаловался и здравствовать будет, нравится нам это или нет.
Другое дело, что эволюционирует не только его лексика, но и семантика, причем весьма энергично. Поэтому надо, к примеру, различать блатной одесский жаргон хронологически: скажем, во второй половине XIX столетия он был вовсе не таким, как в 1910-е, а тем паче имел мало общего со сленгом, формировавшимся на разных стадиях советской эпохи. Следовательно, при составлении этимологических словарей и прочих "разговорников" надо всегда делать поправку на время, четко указывая на ретроспективу. Нынешний состав "одесского языка" то и дело пополняется неологизмами и вовсе не тот, что был вчера, а тем более - третьего дня.
[Spoiler (click to open)]
Много лет занимаясь всевозможными аспектами региональной и даже локальной истории, поневоле сталкивался с этимологическими и лексическими "курьезами" в старой периодике, литературных произведениях, мемуарах, архивных документах, но рельефнее всего, разумеется, в давних словарях местных, профессиональных и прочих говоров.
В их числе, к примеру, "Опыт южнорусского словаря" украинского писателя, издателя, языковеда, педагога и этнографа Каленика Васильевича Шейковского ("А-Б", Киев, 1861 год; "Т", Москва, 1884 год; "У", Москва, 1886 год), языковеда-лексикографа Фортуната Михайловича Пискунова "Словниця української (або югово-руської) мови" (Одесса, 1873 год) и ряд других (М. Левченко, 1874 год; М. Уманца и А. Спилки, 1893 - 1898 годы и др.).
Нам с вами, понятно, наиболее интересен словарь Пискунова, впитавший немало ретроспективных "одессизмов" и переизданный в 1882 году в Киеве под симптоматичным заголовком "Словарь живого народного, письменного и актового языка русских южан Российской и Австро-Венгерской империи". Комментируя эти издания, советские историки украинской лексикографии напишут впоследствии, что у Пискунова размыта граница между реальными и фиктивными элементами лексики тогдашнего украинского языка, поскольку, скажем, здесь присутствует масса слов, заимствованных из других языков. Но о какой, спрашивается, стерильности лексики могла идти речь на этих территориях, представлявших собой подлинно этнический конгломерат?
Первая редакция словаря довольно контрастно характеризует словарный состав языка значительной части одесского простонародья рубежа 1860 - 1870-х годов. Цензурное разрешение последовало 15 марта 1872 года, а в 1873-м "Словниця" была издана известным одесским книгопродавцем Е.П. Распоповым. 25 сентября "Одесский вестник" сообщил, что книжка стоит 1 рубль 50 копеек и продается в книжных складах Елисея Распопова. Магазин его с 5 июня 1868 года функционировал в доме греческого семейства Мими на углу Преображенской и Греческой (ныне - клуб "Мираж"), а 25 ноября 1871 года переместился на Дерибасовскую, в дом Ведде (ныне - Дом книги).
Итак, начнем с отмеченного в заголовке как бы блатного "АТАС". Комментарий очень простой - "крик на уток", то есть таким образом погоняли (отгоняли) домашнюю птицу. Точно так же и у Шейковского. Правда, последний иллюстрирует свой комментарий следующим характерным стишком:
- Атас, атас, кагуре, до дому!
Продам тебе жидовi рудому.
Если обратиться к "Словнику дiалектизмiв українських говiрок Одеської областi" (Одесса, 1958 год) замечательного исследователя А.А. Москаленко, мы обнаружим, что "атас" и через сто лет оставался в прежней своей семантике: "вигук, яким вiдганяють качок". Становится очевидным, что в криминальном жаргоне оный клич использовался практически по назначению, что нисколько не смущало простодушных селян, и они продолжали, как ни в чем не бывало, привычно "шугать" гусей и уток.
Идем дальше, находя множество знакомых, однако, не вполне растолкованных самим себе слов.
"БАЛАГУЛА" - нередко встречающаяся и поныне фамилия - "крытый еврейский фургон". У Шейковского: "Крытая дорожная повозка, какою обыкновенно ездят жиды. Жидовский извозчик. Извозчик по ремеслу (...) король балагул в Житомире (...) Круглый колокольчик, с которым обыкновенно ездят балагулы".
"ББЕХИ": - 1) внутренности животных; 2) подушки и перины. Шейковский снова въедливо уточняет: "Внутренности (...) Жидiвськi бебехи = жидовские подушки (...) Гамуйся, бебехi надiрвеш!".
"ДУШМАН": у Пискунова - "деспот, тиран". Занятно, правда? Оба автора, правда, не особенно задумываются над тем, из каких языков заимствованы многие приводимые ими слова, среди которых немало искаженных тюркских, польских, немецких, еврейских, греческих, итальянских, французских и проч.
"ГАМУЗ" - "МЕЗГА", то есть виноградная мякоть. Сравните современное: "брать гамузом". Теперь хотя бы понятно, о чем речь.
"ГИЦЕЛЬ" - "живодер", слово, судя по всему, пришедшее из Австро-Венгрии, в середине 1870-х встречается в публикациях "Одесского вестника".
"ЖИВЧИК" - "пульс".
"КАПЕЦ" - то же, что в блатном просторечии означает "и капут, и каюк, и хана". На самом деле - это "знак на полевых межах", как бы пограничный владельческий столб, то есть тот же "конец".
"РАВЛИК" - вовсе не улитка, а "крот".
"ШАШЛЫК" - не мясное блюдо, а только "вертел" (сейчас говорят: "шампур").
"БАКЛАГА" - не плоская бутылка, а "плоский бочонок".
"МОКРУХА" - оказывается, не "мокрое дело", а просто-напросто "водка".
"ЛИЧМАН" - не наличность в "лопатнике", а "медальон", или, как его называют в Западной Украине, "дукач" (изящно обрамленная серебряная или золотая монета), от слова "дукат".
"ПРИТОН" - не сомнительное заведение, а "привязь", "коновязь".
"ЧЕСАТЬ" и "ДРАПАТЬ" давней своей семантики не изменили: они и прежде означали "уходить, спасаться" и "бежать".
ФРАМУГЕ соответствует "ФАРМУЗА" - то есть "альков".
В тогдашней простонародной лексике вообще много фыркающих польских слов: "филижанка" - "чайная чашка", "флёрка", "флинка", "финдюрка" - бранные, женского рода. "Фигля" - "фокус".
Вспомним хрестоматийное "фигли-мигли". Употреблялось и немецкое "шпацiр", "шпацiрувати" - "гулять".
А.А. Москаленко прослеживает этническое происхождение некоторых диалектизмов, сохранившихся на Одесщине в просторечии и профессиональном сленге рыбаков, моряков, ремесленников, огородников на многие десятилетия.
"АНЦЕРАДА" - итальянское "рыбацкий плащ",
"БАКРАЧ" - тюркское "ведро",
"ГАФУВАТИ" - немецкое "прихорашиваться",
"ДЕСЕИН" - французское "узор на бумаге для ковра",
"ДУВАН" - тюркское "рыбацкий пай",
"ДУФТАТИ" - польское "ожидать, надеяться",
"КОЛУДАР" - татарское "низина, долина",
"КУКАН" - турецкое "нитка для нанизывания пойманной рыбы" и проч.
До сей поры (слышал сам) отдельные рыбаки в низовьях Дуная да еще гидрографы называют северный ветер по-итальянски, "трамонтана", а Полярную звезду - "стела трамонтана".
А сколько греческих слов вошло у нас в словарный обиход в XIX столетии! Обратимся, например, к специально выпущенному в Одессе в 1866 году типографией Людвига Нитче простонародному русско-греческому разговорнику, "напечатанному русским шрифтом".
Без особого напряжения узнаешь, откуда пришли в нашу лексику десятки и сотни слов.
"КАРАПУЗ" - измененное греческое "арбуз",
"КИОСК" - "беседка",
"БОРА" (северный ветер в Новороссийске, вызывающий мощные обледенения) - "гроза",
"МАНГАЛ" - "жаровня",
"ФРАНЗОЛЬ" - "калач" (сколько раз меня спрашивали, почему в старой Одессе булки называли франзолями!),
"ПЛОВ" - "каша",
"КЛИМАКС" - "лестница",
"СКОТСТВО" - "мрак" и т. д.
Не только по-итальянски, но и по-гречески "БЕЗМЕН" - это "кантари", отчего и появился вербальный одесский вариант весов-безмена - "КАНТЕР".
А наше милое "ХАЯТЬ", то есть обсуждать за глаза? По-гречески это означало "взвешивать", "брать на вес". В нашем случае взвешиваются поступки. А несметное число терминов из тогдашнего криминального жаргона?
Недавно я написал сценарий приключенческого фильма "Одесские катакомбы" по одноименному роману В. Правдина (1874 г.). Правдин сделал, причем весьма неумело, пародию на популярную книгу В. Крестовского "Петербургские трущобы", по которой не так давно поставили очень недурной телесериал "Петербургские тайны".
Мне стало как-то обидно за Одессу, и я, используя канву "Одесских катакомб" лишь пунктирно, перевел сюжет на рельсы реальных событий, произошедших здесь в первой половине 1870-х. Теперь этот сценарий подготовлен отдельной книгой, а параллельно активно ведутся переговоры о его экранизации. Так вот, в моем тексте немало диалектизмов, связанных с криминальным жаргоном тех лет. И в данном случае мне ничего не надо было придумывать, ибо я собрал целую коллекцию подлинных словечек тогдашнего одесского "подполья".
Занимательно, что довольно многочисленные образцы блатной одесской лексики - как раз греческого происхождения, что по объективным обстоятельствам и неудивительно.
Так, разного рода мазурики используют ругательство "ПСИРА", то есть как бы "псина, собака". На самом же деле они не совсем точно переосмыслили греческое слово "псира" - "ВОШЬ".
"ФИГА", "фигарис", то есть "сыщик, "соглядатай", берет начало от греческого "фигас" - "беглец".
Одессу часто называли "Адесом" и "Гадесом", то есть "адом" - от греческого "о адис". "Скупом" блатные тогда называли "общак", от греческого "метла, веник", то есть собранные воедино соломинки.
"Банда" - "борт".
А небезызвестное "маза", "тянуть мазу", "патриарх мазов" и прочее? "Маза" - это очень просто: "вместе", "скопом".
Кстати, само слово "мазурики", "мазура" происходят от того же слова "маза". Евреев греки называли "чифутис", "чифутика", откуда название города Чуфут-Кале близ Бахчисарая, откуда в Одессу пришли многие караимы, исповедовавшие, как известно, иудаизм. И так далее, и тому подобное.
К слову, практически все известные одесские фамилии, имена, прозвища греческого происхождения тоже легко растолковать, так как они функциональны.
"КИРИАК" - "воскресенье",
"СТЕФАН" - "венец",
"КАМБУРИС" - "горбатый",
"КАПНИСТ" - "копченый", "
"КАРАВЬЯ" - от "карави", то есть "корабль",
"СКУФОС" - "колпак",
"КАЛАФАТИС" - "конопатчик",
"РОКА" - "маятник",
"АРКУДИНСКИЙ" - от "аркуда", то есть "медведь",
"СКЛАВОС" - "невольник",
"КСИДА" - от "ксиди", то есть "уксус",
"КРИОНА" - от "холодный",
"ПАГОНО" - от "мерзнуть", "
"ГЕРАКОВ" - от "гераки", то есть "ястреб", и т. п.
Мы, что называется, лишь по-дилетантски, одним глазом, заглянули в тот колоссальный тигель, в котором на протяжении многих и многих десятилетий из множества самых разнообразных ингредиентов выплавлялся пряный "одесский язык". Надо отдавать себе отчет в том, что тема эта не просто необъятна, но, безусловно, требует действительно энциклопедических знаний и соответствующих навыков даже для того, чтобы к ней хотя бы немного подступиться. Говорят, счастье покровительствует смелым.
Важно только не переоценивать собственной смелости, каковая порой граничит с наглостью.
Олег ГУБАРЬ.