Реформа Либермана-Косыгина в СССР
Оригинал взят у vvdom в Как слякотники-хрущевцы создали затратную экономику и "тоталитарный застой"
Реформа Либермана-Косыгина - «революция обывателей»
Этот текст -- сокращённая глава книги М. Антонова "Капитализму в России не бывать!", очень полезная для ознакомления и понимания вопроса "как уничтожали социализм".
Удивительное дело! Даже искренние приверженцы социализма и плановой экономики разделяют уважительное отношение к Косыгину и проведённой им экономической реформе, хотя именно она нанесла самый сильный удар по основам советского строя.
Косыгин, признавая успехи в развитии страны, не верил сообщениям ЦСУ СССР о баснословном росте жизненного уровня советских людей. Он говорил, что его отец, квалифицированный питерский рабочий, мог содержать на свою зарплату жену-домохозяйку и троих детей, оплачивать трёхкомнатную квартиру, без излишеств, но прилично кормить и одевать-обувать семью. Для большинства советских рабочих такой уровень жизни оставался ещё недоступным. Как же можно утверждать, будто благосостояние рабочих у нас по сравнению с 1913 годом повысилось в восемь раз?
(W.: Налицо интеллигентское восприятие и отсутствие системного мышления: при царизме квалифицированных рабочих было очень мало, а обычные рабочие и крестьяне жили отнюдь не так)
Из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Он, например, не раз пытался доказать своим коллегам по руководству страной, что акционерные общества - это одно из высших достижений человеческой цивилизации, и это делало его наиболее восприимчивым к предложениям «рыночников». И вот в то время, когда нужно было переводить экономику на рыночные принципы, Политбюро, по мнению Косыгина, занимается разной чепухой.
Советские люди были уверены в том, что экономика страны успешно развивается, поскольку все пятилетние планы, утверждённые Верховным Советом СССР, успешно (и даже досрочно) выполнялись. Однако они не знали, что планы выполнялись лишь по «валу», но ни один из них и близко не был к выполнению в натуральном выражении.
Что же это за зверь такой - «вал», затмивший реальную картину состояния экономики?
«Вал» - это «валовая продукция» народного хозяйства, исчисляемая по так называемому «заводскому принципу». Чтобы сделать понятным различие между «валом» и подлинной картиной состояния производства, поясню его упрощённым примером.
Допустим, швейная фабрика выпускает костюмы стоимостью 100 рублей, из которых 5 рублей - это стоимость пуговиц. Пока весь костюм изготавливается на одной фабрике, он учитывается органами статистики как продукция на 100 рублей.
Если же мы разделим это производство между двумя предприятиями, из которых первое шьёт костюм-заготовку, а второе пришивает к этой заготовке пуговицы, то с точки зрения статистики картина изменится, словно по волшебству. Первое предприятие, выпустившее костюм-заготовку, создало продукции на 95 рублей. А второе, пришившее пуговицы, выпустило полноценный костюм, создало продукцию на 100 рублей. Суммарный «вал» двух предприятий составит теперь 195 рублей, тогда как в натуральном выражении их совместная продукция по-прежнему выражается в одном костюме.
Значит, органический порок исчисления продукции по «валу» заключается в повторном счёте элементов стоимости одной и той же продукции.
(W.: узнаёте концепцию ВВП?)
Предприятия, отчитывавшиеся в выполнении планов производства по «валу», находили всевозможные способы его увеличить. Например, на хороший дешёвенький детский костюмчик навешивался бархатный галстучек, вследствие чего цена увеличивалась чуть ли не вдвое. Семьям со средним достатком такие вещи становились не по карману, они оставались непроданными, и вся система вырождалась в напрасную растрату труда, денег и материальных ресурсов. «Валовая продукция» в народном хозяйстве быстро росла, а в реальности почти все товары становились дефицитом.
Единого народнохозяйственного организма в стране фактически не существовало, он был разорван на замкнутые хозяйства монополий - министерств и ведомств, каждое из которых радело исключительно о своих групповых интересах. Поэтому одно министерство везло кирпич со «своих» заводов из Керчи в Вологду, а другое - из Вологды в Керчь, что порождало встречные и излишне дальние перевозки, обостряя и без того острый дефицит транспортных мощностей.
Шинный завод выпускал автомобильные покрышки стоимостью 1000 рублей каждая. Местные рационализаторы предложили вместо натурального каучука добавлять в смесь регенерат, благодаря чему себестоимость шины снизилась на 5 рублей. Поскольку выпуск покрышек исчислялся сотнями тысяч штук в год, экономия получалась немалая, и половину её можно было использовать для поощрения работников завода. Но такая «рационализированная» покрышка пробегал только 30 тысяч километров вместо прежних 40 тысяч, то есть потребитель терял на каждой шине 250 рублей. Но экономию в 5 рублей тщательно учитывали и за неё премировали, а убыток в 250 рублей никто не учитывал и никто не нёс за него ответственности.
(W.: Узнаёте запланированное устаревание?)
С точки зрения «вала» одни работы были более, а другие менее выгодными. В строительстве, например, выгодно было копать котлованы и закладывать фундаменты зданий: затраты труда здесь минимальны, а «вал» большой. А отделочные работы были крайне невыгодными: труда много, а стоимость их копеечная. Поэтому строительные организации всеми правдами и неправдами стремились получить деньги на новое строительство и неохотно занимались доведением строек до завершения.
Косыгину стало ясно, что необходимо коренное совершенствование хозяйственного механизма, в первую очередь избавление от диктата «вала». Из множества предложений, нацеленных на решение этой задачи, он в конце концов выбрал концепцию Либермана.
В своей книге «Экономические методы повышения эффективности общественного производства», вышедшей в Москве в 1970 году (когда реформа была уже при последнем издыхании, и можно было подводить её итоги), Либерман сам признавал: «Западные критики утверждали (чуть ли не с лёгкой руки автора этой работы), что якобы СССР принимает капиталистический мотив развития производства - прибыль».
Один из главных моментов реформы заключался в том, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счёт прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую - на социально-культурное и жилищное строительство.
Помнится, на всю страну тогда прогремело руководство Щёкинского химического комбината, которое уволило значительную часть работников, а сэкономленную их зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая её часть).
Предприятия, переведённые в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования, действительно показали неплохие результаты. Но никто не хотел признаваться в том, что эти достижения были во многом следствием искусственно созданной для них благоприятной среды. Эти фавориты реформы напомнили мне сцену из американского кинофильма «Мистер Крутой», где боксёр-мафиози «состязался» с Джекки Чаном, связанным по рукам и по ногам. Все остальные предприятия были по-прежнему связаны десятками плановых показателей, а предприятия, переведённые на новые условия хозяйствования, свободные от многих пут, могли «снимать сливки», по сути паразитируя на несовершенстве производственных отношений.
Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали всё новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу потянуло народное хозяйство к инфляции.
Ведь прибыль предприятия зарабатывали, а использовать её могли только на увеличение зарплаты. Пустить её, например, на увеличение производства продукции, на реконструкцию предприятия или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни у поставщиков сырья, ни у строительных организаций. Да и неизвестно было, найдёт ли сбыт дополнительно произведённая продукция.
В итоге зарплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда. Ещё более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе.
Сам Косыгин уже через год после начала реформы вынужден был признать: «предоставив предприятиям свободу манёвра ресурсами, мы не сумели установить за ними действенный контроль».
Далее, высвобождавшуюся рабочую силу при переходе предприятий на «щёкинский метод» надо было куда-то пристраивать, а на создание новых рабочих мест средств не было. Перед страной замаячила угроза безработицы, что тогда казалось советским людям совершенно немыслимым делом.
Словом, куда ни кинь, всюду клин: выгоды от реформы получали оборотистые руководители предприятий, а все причиненные ею убытки должно было покрывать государство.
Но тогда ещё никто из «верхов» не осмеливался сказать, что, допустив в качестве главного критерия эффективности работы предприятий прибыль, мы тем самым подчинили народное хозяйство закону максимально прибыли со всеми вытекающими из этого последствиями, которые не заставят себя долго ждать.
Как известно, в той экономической системе, какая была создана в СССР в последние годы жизни Сталина, условием быстрого развития страны был механизм ежегодного снижения цен.
Государственным планом предприятию устанавливался на год выпуск продукции (по её видам) определённого качества и по заданной цене, которая покрывала издержки производства и обеспечивала некоторую прибыль. При этом себестоимость (издержки) и прибыль не были связаны между собой. Прибыль просто означала разницу между ценой и себестоимостью. Руководство и весь коллектив предприятия нацеливались на снижение себестоимости продукции, успехи в этом отношении поощрялись материально.
Допустим, завод выпускает легковые автомобили. Себестоимость автомобиля составляет 5000 рублей. Допустим, что доля прибыли от себестоимости определена в 20 процентов (повторяю, эта норма могла быть любой, непосредственно с себестоимостью она не была связана). Следовательно, прибыль с каждого автомобиля равна 1000 рублей. А продажная цена автомобиля составит 6000 рублей.
Теперь предположим, что коллектив завода, введя технические новшества и организационные чудеса, снизил себестоимость автомобиля в два раза, - она составила 2500 рублей. А что сталось с прибылью?
При сталинской модели (Зверев называет её сталинско-фордовской. - М.А.) прибыль определялась как разность между «твёрдой» на какой-то период ценой и получившейся себестоимостью. Поэтому прибыль увеличилась бы на эту самую величину снижения себестоимости и достигла бы 3500 рублей. На этом уровне она сохранялась бы до конца года, завод процветал бы.
Значит, в сталинской модели экономики увеличению прибыли никакого планового значения не придавалось, а увеличить её можно было только двумя путями: через наращивание выпуска продукции по сравнению с планом и через снижение себестоимости.
В конце года подводились итоги работы предприятия и фиксировалось новое, сниженное значение себестоимости. К этой величине добавлялась прибыль и получалась новая, уменьшенная цена продукции. В данном примере установленная новая цена на автомобиль равнялась себестоимости 2500 рублей плюс, допустим, те же 20 процентов от неё в качестве прибыли, итого 3000 рублей. Значит, потребитель (народное хозяйство) от покупки каждого автомобиля по сравнению с прежней ценой получил бы выгоду в 3000 рублей. Именно снижение себестоимости продукции создавало возможность снижения цен на неё.
... в хрущёвско-косыгинской (либермановской) модели, по сравнению со сталинской, всё было наоборот. В ней главное было - получить прибыль (в рублях). Но сама прибыль образовывалась как жёсткая процентная доля от себестоимости. И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости.
Снизил коллектив себестоимость автомобиля в два раза - с 5000 до 2500 рублей - уменьшилась и его прибыль с 1000 до 500 рублей. Увеличить прибыль за счёт произвольного повышения цены автомобиля тоже нельзя: цена должна быть равна себестоимости плюс 20 процентов от неё, то есть 3000 рублей.
Итак, при снижении себестоимости автомобиля вдвое цена его будет одинаковой как при прежней, так и при новой модели - 3000 рублей. Но при прежней модели прибыль предприятия составляла 3500 рублей, а при новой - всего 500 рублей. А за счёт прибыли содержались детские сады, спортивные сооружения, базы и дома отдыха, строилось жильё и пр. Значит, при новой модели подрывались возможности социального развития предприятия. В результате все, кто раньше за снижение себестоимости и цены поощрялся, теперь стали за это материально наказываться. Ясно, что коллектив при новой модели бороться за снижение себестоимости не будет, а значит, исчезла и возможность снижения цен. Потеряли и коллектив завода, и потребитель продукции, и государство, и население.
Но почему же многие хозяйственные руководители встретили косыгинскую реформу «на ура!»? Потому что для них открылись возможности обогащения за счёт «по-умному» организованного роста себестоимости продукции.
...«ударные» темпы повышения себестоимости были бы слишком заметными. Поэтому и был введён механизм «отлавливания» увеличения прибыли. Если прибыль росла слишком заметно (более 1-2 процентов в год), это её увеличение вставляли в план, и за него в таком случае уже премий не полагалось. Предприятия и руководители эту систему быстро усвоили и большой скорости роста прибыли не допускали.
Итак, при новой модели снижать себестоимость было нельзя, потому что вместе с ней падала и прибыль. Значит, невыгодно стало совершенствовать производство. Но и резко повышать себестоимость также нельзя было, потому что существенное увеличение прибыли приводили к росту планового значения этого показателя, а значит, премий и других поощрений не давали.
Благодаря этому хитрющему механизму развал получился медленный, ползучий, но неотвратимый. Так медленно и неотвратимо удав заглатывает жертву, а в дальнейшем это «заглатывание» было легко представить как некий «непонятный» процесс, «органически присущий тоталитарной системе». Например, можно было просто назвать его «застоем».
Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Премии могли быть большими, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать по сути за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранения коллектив от организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было ещё немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды.
Так новая модель расколола коллектив предприятия, погасила творческий порыв большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому оставалось лишь ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачёву и Ельцину.
Если сталинская модель создавала условия для постоянного снижения цен, то хрущёвско-косыгинская модель делал неизбежным их рост. И последствия не замедлили сказаться: в результате косыгинской реформы советская экономики пошла вразнос.
... пожалуй, ещё более сильный удар нанесла реформа Косыгина по идеологическим и нравственным основам социалистического общества. Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданного в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идёт история и какое место в мировом процессе занимает наша страна, в какой шеренге стоит каждый наш гражданин. И вот вместо этого планетарного взгляда ему (уже второй раз за нашу послеоктябрьскую историю - впервые это случилось при переходе к ленинскому нэпу) предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива. Гражданина-революционера решили сделать обывателем. Не будь тогда такой метаморфозы, вряд ли впоследствии либералам удалось бы так легко разрушить СССР.
Книга вообще интересная, я постил отрывки в ЖЖ, даю ссылки на соотв. посты:
Он представлял в руководстве группировку, которая возомнила себя новыми хозяевами и
хотела присвоить себе все богатства СССР.
Надо признать, что у них получилось...:)
В 1971 году был создан Венского института системного анализа в Москве,
который возглавил зять Косыгина и сын генерала НКВД Джермен Гвишиани.
В этом институте прошли стажировку большинство будущих отцов перестройки,
начиная с Чубайса, Авена, Улюкаева и других...:)
Большая часть из них подбиралась КГБ и курировались лично Андроповым.
Неудивительно, что большинство из них оказалось евреями.
Источник
В тему:
Финансовая система СССР: http://warrax.net/96/07/fin_ussr.html
Как троцкист Хрущев удушил сталинский метод повышения эффективности экономики: http://warrax.net/2016/09/vs_stalin_economic.html
Реформа Либермана-Косыгина - «революция обывателей»
Этот текст -- сокращённая глава книги М. Антонова "Капитализму в России не бывать!", очень полезная для ознакомления и понимания вопроса "как уничтожали социализм".
Удивительное дело! Даже искренние приверженцы социализма и плановой экономики разделяют уважительное отношение к Косыгину и проведённой им экономической реформе, хотя именно она нанесла самый сильный удар по основам советского строя.
Косыгин, признавая успехи в развитии страны, не верил сообщениям ЦСУ СССР о баснословном росте жизненного уровня советских людей. Он говорил, что его отец, квалифицированный питерский рабочий, мог содержать на свою зарплату жену-домохозяйку и троих детей, оплачивать трёхкомнатную квартиру, без излишеств, но прилично кормить и одевать-обувать семью. Для большинства советских рабочих такой уровень жизни оставался ещё недоступным. Как же можно утверждать, будто благосостояние рабочих у нас по сравнению с 1913 годом повысилось в восемь раз?
(W.: Налицо интеллигентское восприятие и отсутствие системного мышления: при царизме квалифицированных рабочих было очень мало, а обычные рабочие и крестьяне жили отнюдь не так)
Из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Он, например, не раз пытался доказать своим коллегам по руководству страной, что акционерные общества - это одно из высших достижений человеческой цивилизации, и это делало его наиболее восприимчивым к предложениям «рыночников». И вот в то время, когда нужно было переводить экономику на рыночные принципы, Политбюро, по мнению Косыгина, занимается разной чепухой.
Советские люди были уверены в том, что экономика страны успешно развивается, поскольку все пятилетние планы, утверждённые Верховным Советом СССР, успешно (и даже досрочно) выполнялись. Однако они не знали, что планы выполнялись лишь по «валу», но ни один из них и близко не был к выполнению в натуральном выражении.
Что же это за зверь такой - «вал», затмивший реальную картину состояния экономики?
«Вал» - это «валовая продукция» народного хозяйства, исчисляемая по так называемому «заводскому принципу». Чтобы сделать понятным различие между «валом» и подлинной картиной состояния производства, поясню его упрощённым примером.
Допустим, швейная фабрика выпускает костюмы стоимостью 100 рублей, из которых 5 рублей - это стоимость пуговиц. Пока весь костюм изготавливается на одной фабрике, он учитывается органами статистики как продукция на 100 рублей.
Если же мы разделим это производство между двумя предприятиями, из которых первое шьёт костюм-заготовку, а второе пришивает к этой заготовке пуговицы, то с точки зрения статистики картина изменится, словно по волшебству. Первое предприятие, выпустившее костюм-заготовку, создало продукции на 95 рублей. А второе, пришившее пуговицы, выпустило полноценный костюм, создало продукцию на 100 рублей. Суммарный «вал» двух предприятий составит теперь 195 рублей, тогда как в натуральном выражении их совместная продукция по-прежнему выражается в одном костюме.
Значит, органический порок исчисления продукции по «валу» заключается в повторном счёте элементов стоимости одной и той же продукции.
(W.: узнаёте концепцию ВВП?)
Предприятия, отчитывавшиеся в выполнении планов производства по «валу», находили всевозможные способы его увеличить. Например, на хороший дешёвенький детский костюмчик навешивался бархатный галстучек, вследствие чего цена увеличивалась чуть ли не вдвое. Семьям со средним достатком такие вещи становились не по карману, они оставались непроданными, и вся система вырождалась в напрасную растрату труда, денег и материальных ресурсов. «Валовая продукция» в народном хозяйстве быстро росла, а в реальности почти все товары становились дефицитом.
Единого народнохозяйственного организма в стране фактически не существовало, он был разорван на замкнутые хозяйства монополий - министерств и ведомств, каждое из которых радело исключительно о своих групповых интересах. Поэтому одно министерство везло кирпич со «своих» заводов из Керчи в Вологду, а другое - из Вологды в Керчь, что порождало встречные и излишне дальние перевозки, обостряя и без того острый дефицит транспортных мощностей.
Шинный завод выпускал автомобильные покрышки стоимостью 1000 рублей каждая. Местные рационализаторы предложили вместо натурального каучука добавлять в смесь регенерат, благодаря чему себестоимость шины снизилась на 5 рублей. Поскольку выпуск покрышек исчислялся сотнями тысяч штук в год, экономия получалась немалая, и половину её можно было использовать для поощрения работников завода. Но такая «рационализированная» покрышка пробегал только 30 тысяч километров вместо прежних 40 тысяч, то есть потребитель терял на каждой шине 250 рублей. Но экономию в 5 рублей тщательно учитывали и за неё премировали, а убыток в 250 рублей никто не учитывал и никто не нёс за него ответственности.
(W.: Узнаёте запланированное устаревание?)
С точки зрения «вала» одни работы были более, а другие менее выгодными. В строительстве, например, выгодно было копать котлованы и закладывать фундаменты зданий: затраты труда здесь минимальны, а «вал» большой. А отделочные работы были крайне невыгодными: труда много, а стоимость их копеечная. Поэтому строительные организации всеми правдами и неправдами стремились получить деньги на новое строительство и неохотно занимались доведением строек до завершения.
Косыгину стало ясно, что необходимо коренное совершенствование хозяйственного механизма, в первую очередь избавление от диктата «вала». Из множества предложений, нацеленных на решение этой задачи, он в конце концов выбрал концепцию Либермана.
В своей книге «Экономические методы повышения эффективности общественного производства», вышедшей в Москве в 1970 году (когда реформа была уже при последнем издыхании, и можно было подводить её итоги), Либерман сам признавал: «Западные критики утверждали (чуть ли не с лёгкой руки автора этой работы), что якобы СССР принимает капиталистический мотив развития производства - прибыль».
Один из главных моментов реформы заключался в том, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счёт прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую - на социально-культурное и жилищное строительство.
Помнится, на всю страну тогда прогремело руководство Щёкинского химического комбината, которое уволило значительную часть работников, а сэкономленную их зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая её часть).
Предприятия, переведённые в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования, действительно показали неплохие результаты. Но никто не хотел признаваться в том, что эти достижения были во многом следствием искусственно созданной для них благоприятной среды. Эти фавориты реформы напомнили мне сцену из американского кинофильма «Мистер Крутой», где боксёр-мафиози «состязался» с Джекки Чаном, связанным по рукам и по ногам. Все остальные предприятия были по-прежнему связаны десятками плановых показателей, а предприятия, переведённые на новые условия хозяйствования, свободные от многих пут, могли «снимать сливки», по сути паразитируя на несовершенстве производственных отношений.
Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали всё новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу потянуло народное хозяйство к инфляции.
Ведь прибыль предприятия зарабатывали, а использовать её могли только на увеличение зарплаты. Пустить её, например, на увеличение производства продукции, на реконструкцию предприятия или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни у поставщиков сырья, ни у строительных организаций. Да и неизвестно было, найдёт ли сбыт дополнительно произведённая продукция.
В итоге зарплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда. Ещё более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе.
Сам Косыгин уже через год после начала реформы вынужден был признать: «предоставив предприятиям свободу манёвра ресурсами, мы не сумели установить за ними действенный контроль».
Далее, высвобождавшуюся рабочую силу при переходе предприятий на «щёкинский метод» надо было куда-то пристраивать, а на создание новых рабочих мест средств не было. Перед страной замаячила угроза безработицы, что тогда казалось советским людям совершенно немыслимым делом.
Словом, куда ни кинь, всюду клин: выгоды от реформы получали оборотистые руководители предприятий, а все причиненные ею убытки должно было покрывать государство.
Но тогда ещё никто из «верхов» не осмеливался сказать, что, допустив в качестве главного критерия эффективности работы предприятий прибыль, мы тем самым подчинили народное хозяйство закону максимально прибыли со всеми вытекающими из этого последствиями, которые не заставят себя долго ждать.
Как известно, в той экономической системе, какая была создана в СССР в последние годы жизни Сталина, условием быстрого развития страны был механизм ежегодного снижения цен.
Государственным планом предприятию устанавливался на год выпуск продукции (по её видам) определённого качества и по заданной цене, которая покрывала издержки производства и обеспечивала некоторую прибыль. При этом себестоимость (издержки) и прибыль не были связаны между собой. Прибыль просто означала разницу между ценой и себестоимостью. Руководство и весь коллектив предприятия нацеливались на снижение себестоимости продукции, успехи в этом отношении поощрялись материально.
Допустим, завод выпускает легковые автомобили. Себестоимость автомобиля составляет 5000 рублей. Допустим, что доля прибыли от себестоимости определена в 20 процентов (повторяю, эта норма могла быть любой, непосредственно с себестоимостью она не была связана). Следовательно, прибыль с каждого автомобиля равна 1000 рублей. А продажная цена автомобиля составит 6000 рублей.
Теперь предположим, что коллектив завода, введя технические новшества и организационные чудеса, снизил себестоимость автомобиля в два раза, - она составила 2500 рублей. А что сталось с прибылью?
При сталинской модели (Зверев называет её сталинско-фордовской. - М.А.) прибыль определялась как разность между «твёрдой» на какой-то период ценой и получившейся себестоимостью. Поэтому прибыль увеличилась бы на эту самую величину снижения себестоимости и достигла бы 3500 рублей. На этом уровне она сохранялась бы до конца года, завод процветал бы.
Значит, в сталинской модели экономики увеличению прибыли никакого планового значения не придавалось, а увеличить её можно было только двумя путями: через наращивание выпуска продукции по сравнению с планом и через снижение себестоимости.
В конце года подводились итоги работы предприятия и фиксировалось новое, сниженное значение себестоимости. К этой величине добавлялась прибыль и получалась новая, уменьшенная цена продукции. В данном примере установленная новая цена на автомобиль равнялась себестоимости 2500 рублей плюс, допустим, те же 20 процентов от неё в качестве прибыли, итого 3000 рублей. Значит, потребитель (народное хозяйство) от покупки каждого автомобиля по сравнению с прежней ценой получил бы выгоду в 3000 рублей. Именно снижение себестоимости продукции создавало возможность снижения цен на неё.
... в хрущёвско-косыгинской (либермановской) модели, по сравнению со сталинской, всё было наоборот. В ней главное было - получить прибыль (в рублях). Но сама прибыль образовывалась как жёсткая процентная доля от себестоимости. И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости.
Снизил коллектив себестоимость автомобиля в два раза - с 5000 до 2500 рублей - уменьшилась и его прибыль с 1000 до 500 рублей. Увеличить прибыль за счёт произвольного повышения цены автомобиля тоже нельзя: цена должна быть равна себестоимости плюс 20 процентов от неё, то есть 3000 рублей.
Итак, при снижении себестоимости автомобиля вдвое цена его будет одинаковой как при прежней, так и при новой модели - 3000 рублей. Но при прежней модели прибыль предприятия составляла 3500 рублей, а при новой - всего 500 рублей. А за счёт прибыли содержались детские сады, спортивные сооружения, базы и дома отдыха, строилось жильё и пр. Значит, при новой модели подрывались возможности социального развития предприятия. В результате все, кто раньше за снижение себестоимости и цены поощрялся, теперь стали за это материально наказываться. Ясно, что коллектив при новой модели бороться за снижение себестоимости не будет, а значит, исчезла и возможность снижения цен. Потеряли и коллектив завода, и потребитель продукции, и государство, и население.
Но почему же многие хозяйственные руководители встретили косыгинскую реформу «на ура!»? Потому что для них открылись возможности обогащения за счёт «по-умному» организованного роста себестоимости продукции.
...«ударные» темпы повышения себестоимости были бы слишком заметными. Поэтому и был введён механизм «отлавливания» увеличения прибыли. Если прибыль росла слишком заметно (более 1-2 процентов в год), это её увеличение вставляли в план, и за него в таком случае уже премий не полагалось. Предприятия и руководители эту систему быстро усвоили и большой скорости роста прибыли не допускали.
Итак, при новой модели снижать себестоимость было нельзя, потому что вместе с ней падала и прибыль. Значит, невыгодно стало совершенствовать производство. Но и резко повышать себестоимость также нельзя было, потому что существенное увеличение прибыли приводили к росту планового значения этого показателя, а значит, премий и других поощрений не давали.
Благодаря этому хитрющему механизму развал получился медленный, ползучий, но неотвратимый. Так медленно и неотвратимо удав заглатывает жертву, а в дальнейшем это «заглатывание» было легко представить как некий «непонятный» процесс, «органически присущий тоталитарной системе». Например, можно было просто назвать его «застоем».
Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Премии могли быть большими, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать по сути за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранения коллектив от организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было ещё немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды.
Так новая модель расколола коллектив предприятия, погасила творческий порыв большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому оставалось лишь ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачёву и Ельцину.
Если сталинская модель создавала условия для постоянного снижения цен, то хрущёвско-косыгинская модель делал неизбежным их рост. И последствия не замедлили сказаться: в результате косыгинской реформы советская экономики пошла вразнос.
... пожалуй, ещё более сильный удар нанесла реформа Косыгина по идеологическим и нравственным основам социалистического общества. Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданного в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идёт история и какое место в мировом процессе занимает наша страна, в какой шеренге стоит каждый наш гражданин. И вот вместо этого планетарного взгляда ему (уже второй раз за нашу послеоктябрьскую историю - впервые это случилось при переходе к ленинскому нэпу) предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива. Гражданина-революционера решили сделать обывателем. Не будь тогда такой метаморфозы, вряд ли впоследствии либералам удалось бы так легко разрушить СССР.
Книга вообще интересная, я постил отрывки в ЖЖ, даю ссылки на соотв. посты:
- Ленин
- Бухарин - последний апологет НЭПа
- Прозрения и просчёты Иосифа Сталина
- Лаврентий Берия
- Никита Хрущёв - оборотень во власти
- Леонид Брежнев - заурядный деятель страну из кризиса не выведет
- Реформа Либермана - Косыгина - «революция обывателей»
- (пропускаю главу про Андропова: я этот период не изучал, так что не могу определить. что там правда, а что нет)
- Иуда Горбачёв - гений дезорганизации
- --- далее не конспектировал, про Ельцина и так понятно.
Он представлял в руководстве группировку, которая возомнила себя новыми хозяевами и
хотела присвоить себе все богатства СССР.
Надо признать, что у них получилось...:)
В 1971 году был создан Венского института системного анализа в Москве,
который возглавил зять Косыгина и сын генерала НКВД Джермен Гвишиани.
В этом институте прошли стажировку большинство будущих отцов перестройки,
начиная с Чубайса, Авена, Улюкаева и других...:)
Большая часть из них подбиралась КГБ и курировались лично Андроповым.
Неудивительно, что большинство из них оказалось евреями.
Источник
В тему:
Финансовая система СССР: http://warrax.net/96/07/fin_ussr.html
Как троцкист Хрущев удушил сталинский метод повышения эффективности экономики: http://warrax.net/2016/09/vs_stalin_economic.html