Николай Елизаров, президент Тайваня

Jun 20, 2016 22:53

Оригинал взят у amarok_man в Николай Елизаров-президент Тайваня



Коля Елизаров-Цзян Цзинго, начало 30-х, СССР.

Удивительная история о том, как сын китайского генералиссимуса Чан Кайши и будущий президент Тайваня, жил и работал в СССР под именем Николая Елизарова. Цзян Цзинго - сын главы Гоминьдана, генералиссимуса Чан Кайши, возглавлявшего с 1927 по 1949 годы правительство Китая. В 1925 г. компартия Китая рекомендовала члена китайского комсомола шестнадцатилетнего Цзяна для поездки в СССР.



Наделённый революционным энтузиазмом юный Цзян настойчиво упросил отца отпустить его в СССР учиться - в Китае в этом возрасте юноша считается взрослым. И в 1925 г. Цзян отправляется пароходом во Владивосток, а оттуда первым же поездом - в Москву. Поступил учиться в Международную Ленинскую школу, преобразованную вскоре в университет имени Сунь Ятсена.



Маршал Чан Кайши.

Остановился юный Цзян не где-нибудь, а на квартире у Анны Ильиничны Елизаровой-Ульяновой - сестры В.И. Ленина. Фамилию «Елизаров» он позже и выберет для себя, а отчество-Владимирович - Еще сильнее подчеркнет его духовное родство с семьей пролетарского вождя. Сам Чан Кайши отнюдь не мог похвастаться своим пролетарским происхожде­нием, его отец был крупным и весьма преуспевающим торговцем. Чан Кай­ши окончил престижную японскую военную школу и в начале карьеры был блестящим офицером, далеким от нужд и интересов рабочих и крестьян. Цзян Цзинго - его сын от первой жены, скромной провинциалки, на кото­рой он женился по настоянию родителей всего в 15 лет. Молодому, амбици­озному офицеру, намеревавшемуся сделать быструю карьеру, такая семья была ни к чему, и он довольно скоро развелся с женой, не оставляя, впро­чем, ее с сыном своими заботами.



Отец и сын.

Цзян Цзинго рос с матерью в провинции Нинбо, расположенной неда­леко от Шанхая, но все же провинции. Вряд ли ему пришлось часто бывать с отцом, целиком захваченным сложными перипетиями политической борь­бы в Китае. На одном полюсе ее была революционно-демократическая партия Сун Ятсена, на другом - марионеточный режим, исполняющий волю крупного капитала США, Англии и Франции: Будущее Чан Кайши безошибочно увидел в партии Сун Ятсена и быстро стал в ней одним из ве­дущих лидеров.В 1922 году Гоминьдан заключил союз с Компартией Китая, а значит, и с Советским Союзом, руководство которого не жалело усилий, чтобы напра­вить китайские события в выгодное для него русло. В 1922 году Сун Ятсен умер и Чан Кайши стал единоличным, всеми признанным лидером Гоминь­дана.



Юный Цзян Цзинго.

Политические взгляды 16-летнего подростка, если он их вообще имел, отличались расплывчатостью и неопределенностью. Твердо он знал только одно, что в России ему надо поучиться «быть революционером», то есть ниспровергателем существующих основ. Способный парнишка довольно быстро освоил русский язык, цепко схватывал все, что давали ему препода­ватели. Слишком молодой, чтобы критически осмысливать изучаемую им марксистскую теорию, он, несомненно, усваивал ее как «единственно вер­ную», да других в университете и не преподавали. В те же годы там учился и Дэн Сяопин, ставший впоследствии одним из самых видных китайских коммунистов и одним из самых злейших врагов Цзян Цзинго. Дэн Сяопин был старше его, имел уже опыт революционной борьбы, подполья и, надо думать, являлся авторитетным товарищем для со­всем еще зеленого юнца, оказывал на него немалое влияние.



Всего у Чан Кайши было два сына. Второй стал офицером вермахта, участвовал
в звании лейтенанта в немецком вторжении в Польшу. Его жена - полунемка.
Не приняв во внимание перечисленные обстоятельства, нельзя верно оце­нить знаменитое «Открытое письмо» Цзян Цзинго своему отцу напечатанное в «Правде» 21 апреля 1927 года и потом перепечатанное газетами многих стран. К этому времени Чан Кайши совершил вооруженный переворот, рас­стрелял множество своих вчерашних соратников-коммунистов, подверг крупным репрессиям рабочие кварталы Шанхая. Эти события вполне в рус­ле политической логики, ведь коммунистических взглядов Чан Кайши ни­когда не разделял, да и вообще он больше стремился к единоличной власти, чем к утверждению какой-либо идеологии.Когда весть об этих драматических событиях дошла до Москвы, в Университете начались обсуждения; горячее других осуждал Чан Кайши его сын Цзян. Он без колебаний порвал всякие связи с родителем. Более того, газета «Правда» от 21 апреля 1927 г. опубликовала его открытое письмо к своему отцу: «Я сделал то, что ты говорил мне раньше, я стал революционером! И поэтому я твой враг... Ты использовал переворот и сделался "героем". Но победа твоя временна и непрочна. Чан Кайши, честное слово, коммунисты с каждым днём крепнут силами для будущей борьбы. Извини, пожалуйста, но мы легко разделаемся с тобой. Борясь с капиталистами, убрать с дороги тебя, их пешку, - не так трудно...».С тех пор молодой Цзян не уставал открыто призывать сограждан решительно бороться против «злейшего врага» Чан Кайши. Сам же усиленно овладевает русским языком и изучает революционный опыт, оканчивает Коммунистический университет трудящихся Востока и военную школу, а затем, по рекомендации Исполкома Коминтерна, поступает в Ленинградскую академию РККА.В нашей стране всюду воспринимают Цзяна-Елизарова как представителя революционной молодежи Китая. Он на редкость активен: его можно видеть то в роли секретаря комсомольской ячейки Университета, то членом комсомольского бюро военной академии. И в те дни, когда Чан Кайши предпринимал усилия, чтобы быстрее разделаться с КПК, Цзян-Елизаров, наоборот, избрал для себя коммунистическую ориентацию и вступил кандидатом в члены ВКП(б). А чтобы наверняка стать «хорошим и крепким большевиком», пошёл рабочим на Московский завод «Динамо», принял участие в коллективизации сельского хозяйства в Подмосковье и, наконец, отправился на главную ударную стройку страны - Уралмашзавод. Там он создал первую коммунистическую штурмовую бригаду, руководил механическим цехом, а впоследствии стал во главе редакции заводской многотиражной газеты «За тяжелое машиностроение».В 1932 году Николай появился на Уралмаше, который тогда еще строил­ся. Все правильно, здесь проходит передовая линия борьбы за социализм, здесь и самое место молодому кандидату в члены ВКП (б), в кандидаты он вступил двумя годами раньше. Пора бы уже и в партию вступать, но пусть сначала покажет себя на передовой линии. Поначалу Елизаров заведует бюро жалоб, потом становится помощником начальника механического цеха № 1 и наконец, редактором заводской мно­готиражки «За тяжелое машиностроение». Всюду работает самоотверженно, с полной отдачей, да иначе ему было и нельзя. Как бы ни отрекался, но он помнил, чей он сын. И успел уже в полной мере ощутить, в какой стране и в какое время живет. Вопрос доверия к нему был для него не карьерным, это был вопрос жизни и смерти.

Он часто выступает на партсобраниях. Говорит резко, безапелляционно, впрочем, вполне в духе времени. Вот некоторые отрывки из этих выступле­ний. «Коммунист Бабин опоздал на 20 минут, Павлов после пьянства не вышел на работу. Лебедев сломал станок и скрыл это... Классовый враг дей­ствует в наших рядах!» «Наш инженерно-технический персонал стоит в сто­роне от политической работы цеха. Товарищ Молотов сказал, что не может быть инженеров и техников, которые не участвуют в политической и обще­ственной жизни. А наши инженерно-технические работники собраний не посещают! Надо с этим решительно бороться!». Он выступает о том, что «плохо организован быт рабочих», или предложение создать добро­вольную дружину для охраны огородов, «а то картошку с них уже всю по­чти выкопали».
Люди, работавшие вместе с ним в газете, потом вспоминали, что он был грамотным, толковым журналистом, умел сразу, «с колес», диктовать на ма­шинку яркие, острые материалы. Талант, образованность Елизарова замети­ли сразу. Он часто выступал с лекциями, много писал. Хорошо, между про­чим, пел русские песни, умел держаться в центре компании, быть ее душой. Все отмечают его доброжелательность, гостеприимство, искренность. Сло­вом, совсем «свой парень». В 1935 г. двадцатипятилетний журналист Николай Елизаров женился на девятнадцатилетней сироте Фаине Вахревой, работавшей токарем на Уралмашзаводе; у молодой четы появился сын Эрик.


С женой, 1935 год.

Поженившись, Фаина и Николай жили открыто, как и все тогда. У них часто бывали друзья, наверное, чаще других Федор и Мария Аникеевы, с которыми Елизаровы очень сдружились. Еще одна задушевная подружка Фаины - будущая чемпионка мира по конькобежному спорту Татьяна Ка­релина. Она потом многие годы хранила фотографию Фаины с надписью: «Таня! Быть может, скоро волны света меня умчат куда-нибудь, так пусть тебе мордочка эта напомнит слово «не забудь!». Иной раз в этой надписи усматривают намек на грядущие большие перемены в жизни Елизаровых. Сомнительно. Незамысловатые строчки вполне в духе модных тогда авто­графов на снимках, вроде незабвенного: «...пусть тебе на память остается неподвижная личность моя!». Хотел ли Николай вернуться в Китай, надеялся ли на это всерьез? Воп­рос сложный и совершенно неисследованный. Отдельные наши и зарубеж­ные авторы утверждают, что Елизаров чуть ли не «бомбардировал» Москву письмами с просьбами отпустить на родину. Даже как будто писал об этом самому Сталину. Но такие утверждения высказываются голословно, без ссы­лок на какие-либо конкретные, реально существующие документы.Тут ни о чем нельзя говорить с уверенностью, пока не будут обнаруже­ны документы, подтверждающие или опровергающие подобные мнения. Николай, конечно же, представлял себе, какие именно чувства питает к нему китайское коммунистическое руководство. Маловероятно, что оно согласится терпеть в своих рядах сына своего люто­го врага, пусть даже Елизаров и предъявит самые лучшие рекомендации из СССР. Вместе с тем большой вопрос, как отнесется к сыну, публично, перед всем миром отрекшемуся от отца, Чан Кайши?



Молодая семья.

Ни на той стороне, ни на другой он не мог видеть для себя хороших перспектив. А здесь у него семья, ребенок, друзья, любимая работа, по су­ществу, здесь его настоящий дом. К нему хорошо относятся, никто его «со­мнительным» происхождением не попрекает. Правда, и особого доверия к себе он все-таки не чувствует, в парию ему вступить не предлагают, томят в кандидатах. На закрытом партсобрании типографии и редакции газеты «За тяжелое машиностроение» 28 сентября 1935 года принимается решение об утверждении акта проверки кандидата в члены ВКП (б) Елизарова и еще нескольких других человек, подвергшихся той же проверке. То есть в ходе очередной чистки партийных рядов Николай признан достойным остаться в них. Через год с небольшим, 16 ноября 1936 года, он подает заявление с просьбой о «переводе» его в члены ВКП (б). Он пишет: «...Мой отец Чан Кайши является изменником и предателем великой китайской революции и в настоящее время глава китайской черной реакции. С первого момента его измены я вел борьбу против него...» Понятно, почему он так пишет, потому что так было надо. Но сам факт подачи заявления говорит о том, что в партию его наконец пригласили, что свидетельствует о возросшем к нему доверии, чего он добивался постоянно.



Рассказывают, что тогда ходили слухи, будто семью Елизарова особым образом охраняют, ибо Чан Кайши якобы приказал выкрасть сына или хотя бы его жену. Слухи, может, и ходили, но были абсолютно беспочвенными. Никакие «суперагенты» не могли бы тогда тайно переправить людей из Свердловска в Китай, это было уже технически невозможно. Кроме того, в тот момент Чан Кайши просто ничего не знал о сыне, что станет понятно из изложения последующих событий. Да и дела у него шли вовсе не так блестяще, чтобы он мог отдавать подобные приказания. К этому времени значительно окрепла против него оппозиция уже и в собственном его окру­жении, положение Чан Кайши чрезвычайно усложнилось. А компартия при этом, как и предсказывал в «Открытом письме» его сын, набрала большую силу. 7 декабря 1936 года Елизаров был принят в ВКП (б), уже 11 декабря бюро Орджоникидзевского райкома партии утвердило это решение. Как будто все складывалось превосходно. Но именно с этого времени и нача­лись у Николая Владимировича крупные неприятности. Через месяц после приема в партию его вдруг... снимают с работы. В по­становлении все того же бюро Орджоникидзевского райкома, опубликован­ном в газете «За тяжелое машиностроение», сказано, что Елизаров допустил в своих публикациях «ряд принципиальных ошибок», неправильно руково­дил газетой и т. д. Действительные причины опалы становятся понятными из выступления директора Уралмашзавода Л. Владимирова на районной партконференции 7 февраля 1937 года.«Елизаров не имеет в плоти партийной крови, - говорил директор, - Елизаров должен был вырасти в члена партии», но он вместо этого «попал под руководство и влияние Авербаха, что надолго искалечило Елизарова». Теперь все понятно. Среди друзей Николая были секретарь райкома партии Л. Авербах и работник завода Е. Цетлин, снятые с высоких должностей в Москве и за «политические ошибки» досланные в Свердловск.Вряд ли Николай Владимирович разделял их «троцкистские» взгляды, да и были ли таковые у них? Скорее всего, все они были близки друг другу просто как вчерашние москвичи, образованные люди и, таким образом, имеющие много общего. Но Авербах и Цетлин незадолго до той конферен­ции были объявлены «врагами народа», вот и вышла дружба с ними ново­испеченному коммунисту боком. Скорее всего, именно это, а не письмо Сталину (было оно или нет) стало причиной гонений на Елизарова.Однако арестован он не был. Его взял под свою защиту секретарь Свер­дловского горкома партии М. Кузнецов, который, кроме того, помог ему ус­троиться на работу заместителем заведующего орготделом в гориполком.



Семья "Елизаровых".

В этой должности он пробыл считанные месяцы, а потом исчез. Здесь самый загадочный момент его жизни на Урале. Куда-то делась вдруг целая семья, и никто не знает куда. Да еще какая семья! И что еще удивительно, никто ее не разыскивает! Искать, судя по документам, начали только через три года, в 1940-м. Обеспокоился Ленинский райком партии. Удивительно дело! Торжественно, с помпой принимают человека в партию, спустя месяц с треском гонят с работы, громят на партконференции. А ког­да он исчезает, и бровью не ведут. И вдруг, через три года, когда, казалось, забыть бы о нем пора, начинают бить в колокола: коммунист пропал, не снявшись с учета.Предположили сразу, как водится, самое худшее - отправили запрос в НКВД. Оттуда пришел ответ, что такой среди арестованных не значится. Затем запросили обком партии, который уже в 1941 году (медленно же кру­тились колесики в партийно-бюрократической машине!) прислал разъясне­ние, что Елизарова следует считать «механически выбывшим из партии». Но этим дело не закончилось. Вопрос был вынесен на бюро райкома, которое приняло решение считать «механически выбывшим» не просто так, а «за утерю связи с парторганизацией». Считать выбывшим, оказывается, не про­сто констатация факта, а еще и суровое партийное наказание.Последним Елизаровых в Свердловске видели Федор и Мария Аникее­вы. Они получили телеграмму, что тогда-то Николай и Фаина в китайском экспрессе поедут мимо Свердловска, и в назначенный час пришли на вок­зал. За минуты остановки Фаина могла сообщить только, что Николая по­сылают «влиять на отца», а она едет с ним. Несмотря на всю наивность та­кого объяснения, оно было недалеко от истины.В начале 1937 года дела у Чан Кайши стали уже столь плохи, что он вы­нужден был согласиться вновь на союз гоминьдана с компартией Китая в войне против японской агрессии. Мгновенно возобновилась и дружба столь поворотливого политического лидера с СССР. Конечно, советское руководство вовсе не обольщалось надеждой обратить Чан Кайши в свою веру, но в боль­шой игре за влияние на крупнейшую азиатскую державу все средства хороши.Как только вчерашние враги опять бросились друг другу в объятия, Чан Кайши немедленно вспомнил о пропащем сыне и отправил своему послу в Москве Цзян Динфу телеграмму: «Пожалуйста, найдите сына и верните его». Посол обратился в Наркомат иностранных дел СССР, там обещали по­мочь.Как оказался Николай Владимирович в Москве, откуда узнал, что отец разыскивает его, - все покрыто мраком. Но вот что потом неоднократно рассказывал журналистам посол Цзян Динфу: «Через некоторое время после обращения в наркомат иностранных дел ночью меня разбудил телефонный звонок. Сообщили, что некто, не желающий называть своего имени, просит немедленной встречи со мной. Я согласился его принять. Это оказался Цзян Цзинго».Он сказал, что готов ехать в Китай, но у него нет ни паспорта, ни денег Посол пообещал это все устроить. После этого ночной посетитель прогово­рил: «У меня трудности - я женат на русской девушке, и женился по люб­ви». Посол сказал, что и это ничего, и пригласил чету на следующий день к себе на ужин. Они пришли, и Цзян Динфу смог хорошенько рассмотреть Фаину. Она показалась ему «деревенской простушкой», в общем, понрави­лась, и он ее тоже пригласил в Китай. «Через несколько лет, - рассказывал посол, - я увидел ее в Шанхае и поразился изменениям, произошедшим с ней, - передо мной была великолепная, грациозная леди...».


Президент и Первая леди Китайской Республики (Тайвань)

Встреча отца с блудным сыном, вопреки опасениям, прошла радушно. Чан Кайши очень обрадовался внуку, которому тут же сам и выбрал китайское имя. Фаиной он тоже остался доволен, перекрестил ее в Цзян Фанлян. Имя со значением! Цзян - это родовой иероглиф семейного клана Чан Кайши, произноше­ние его как «Чан» - диалектное, не общекитайское. «Фан» переводится как «правильный, честный», а «лян» - «добродетельный». Время показало, что проницательный в общении с людьми лидер гоминьдана не ошибся в выбо­ре имени для своей невестки, она полностью соответствовала ему.Поначалу она помогала ему в работе, но чем выше он поднимался по карьерной лестнице, чем больше появлялось в семье детей, тем дальше она отходила от государственных дел. После встречи с Чан Кайши они поехали жить в Нинбо, к давно оставленной им матери Цзян Цзинго. Она радостно приняла семью совсем было пропавшего и столь счастливо вновь обретен­ного сына.Здесь Фаина выучилась говорить по-китайски, но, впрочем, только на диалекте Нинбо, не очень понятном другим китайцам. Тем не менее она го­ворила на нем всю жизнь, не особо заботясь о том, чтобы перейти на обще­китайский литературный язык. Она научилась готовить местные блюда и всю жизнь была привержена им. Фаина сама вела хозяйство - разво­дила кур, работала на огороде. И по­том, когда необходимость в этом от­пала, дом всегда держался на ней.Ее простота, скромность, неизмен­ная доброжелательность привлекали к ней сердца. Людям нравилось, что она совсем не стремится играть сколько-нибудь заметную роль в государстве, как это было свойственно женам высо­ких гоминьдановских чиновников. В зарубежной прессе описывался случай, когда она анонимно пожертвовала миллион тайванских долларов - весь свой капитал - на помощь жертвам разрушительного тайфуна.Свое восхождение в Китае Цзян Цзинго начал с работы в молодеж­ных организациях, затем несколько лет возглавлял административные органы в провинции Цзянси. Здесь он разработал и предложил пятилетний план переустройства провинции, предусматривающий строительство школ и столовых для бедняков, орга­низацию кооперативов. Развернул жестокую борьбу с наркоманией и проституцией. Но тут ему пришлось вступить в столкновение с кланами, которые пользовались поддержкой на самом верху. Известно, что и сам Чан Кайши не брезговал сотрудничеством с гангстерами. Политическая наи­вность сына его, видимо, удивила. Во всяком случае, когда директору стали намекать, что Цзян Цзинго достоин занять более высокую должность, Чан Кайши пренебрежительно бросил: «А что он может?»Но здесь он явно ошибался. Сын быстро обнаруживал немалые органи­заторские и административные таланты. Ему многое удавалось, в том числе и крепко «пощекотать» мафию. Ему угрожали, он всюду появлялся с охра­ной. К тому же он был честным чиновником, не брал взяток, чем неприят­но раздражал свое привычно погрязшее в коррупции окружение. Похоже, он вообще не тянулся к богатству - держался подальше от бизнесменов, не стремился урвать. У него даже своего дома не было - только казенный. Зар­плату он строго отдавал жене. А средства, выделяемые ему «на личные рас­ходы», обычно раздавал своим служащим, кто победнее.Наверное, он знал, что делает. Все-таки он был сыном своего отца, и не богатство его прельщало, а большее - власть. Это далеко не всегда и везде одно и то же. Еще в Нинбо он помимо занятий подзабытым китайским языком усиленно изучал Конфуция. Чиновник, по Конфуцию, обязан быть честным и неподкупным. Все элементы государственной системы должны быть надежно подогнаны друг к другу, вычищены и смазаны. В общем, ничего оригинального, но очень да­леко от китайской действительности. Тем не менее Цзян Цзинго всеми силами старался приблизить ее к идеалу. При этом он в Китае крестился, принял по примеру отца христианство в его баптистском варианте. От ком­мунистических идей довольно скоро полностью отказался, как от чуждых китайскому национальному характеру.В 1946 году Чан Кайши включил Цзян Цзинго в состав правительствен­ной делегации, направлявшейся в Москву. На него возлагалась особая зада­ча: лично встретиться со Сталиным и убедить его в необходимости передать Китаю некоторые территории, в частности КВЖД. Встреча состоялась, но Цзян Цзинго не удалось ничего добиться. Железная дорога осталась в со­вместном советско-китайском ведении, и только в 1952 году СССР полнос­тью передал ее теперь уже коммунистическому Китаю.После войны китайская компартия резко усилилась, установила свой контроль за большей частью территории страны. Понятно, что Сталин ори­ентировался прежде всего на коммунистов, Чан Кайши ему становился не нужен и даже начинал мешать. Он опирался в основном на американ­цев, а их опека над Дальним Востоком вовсе не нужна была Москве.


40-е годы.

До 1948 года Цзян Цзинго возглавлял службу информационных связей военно-политической администрации северо-востока Китая, после чего отец наконец доверил сыну крупное самостоятельно дело: возглавить проведение валютной реформы. Здесь он показал себя чрезвычайно жестоким админис­тратором. С его благословения были арестованы и расстреляны сотни про­тивников реформы. Вместе с ними пострадало множество спекулянтов и коррумпированных чиновников. Чуть было не расстреляли одного из род­ственников супруги Чан Кайши, крупного махинатора, пользующегося большим влиянием. Ей пришлось потрудиться, чтобы спасти из заключения и переправить в США своего родственника.В следующем, 1949 году Чан Кайши утерял все свои позиции в Китае и с 2,5 миллиона своих соратников переправился на Тайвань, который отныне в их представлении стал Китайской республикой, а страна, покинутая ими, «зоной, охваченной коммунистическим мятежом». Тут же на острове было объявлено военное положение, продолжавшееся вплоть до 80-х годов. Оно скоро потеряло смысл, но Чан Кайши упорно сохранял его, ибо оно давало ему легитимные полномочия диктатора, абсолютного владыки, к чему он всю жизнь и стремился.Цзян Цзинго на Тайване получил чрезвычайно ответственный пост гла­вы тайной политической помощи. Под его руководством и при его непос­редственном участии разрабатывались и осуществлялись разведывательно-диверсионные операции против КНР. Он надзирал за настроениями и идеалами, бродившими среди островитян. Их общство не было однород­ным, либеральные круги интеллигенции, предпринимателей мечтали о де­мократии. Цзян Цзинго сурово пресекал все эти вольнолюбивые мотивы.


Дедушка Чан Кайши в кругу детей и внуков, 60-е.

Во второй раз покинул он родину, теперь уже навсегда. Снова объявил ей войну и теперь уже не на словах, а на деле. Войну во имя чего? Ничего не известно в сколько-нибудь стройной определенной системе идей, кото­рым был привержен тогда Цзян Цзинго, если не считать таковым его уже вполне оформившийся самый свирепый антикоммунизм. В его тени уже подрастало и начинало показывать зубы еще одно противостояние: между ценностями западной и восточной цивилизации. Запад весьма самонадеянно называл свои принципы образа жизни общечеловеческими. Восток проти­вился: демократии противопоставлял единовластие, индивидуализму - еди­нодушный коллективизм, примату законности - политическую целесообраз­ность.
Тайваньское общество, безусловно, принадлежало восточной традиции. Но само его независимое существование было возможно только при поддер­жке США - классической западной страны. И хотелось того или нет тай­ваньскому руководству, а при необходимости, по настоянию американцев медленно, приходилось осторожными шажками смягчать режим, поощрять частную инициативу, развивать предпринимательство. Это диктовалось прежде всего экономическими реалиями. Остров не располагал почти никакими природными ресурсами. Только четверть терри­тории пригодна для сельскохозяйственного использования. В начале 50-х годов здесь на душу населения в год выпадало всего 145 долларов дохода. Американские капиталисты не спешили инвестировать сюда свои средства - просто не видели в этом перспективы. Но изгнанники привезли с собой не­малые капиталы, большей частью награбленные на родине. Эти деньги зас­тавили работать.Развитие медленно, но шло, изменения происходили. Незыблемыми ос­тавались абсолютная власть диктатора, запрет на любые политические партии, кроме гоминьдана, военное положение и запрет покидать страну, строгая цензура и никакого инакомыслия. Тысячи агентов Цзян Цзинго вели тотальную слежку за гражданами этой страны. Ее общество долгие годы оставалось предельно закрытым.Все переменилось со смертью Чан Кайши. Его место в 1978 году и в го­сударстве, и в партии занял Цзян Цзинго. Это была не просто передача трона по наследству. Он немало уже успел поработать на посту министра обороны, а потом и председателя правительства. К этому времени в его го­лове созрели совершенно новые идеи. По американским рекомендациям была проведена радикальная структурная перестройка экономики. Наиболее крупные инвестиции поступили в легкую промышленность, ориентирован­ную на экспорт.В стране появились тысячи фирм и фирмочек, производящих товары и услуги, торгующих ими. Международный рынок заполнился тайваньским текстилем, обувью, бытовой электроникой... произошло то, что потом было названо «тайваньским экономическим чудом». Остров расцвел. Ежегодный среднедушевой доход в начале 90-х составил уже свыше семи тысяч долларов!
В середине 80-х годов мировая пресса вовсю цитировала и комментиро­вала заявление Цзян Цзинго, которое не укладывалось в традиционную схе­му ни западных, ни тем более восточных экономик: «Главный принцип на­шего экономического строительства - сокращение разрыва между богат­ством и бедностью, создание сбалансированного богатого общества. Расширяя экономическое строительство, надо одновременно тщательно ста­билизировать цены, чтобы поддерживать устойчивый уровень жизни масс. Мы охотнее согласимся медленнее развиваться экономически, чем ради высоких темпов увеличивать отрыв богатства от бедности и создавать извес­тные социальные проблемы».Ограничение темпов экономического развития в угоду повышению уров­ня жизни населения! Государственное регулирование цен, стабилизация их. Забота об уровне жизни народа, препятствия поляризации богатства и бед­ности! Самое удивительное, что все это, по крайней мере судя по нашей пе­чати, удается.


Цзян Фанлян награждает защитника Тайваня.

Куда менее известно заявление Цзян Цзинго, прозвучавшее в 1973 году, о приоритете задачи национально-культурного, духовного обогащения граж­дан. Но ее реализация была организована не менее масштабно, чем эконо­мическая перестройка. Причем дело не ограничилось, как можно бы пред­положить, открытием новых школ, театров и музеев. Была значительно смягчена цензура, открыты новые, более широкие возможности для художе­ственного творчества и т. д. Наконец, уже незадолго до смерти, Цзян Цзинго отменил военное поло­жение и разрешил поездки к родственникам в КНР. Неизвестно, вынашивал ли эти идеи  Цзян Цзинго долгие годы и только ждал прихода к власти, чтобы реализовать их, или его под­толкнули к ним господствующие тенденции мирового развития, которые он как разумный политик не мог игнорировать. Факт же состоит в том, что он на рубеже 70-х и 80-х годов чрезвычайно трезво оценил ситуацию, склады­вающуюся в мире, сумел отрешиться от всего, чем руководствовался рань­ше, и решительно перевел стрелку на новый путь.Но русского языка не забыл, часто говорили с Фаиной по-русски. Военный летчик Н. Козлов, воевавший в конце 30-х годов в Китае, в своей книге «В небе Китая» рассказывает о встрече с Фаиной на городской улице. Она очень обрадовалась, услышав русскую речь, подошла к летчику. Завязала с ним разговор. Конечно, он спросил, не хочет ли она домой. «Ви­дите, - спросила она, показав на двух ребятишек, - вот они, двое бегают. Куда я от них?»Когда Цзян Цзинго стал президентом, отдел культуры ЦК партии го­миньдан специально «прорабатывал» вопрос: как официально именовать Фаину - госпожа Цзян или госпожа президент? Решили- госпожа Цзян, причем с ней не посоветовались. И когда ее так назвали в телевизионном репортаже с какого-то благотворительного вечера, она резко запротестовала. Дело в том, что под именем госпожи Цзян весь Китай знал супругу Чан Кайши - яркую личность, крупную фигуру, имеющею влияние на полити­ческую жизнь в государстве. Фаина же всегда была чужда какому-либо са­мовыпячиванию.Скромно и тихо она жила и после смерти мужа - последней ниточки, хоть как-то связывающей ее с родиной. Он не оставил ей никакого наслед­ства - богатства так и не нажил. Поскольку президентом он был избран, а не назначен, то пенсию, положенную по тайваньским законам вдовам госу­дарственных чиновников, Фаина не получала. Ей платили пособие по слу­чаю смерти кормильца и какие-то суммы из фонда взаимопомощи.В «Известиях» от 8 октября 1994 года появилась коротенькая заметка под чудовищно бестактным, разухабистым заголовком: «Русскую невестку гене­ралиссимуса хватил удар». Сообщалось о приступе инсульта у бывшей весе­лой уралмашевской девчонки Фаины Вахревой.



по источнику : http://15061981.diary.ru/p209243549.htm?oam

Цзян Цзинго, Гоминьдан, Тайвань, Чан Кайши, Фаина Вахрева, история Китая

Previous post Next post
Up