Жизнь и смерть предшественника Геббельса
Оригинал взят у lilekootherd в Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи
Оригинал взят у vbulahtin в Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи
Интереснейшая кино-хроника 1918 года, кадры из которой используются во всех документальных фильмах этого периода, имеют так мало просмотров на Youtube, что я решил приложить некоторые усилия, чтобы довести просмотры хотя бы до 1 тысячи -- -- любую значимую информацию в Интернете требуется всё время выдергивать из-под стремительно образующихся наслоений всевозможного шлака да еще и вишенку над этой значимой информацией подвешивать).
1-я зарисовка. Моисей Маркович Гольдштейн -- псевдоним «В. Володарский» не имел имени; вместо инициала иногда используют имя «Владимир»
Моисей Маркович -- это своего рода миф беспощадного подавления "независимых" СМИ, который на видео можно рассмотреть в деталях. Этому мифу на видео 26 лет -- и он уже гроза Революции:
"За короткое время Володарский данной ему властью установил жесткую политическую цензуру, закрыв около 150 петроградских газет. Их общий тираж составлял более двух миллионов экземпляров. Основание - буржуазная, контрреволюционная направленность. Насколько справедливым был этот безапелляционный вердикт по отношению ко всем закрытым изданиям, можно судить на примере хотя бы одной газеты - "Новый вечерний час". Обосновывая необходимость прекращения ее выпуска, Володарский приводил такой аргумент: "Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи, готовили удар в спину Октябрьской революции..."
Это "под видом опечаток" можно посвятить телеканалу "Дождь" (журналисты смогли бы "разыграть "карту Володарского", вспомни они о ней))
Не исключено, что съемка сделана незадолго до выезда на митинг, где Володарский был убит (20.06.1918) -- это одна из отправных точек красного террора
Еще о Володарском.
-- после Октябрьской революции агитацией способствовал формированию отрядов Красной гвардии
-- стал комиссаром Союза северных коммун по делам печати, пропаганды и агитации, а также одним из главных устроителей большевицких митингов в Петрограде, на которых призывал беспощадно бороться против врагов революции путем террора ("Речей" Володарского нет в открытом доступе -- одна из них называлась "Напутственная речь агитаторам")
- в начале 1918 г. командирован ЦК на съезд армий Румынского фронта для агитации среди военных
-- на своём посту комиссара по делам печати, пропаганды и агитации руководил агитационной работой против оппозиционной прессы, особенно активизировавшейся в мае 1918 года, когда Володарский стал главным обвинителем на получившем широкую огласку публичном процессе против нескольких небольшевистских вечерних газет.
-- создатель и редактор одного из главных партийных органов печати - «Красной Газеты» ("благодаря доступности вербовала сторонников большевиков успешнее, чем «Правда»")
-- в должности главного советского цензора Володарский был инициатором разгрома не только тех печатных изданий, которые критиковали большевиков, но и тех, которые пытались стоять в стороне.
Луначарский (восторженно, на смерть) про Володарского и другие детали:
"Его речи с этой стороны были как бы суховаты. Они должны были бы особенно восхитить нынешних конструктивистов, если бы, впрочем, эти конструктивисты были настоящими, а не путаниками. Речь его была как машина, ничего лишнего, все прилажено одно к другому, все полно металлического блеска, все трепещет внутренними электрическими зарядами. Быть может, это - американское красноречие, но Америка, вернувшая нам немало русских, прошедших ее стальную школу, не дала все же ни одного оратора, подобного Володарскому.
Голос его был словно печатающий, какой-то плакатный, выпуклый, металлически-звенящий. Фразы текли необыкновенно ровно, с одинаковым напряжением, едва повышаясь иногда. Ритм его речей по своей четкости и ровности напоминал мне больше всего манеру декламировать Маяковского. Его согревала какая-то внутренняя революционная раскаленность. Во всей этой блестящей и как будто механической динамике чувствовался клокочущий энтузиазм и боль пролетарской души. Очарование его речей было огромное. Речи его были не длинны, необычайно понятны, как бы целое скопище лозунгов, стрел, метких и острых.
Казалось, он ковал сердца своих слушателей. Слушая его, больше чем при каком угодно другом ораторе понималось, что агитаторы в эту эпоху расцвета политической агитации, какого, может быть, мир не видел, поистине месили человеческое тесто, которое твердело под их руками и превращалось в необходимое оружие революции.
Ораторская сторона дарования Володарского была наибольшей, но эта блестящая натура не исчерпывала его. Володарский был также превосходным организатором - редактором и в своем роде незаменимым публицистом. Его «Красная газета» сразу сделалась действительно боевой газетой, лагерной газетой революции, необычайно доступной массам, еще более доступной, чем даже тогда столь изумительная своей всенародностью «Правда». Вся его газетка стала такая же, как он. Ладная, по-американски слаженная и изящная отсутствием всего излишнего, простая и в простоте своей разительная, могучая. Писал он необыкновенно легко, так же как говорил. За особой оригинальностью не гонялся. Посылал свои статьи, как и слова, словно пули, а никто ведь, отстреливаясь и нападая, не думает о том, чтобы пули были оригинальные. Но зато его словапули, написанные и напечатанные, пробивали всякие препятствия.
Володарский был вообще хорошим организатором.
Как он чудесно и с легкостью инстинкта сразу организовывал любую речь на любую тему, а вокруг нее организовывал случайную толпу слушателей, так, думаю я, удалось бы ему ладно организовать любой аппарат. Но ему не пришлось проявить во всей полноте эту свою сторону, так как он скоро был убит, и мы смогли до его смерти использовать его вне области агитации только как организатора «Красной газеты» и как заведующего Отделом печати в тогдашнем Исполкоме Союза северных коммун. Как «цензора» буржуазия ненавидела его остро.
Ненавидела его буржуазия и все ее прихвостни и как политика. Я думаю, никого из нас не ненавидела она тогда так, как его. Ненавидели его остро и подколодно эсеры. Почему так ненавидели Володарского? Во-первых, потому, что он был вездесущ, он летал с митинга на митинг, его видели и в Петербурге, и во всех окрестностях чуть ли не одновременно. Рабочие привыкли относиться к нему как к своей живой газете. А он был беспощаден. Он был весь пронизан не только грозой Октября, но и пришедшими уже после его смерти грозами взрывов красного террора. Этого скрывать мы не будем, Володарский был террорист. Он до глубины души был убежден, что, если мы промедлим со стальными ударами на голову контрреволюционной гидры, она не только пожрет нас, но вместе с нами и проснувшиеся в Октябре мировые надежды.
Он был борец абсолютно восторженный, готовый идти куда угодно. Он был вместе с тем и беспощаден. В нем было что-то от Марата в этом смысле. Только его натура в отличие от Марата была необыкновенно дневной, отнюдь не желавшей как-то скрываться, быть таинственным учителем из подполья, наоборот, всегда сам, со своим орлиным клювом и зоркими глазами, всегда со своим собственным металлическим клекотом горла, всегда на виду в первом ряду, мишень для врагов, непосредственный командир".
Детали убийства:
Автомобиль Володарского часто замечали у подъезда дома на Дворцовой площади, где располагалась Петроградская ЧК. Володарский не забывал своего старого друга Урицкого, они регулярно встречались, обсуждали насущные проблемы. Тем более что информация ЧК была крайне важна для комиссара по делам печати. Именно ею он и руководствовался, когда принимал решение о закрытии того или иного издания. "Два Моисея правят петербуржцами", - злорадствовали эсеры-боевики.
Организацию покушения на Володарского взяла на себя боевая группа эсеров под руководством Григория Семенова. Он отклонил все варианты, связанные с осуществлением теракта возле правительственных учреждений - у "Астории" и возле Смольного, где вероятность успеха была крайне мала. Семенов лично вручил бывшему рабочему-маляру, а теперь члену террористической группы боевику Сергееву браунинг и несколько гранат. Накануне он начинил пули отравляющим ядом кураре. По решению Семенова устранить Володарского должен был только рабочий. Сергеев, как никто другой, подходил для исполнения воли ЦК ПСР.
С начала июня Володарский зачастил на Обуховский завод. Об этом Семенову сразу же доложила его служба наружного наблюдения. Поездки комиссара по печати на крупнейшее предприятие были вызваны начавшимися выборами в Петроградский Совет. Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.
20 июня 1918 года Володарский узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал, но митингующие говорить ему не дали, требуя приезда председателя Петроградского Совета Зиновьева. С трудом выбравшись из разъяренной толпы, Володарский поехал в Смольный с намерением срочно разыскать Г.Е. Зиновьева. Однако выяснилось, что тот находится на митинге на Обуховском заводе. Володарский срочно направился туда, но недалеко от завода его автомобиль внезапно остановился. Выяснилось, что из-за непредвиденных поездок кончился бензин. По роковому стечению обстоятельств это произошло всего в 100-150 метрах от места, где уже в течение пяти часов находился в ожидании Володарского террорист Сергеев. Когда часы показали семь вечера, уставший ждать Сергеев понял, что комиссар по каким-то причинам отменил поездку на завод. Он уже хотел возвращаться домой, когда показался автомобиль Володарского и вдруг заглох в ста метрах от террориста, изумленно застывшего за часовней, у дома номер 13 в Прямом переулке.
Помедлив какое-то мгновение, террорист решительно вышел из тени и направился к автомобилю. Шофер Г.П. Юргенс стоял к нему спиной, копаясь в моторе, и не мог видеть незнакомца. Его заметил Володарский и нетерпеливо сделал несколько шагов навстречу. Хотел, наверное, спросить, есть ли поблизости учреждение, откуда можно было бы позвонить по телефону. Едва Володарский открыл рот, как незнакомец быстро сунул руку в карман пиджака и выхватил браунинг с заранее взведенным курком. Грохнул выстрел, затем еще один выстрел, еще... Наверное Сергеев сильно волновался, а может, сказалось долгое ожидание, но все пули, начиненные ядом кураре, прошли мимо цели. Володарский, бросив портфель, засунул руку в карман, чтобы достать револьвер. Ему удалось выхватить свой пистолет, но произвести выстрел он не успел. Террорист оказался проворнее. Приблизившись к комиссару, он всадил ему в грудь все оставшиеся в обойме пули. Володарский сделал шаг в сторону застывшего у автомобиля водителя и как подкошенный упал на землю. Несколько случайных прохожих бросились вдогонку за террористом. Однако их быстро остудила граната, брошенная убегавшим. Примерно через три минуты Володарский был уже мертв. Минут через пять подъехала автомашина с Зиновьевым, возвращавшимся с митинга на Обуховском заводе.
уже 22-го "Петроградская правда" в разделе хроники поместила извещение ЦК партии социалистов-революционеров: "Петроградское бюро ЦК ПСР заявляет, что ни одна из организаций партии к убийству комиссара по делам печати Володарского никакого отношения не имеет..." От убийства Володарского, не санкционированного ЦК, партия эсеров отмежевалась. На заседании Петроградского совета 22 июня 1918 года Зиновьев говорил: "Мы не знаем, кто убийца, но было бы желательно, чтобы из числа эсеров никто не присутствовал на погребении". Все ждали, что это убийство станет поводом для репрессий против инакомыслящих.
На траурном митинге ораторы требовали возмездия его убийцам. Никто не сомневался, что это дело рук эсеров. Ленин написал Зиновьеву: "Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает". Похороны Володарского все описывали в патетических выражениях. Газеты, которые еще несколько дней назад иронизировали по поводу нового верховного цензора, теперь изменили тон.
Вот что писала "Правда": "Еще с утра над городом повисли мрачные свинцовые тучи и льет непрекращающийся проливной дождь. Льет дождь и сливается со слезами горечи, злобы. Ибо плачет сегодня петроградский рабочий, провожая останки убитого вождя и трибуна своего. Тяжелую утрату понес питерский пролетариат. Он это ярко почувствовал и весь, как один, явился отдать последний долг Володарскому. Несмотря на проливной дождь, улицы с утра полны народом. Вокруг Таврического дворца сплошная масса рабочих и красноармейцев...
В Екатерининском зале, утопая в цветах, стоит гроб, окруженный почетным караулом. Из-за груды цветов выделяется почти не изменившееся лицо точно живого тов. Володарского с его характерной улыбкой. Беспрерывной чередой проходят мимо гроба сотни и тысячи рабочих, красноармейцев, женщин... Слышатся рыдания, клятвы.
Цветы и венки берутся с гроба на память. У Смольного гроб был положен на специальный катафалк, воздвигнутый на грузовом автомобиле. Гроб окружают видные партийные рабочие; процессия двинулась к Марсову полю. Огромное поле запружено народом в продолжение нескольких часов, несмотря на проливной дождь, поджидавшим прибытие процессии. Гроб ставится у могилы. Воцаряется жуткая тишина. Тихо проходят мимо бесчисленное количество рабочих делегаций, воинские части, конница, пехота и артиллерия. Вокруг могилы растет лес знамен.
При спуске гроба в могилу с Петропавловской крепости дан пушечный салют в 21 выстрел".
Пробольшевистская "Новая жизнь" писала: "Проклятие руке, поднявшейся против одного из видных вождей петроградского пролетариата! Перед свежим трупом погибшего на славном посту почтительно и скорбно преклоним головы!"
Семенову и его отряду после резких столкновений с членами ЦК предложено было тоже перебраться в Москву, где Семенов начал готовить покушения на Троцкого и Ленина. 6 июля убили комиссара Ярославского военного округа С.М. Нахимсона, а 30 августа 1918 года эсер Каннегисер застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого. Чтобы отвадить террористов от самой мысли о покушениях на жизнь видных большевиков, Зиновьев, руководствуясь ленинской запиской, распорядился ввести институт заложников с их немедленным расстрелом. В первый день "красного террора", объявленного после убийства Урицкого, в Петрограде было расстреляно 900 заложников. Половина из них, как утверждают, - за убийство первого из двоих Моисеев - Володарского. Одновременно в Алупке расстреляли 500 человек - из этого города приехала Фанни Каплан, ранившая Ленина в тот же самый день - 30 августа 1918 года.
Столкнувшись с таким радикальным средством борьбы большевиков с индивидуальным политическим террором, партия эсеров сразу же исключила покушения из своего арсенала. Григорий Семенов успел совершить несколько внушительных терактов, пока наконец не был арестован ЧК в октябре 1918 года. Он оказал при аресте вооруженное сопротивление и пытался бежать, ранив при этом нескольких чекистов. Ему предъявили обвинение в создании контрреволюционной организации, имевшей целью свержение Советской власти, шпионаже, использовании динамита, транспортировке бывших офицеров-белогвардейцев по ту сторону фронта. Сверх того, Семенов обвинялся в оказании вооруженного сопротивления при аресте. Всего этого перечня с избытком хватало для неминуемого расстрела. Участь Семенова сомнений не вызывала.
Однако Семенов, взвесив все шансы, понял, что спастись от расстрела он может, только предложив свои услуги ЧК. Он заявил о полном раскаянии и просил дать ему боевую работу, чтобы искупить прошлые грехи. В 1919 году, после нескольких месяцев отсидки, он выходит из тюрьмы уже как член РКП со специальным заданием работать в организации эсеров в качестве осведомителя. Этим покупалась амнистия и свобода. Заброшенный в 1920 году на территорию Польши, Семенов вместе с другими русскими был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Красной Армии. Все, кроме Семенова, были казнены. Он остался цел и, выдав себя за эсеровского активиста, вошел в доверие к Борису Савинкову. Получив от него деньги и инструкции, Семенов явился в Москву и заявил в ЧК, что Савинков поручил ему организовать покушение на Ленина. Затем выдал все - планы, деньги, явки, имена.
Заседание Верховного революционного трибунала ВЦИК РСФСР по обвинению правых эсеров в борьбе против Советской власти проходило с 8 июня по 7 августа 1922 года. Глубокого следствия, однако, не было. Председательствовал Г.Л. Пятаков. Обвинение представлял Н.В. Крыленко, защиту - Н.И. Бухарин. По решению трибунала 15 членов партии эсеров, в том числе Г.И. Семенов, были приговорены к расстрелу. Однако уже на следующий день после вынесения приговора решением Президиума ВЦИК всем осужденным смертная казнь была заменена тюремным заключением или… полным освобождением. По окончании суда Г.И. Семенов был отправлен в Крым для поправки здоровья. А затем вернулся к работе в разведке, причем переквалифицировался на промышленный шпионаж. Он занимался организацией кражи технологии производства вольфрама, необходимого для производства лампочек. Подлинные или мнимые организаторы убийства Володарского так и не понесли наказания.
Уже вскоре после похорон Володарского в печати развернулась кампания по увековечиванию его памяти. Мало кому известный партийный функционер стал символом уже не гонений на прессу, а мученичества за революцию. Его именем называли города, мосты и площади. Вышло несколько поэтических сборников, в которых рабочие-поэты помещали стихи, посвященные покойному. Исторический Литейный проспект был переименован в проспект Володарского, именем Володарского был назван поселок на юго-западной окраине города, множество улиц и населённых пунктов по всей стране.
Оригинал взят у vbulahtin в Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи
Интереснейшая кино-хроника 1918 года, кадры из которой используются во всех документальных фильмах этого периода, имеют так мало просмотров на Youtube, что я решил приложить некоторые усилия, чтобы довести просмотры хотя бы до 1 тысячи -- -- любую значимую информацию в Интернете требуется всё время выдергивать из-под стремительно образующихся наслоений всевозможного шлака да еще и вишенку над этой значимой информацией подвешивать).
1-я зарисовка. Моисей Маркович Гольдштейн -- псевдоним «В. Володарский» не имел имени; вместо инициала иногда используют имя «Владимир»
Моисей Маркович -- это своего рода миф беспощадного подавления "независимых" СМИ, который на видео можно рассмотреть в деталях. Этому мифу на видео 26 лет -- и он уже гроза Революции:
"За короткое время Володарский данной ему властью установил жесткую политическую цензуру, закрыв около 150 петроградских газет. Их общий тираж составлял более двух миллионов экземпляров. Основание - буржуазная, контрреволюционная направленность. Насколько справедливым был этот безапелляционный вердикт по отношению ко всем закрытым изданиям, можно судить на примере хотя бы одной газеты - "Новый вечерний час". Обосновывая необходимость прекращения ее выпуска, Володарский приводил такой аргумент: "Окопавшиеся в этой газете люди под видом опечаток распространяли лживые, провокационные слухи, готовили удар в спину Октябрьской революции..."
Это "под видом опечаток" можно посвятить телеканалу "Дождь" (журналисты смогли бы "разыграть "карту Володарского", вспомни они о ней))
Click to viewНе исключено, что съемка сделана незадолго до выезда на митинг, где Володарский был убит (20.06.1918) -- это одна из отправных точек красного террора
Еще о Володарском.
-- после Октябрьской революции агитацией способствовал формированию отрядов Красной гвардии
-- стал комиссаром Союза северных коммун по делам печати, пропаганды и агитации, а также одним из главных устроителей большевицких митингов в Петрограде, на которых призывал беспощадно бороться против врагов революции путем террора ("Речей" Володарского нет в открытом доступе -- одна из них называлась "Напутственная речь агитаторам")
- в начале 1918 г. командирован ЦК на съезд армий Румынского фронта для агитации среди военных
-- на своём посту комиссара по делам печати, пропаганды и агитации руководил агитационной работой против оппозиционной прессы, особенно активизировавшейся в мае 1918 года, когда Володарский стал главным обвинителем на получившем широкую огласку публичном процессе против нескольких небольшевистских вечерних газет.
-- создатель и редактор одного из главных партийных органов печати - «Красной Газеты» ("благодаря доступности вербовала сторонников большевиков успешнее, чем «Правда»")
-- в должности главного советского цензора Володарский был инициатором разгрома не только тех печатных изданий, которые критиковали большевиков, но и тех, которые пытались стоять в стороне.
Луначарский (восторженно, на смерть) про Володарского и другие детали:
"Его речи с этой стороны были как бы суховаты. Они должны были бы особенно восхитить нынешних конструктивистов, если бы, впрочем, эти конструктивисты были настоящими, а не путаниками. Речь его была как машина, ничего лишнего, все прилажено одно к другому, все полно металлического блеска, все трепещет внутренними электрическими зарядами. Быть может, это - американское красноречие, но Америка, вернувшая нам немало русских, прошедших ее стальную школу, не дала все же ни одного оратора, подобного Володарскому.
Голос его был словно печатающий, какой-то плакатный, выпуклый, металлически-звенящий. Фразы текли необыкновенно ровно, с одинаковым напряжением, едва повышаясь иногда. Ритм его речей по своей четкости и ровности напоминал мне больше всего манеру декламировать Маяковского. Его согревала какая-то внутренняя революционная раскаленность. Во всей этой блестящей и как будто механической динамике чувствовался клокочущий энтузиазм и боль пролетарской души. Очарование его речей было огромное. Речи его были не длинны, необычайно понятны, как бы целое скопище лозунгов, стрел, метких и острых.
Казалось, он ковал сердца своих слушателей. Слушая его, больше чем при каком угодно другом ораторе понималось, что агитаторы в эту эпоху расцвета политической агитации, какого, может быть, мир не видел, поистине месили человеческое тесто, которое твердело под их руками и превращалось в необходимое оружие революции.
Ораторская сторона дарования Володарского была наибольшей, но эта блестящая натура не исчерпывала его. Володарский был также превосходным организатором - редактором и в своем роде незаменимым публицистом. Его «Красная газета» сразу сделалась действительно боевой газетой, лагерной газетой революции, необычайно доступной массам, еще более доступной, чем даже тогда столь изумительная своей всенародностью «Правда». Вся его газетка стала такая же, как он. Ладная, по-американски слаженная и изящная отсутствием всего излишнего, простая и в простоте своей разительная, могучая. Писал он необыкновенно легко, так же как говорил. За особой оригинальностью не гонялся. Посылал свои статьи, как и слова, словно пули, а никто ведь, отстреливаясь и нападая, не думает о том, чтобы пули были оригинальные. Но зато его словапули, написанные и напечатанные, пробивали всякие препятствия.
Володарский был вообще хорошим организатором.
Как он чудесно и с легкостью инстинкта сразу организовывал любую речь на любую тему, а вокруг нее организовывал случайную толпу слушателей, так, думаю я, удалось бы ему ладно организовать любой аппарат. Но ему не пришлось проявить во всей полноте эту свою сторону, так как он скоро был убит, и мы смогли до его смерти использовать его вне области агитации только как организатора «Красной газеты» и как заведующего Отделом печати в тогдашнем Исполкоме Союза северных коммун. Как «цензора» буржуазия ненавидела его остро.
Ненавидела его буржуазия и все ее прихвостни и как политика. Я думаю, никого из нас не ненавидела она тогда так, как его. Ненавидели его остро и подколодно эсеры. Почему так ненавидели Володарского? Во-первых, потому, что он был вездесущ, он летал с митинга на митинг, его видели и в Петербурге, и во всех окрестностях чуть ли не одновременно. Рабочие привыкли относиться к нему как к своей живой газете. А он был беспощаден. Он был весь пронизан не только грозой Октября, но и пришедшими уже после его смерти грозами взрывов красного террора. Этого скрывать мы не будем, Володарский был террорист. Он до глубины души был убежден, что, если мы промедлим со стальными ударами на голову контрреволюционной гидры, она не только пожрет нас, но вместе с нами и проснувшиеся в Октябре мировые надежды.
Он был борец абсолютно восторженный, готовый идти куда угодно. Он был вместе с тем и беспощаден. В нем было что-то от Марата в этом смысле. Только его натура в отличие от Марата была необыкновенно дневной, отнюдь не желавшей как-то скрываться, быть таинственным учителем из подполья, наоборот, всегда сам, со своим орлиным клювом и зоркими глазами, всегда со своим собственным металлическим клекотом горла, всегда на виду в первом ряду, мишень для врагов, непосредственный командир".
Детали убийства:
Автомобиль Володарского часто замечали у подъезда дома на Дворцовой площади, где располагалась Петроградская ЧК. Володарский не забывал своего старого друга Урицкого, они регулярно встречались, обсуждали насущные проблемы. Тем более что информация ЧК была крайне важна для комиссара по делам печати. Именно ею он и руководствовался, когда принимал решение о закрытии того или иного издания. "Два Моисея правят петербуржцами", - злорадствовали эсеры-боевики.
Организацию покушения на Володарского взяла на себя боевая группа эсеров под руководством Григория Семенова. Он отклонил все варианты, связанные с осуществлением теракта возле правительственных учреждений - у "Астории" и возле Смольного, где вероятность успеха была крайне мала. Семенов лично вручил бывшему рабочему-маляру, а теперь члену террористической группы боевику Сергееву браунинг и несколько гранат. Накануне он начинил пули отравляющим ядом кураре. По решению Семенова устранить Володарского должен был только рабочий. Сергеев, как никто другой, подходил для исполнения воли ЦК ПСР.
С начала июня Володарский зачастил на Обуховский завод. Об этом Семенову сразу же доложила его служба наружного наблюдения. Поездки комиссара по печати на крупнейшее предприятие были вызваны начавшимися выборами в Петроградский Совет. Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.
20 июня 1918 года Володарский узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал, но митингующие говорить ему не дали, требуя приезда председателя Петроградского Совета Зиновьева. С трудом выбравшись из разъяренной толпы, Володарский поехал в Смольный с намерением срочно разыскать Г.Е. Зиновьева. Однако выяснилось, что тот находится на митинге на Обуховском заводе. Володарский срочно направился туда, но недалеко от завода его автомобиль внезапно остановился. Выяснилось, что из-за непредвиденных поездок кончился бензин. По роковому стечению обстоятельств это произошло всего в 100-150 метрах от места, где уже в течение пяти часов находился в ожидании Володарского террорист Сергеев. Когда часы показали семь вечера, уставший ждать Сергеев понял, что комиссар по каким-то причинам отменил поездку на завод. Он уже хотел возвращаться домой, когда показался автомобиль Володарского и вдруг заглох в ста метрах от террориста, изумленно застывшего за часовней, у дома номер 13 в Прямом переулке.
Помедлив какое-то мгновение, террорист решительно вышел из тени и направился к автомобилю. Шофер Г.П. Юргенс стоял к нему спиной, копаясь в моторе, и не мог видеть незнакомца. Его заметил Володарский и нетерпеливо сделал несколько шагов навстречу. Хотел, наверное, спросить, есть ли поблизости учреждение, откуда можно было бы позвонить по телефону. Едва Володарский открыл рот, как незнакомец быстро сунул руку в карман пиджака и выхватил браунинг с заранее взведенным курком. Грохнул выстрел, затем еще один выстрел, еще... Наверное Сергеев сильно волновался, а может, сказалось долгое ожидание, но все пули, начиненные ядом кураре, прошли мимо цели. Володарский, бросив портфель, засунул руку в карман, чтобы достать револьвер. Ему удалось выхватить свой пистолет, но произвести выстрел он не успел. Террорист оказался проворнее. Приблизившись к комиссару, он всадил ему в грудь все оставшиеся в обойме пули. Володарский сделал шаг в сторону застывшего у автомобиля водителя и как подкошенный упал на землю. Несколько случайных прохожих бросились вдогонку за террористом. Однако их быстро остудила граната, брошенная убегавшим. Примерно через три минуты Володарский был уже мертв. Минут через пять подъехала автомашина с Зиновьевым, возвращавшимся с митинга на Обуховском заводе.
уже 22-го "Петроградская правда" в разделе хроники поместила извещение ЦК партии социалистов-революционеров: "Петроградское бюро ЦК ПСР заявляет, что ни одна из организаций партии к убийству комиссара по делам печати Володарского никакого отношения не имеет..." От убийства Володарского, не санкционированного ЦК, партия эсеров отмежевалась. На заседании Петроградского совета 22 июня 1918 года Зиновьев говорил: "Мы не знаем, кто убийца, но было бы желательно, чтобы из числа эсеров никто не присутствовал на погребении". Все ждали, что это убийство станет поводом для репрессий против инакомыслящих.
На траурном митинге ораторы требовали возмездия его убийцам. Никто не сомневался, что это дело рук эсеров. Ленин написал Зиновьеву: "Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает". Похороны Володарского все описывали в патетических выражениях. Газеты, которые еще несколько дней назад иронизировали по поводу нового верховного цензора, теперь изменили тон.
Вот что писала "Правда": "Еще с утра над городом повисли мрачные свинцовые тучи и льет непрекращающийся проливной дождь. Льет дождь и сливается со слезами горечи, злобы. Ибо плачет сегодня петроградский рабочий, провожая останки убитого вождя и трибуна своего. Тяжелую утрату понес питерский пролетариат. Он это ярко почувствовал и весь, как один, явился отдать последний долг Володарскому. Несмотря на проливной дождь, улицы с утра полны народом. Вокруг Таврического дворца сплошная масса рабочих и красноармейцев...
В Екатерининском зале, утопая в цветах, стоит гроб, окруженный почетным караулом. Из-за груды цветов выделяется почти не изменившееся лицо точно живого тов. Володарского с его характерной улыбкой. Беспрерывной чередой проходят мимо гроба сотни и тысячи рабочих, красноармейцев, женщин... Слышатся рыдания, клятвы.
Цветы и венки берутся с гроба на память. У Смольного гроб был положен на специальный катафалк, воздвигнутый на грузовом автомобиле. Гроб окружают видные партийные рабочие; процессия двинулась к Марсову полю. Огромное поле запружено народом в продолжение нескольких часов, несмотря на проливной дождь, поджидавшим прибытие процессии. Гроб ставится у могилы. Воцаряется жуткая тишина. Тихо проходят мимо бесчисленное количество рабочих делегаций, воинские части, конница, пехота и артиллерия. Вокруг могилы растет лес знамен.
При спуске гроба в могилу с Петропавловской крепости дан пушечный салют в 21 выстрел".
Пробольшевистская "Новая жизнь" писала: "Проклятие руке, поднявшейся против одного из видных вождей петроградского пролетариата! Перед свежим трупом погибшего на славном посту почтительно и скорбно преклоним головы!"
Семенову и его отряду после резких столкновений с членами ЦК предложено было тоже перебраться в Москву, где Семенов начал готовить покушения на Троцкого и Ленина. 6 июля убили комиссара Ярославского военного округа С.М. Нахимсона, а 30 августа 1918 года эсер Каннегисер застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого. Чтобы отвадить террористов от самой мысли о покушениях на жизнь видных большевиков, Зиновьев, руководствуясь ленинской запиской, распорядился ввести институт заложников с их немедленным расстрелом. В первый день "красного террора", объявленного после убийства Урицкого, в Петрограде было расстреляно 900 заложников. Половина из них, как утверждают, - за убийство первого из двоих Моисеев - Володарского. Одновременно в Алупке расстреляли 500 человек - из этого города приехала Фанни Каплан, ранившая Ленина в тот же самый день - 30 августа 1918 года.
Столкнувшись с таким радикальным средством борьбы большевиков с индивидуальным политическим террором, партия эсеров сразу же исключила покушения из своего арсенала. Григорий Семенов успел совершить несколько внушительных терактов, пока наконец не был арестован ЧК в октябре 1918 года. Он оказал при аресте вооруженное сопротивление и пытался бежать, ранив при этом нескольких чекистов. Ему предъявили обвинение в создании контрреволюционной организации, имевшей целью свержение Советской власти, шпионаже, использовании динамита, транспортировке бывших офицеров-белогвардейцев по ту сторону фронта. Сверх того, Семенов обвинялся в оказании вооруженного сопротивления при аресте. Всего этого перечня с избытком хватало для неминуемого расстрела. Участь Семенова сомнений не вызывала.
Однако Семенов, взвесив все шансы, понял, что спастись от расстрела он может, только предложив свои услуги ЧК. Он заявил о полном раскаянии и просил дать ему боевую работу, чтобы искупить прошлые грехи. В 1919 году, после нескольких месяцев отсидки, он выходит из тюрьмы уже как член РКП со специальным заданием работать в организации эсеров в качестве осведомителя. Этим покупалась амнистия и свобода. Заброшенный в 1920 году на территорию Польши, Семенов вместе с другими русскими был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Красной Армии. Все, кроме Семенова, были казнены. Он остался цел и, выдав себя за эсеровского активиста, вошел в доверие к Борису Савинкову. Получив от него деньги и инструкции, Семенов явился в Москву и заявил в ЧК, что Савинков поручил ему организовать покушение на Ленина. Затем выдал все - планы, деньги, явки, имена.
Заседание Верховного революционного трибунала ВЦИК РСФСР по обвинению правых эсеров в борьбе против Советской власти проходило с 8 июня по 7 августа 1922 года. Глубокого следствия, однако, не было. Председательствовал Г.Л. Пятаков. Обвинение представлял Н.В. Крыленко, защиту - Н.И. Бухарин. По решению трибунала 15 членов партии эсеров, в том числе Г.И. Семенов, были приговорены к расстрелу. Однако уже на следующий день после вынесения приговора решением Президиума ВЦИК всем осужденным смертная казнь была заменена тюремным заключением или… полным освобождением. По окончании суда Г.И. Семенов был отправлен в Крым для поправки здоровья. А затем вернулся к работе в разведке, причем переквалифицировался на промышленный шпионаж. Он занимался организацией кражи технологии производства вольфрама, необходимого для производства лампочек. Подлинные или мнимые организаторы убийства Володарского так и не понесли наказания.
Уже вскоре после похорон Володарского в печати развернулась кампания по увековечиванию его памяти. Мало кому известный партийный функционер стал символом уже не гонений на прессу, а мученичества за революцию. Его именем называли города, мосты и площади. Вышло несколько поэтических сборников, в которых рабочие-поэты помещали стихи, посвященные покойному. Исторический Литейный проспект был переименован в проспект Володарского, именем Володарского был назван поселок на юго-западной окраине города, множество улиц и населённых пунктов по всей стране.