Отрывок из кукушкиного гнезда.
"Дома она запирается в ванной, чтобы не видели, раздевается и трет распятием, которое висит на цепочке, по всему родимому пятну, тянущемся тонкой линией от угла рта вниз, по плечам и груди. Трет, и трет, и радует Богородицу до осатанения, а пятно остается. Она глядит в зеркало, видит, что пятно еще темнее, чем всегда. Наконец берет стальную щетку, какими соскребают краску с лодок, счищает пятно, надевает ночную рубашку на ободранную до крови кожу и заползает в постель.
В ней полно этого добра. Пока она спит, оно поднимается горлом в рот, вытекает из угла рта, как багровая слюна, и опять на ней, и она почему-то думает, что оно не изнутри - как можно? у нее, у честной католички? - и решает, что это от постоянной ночной работы среди таких людей, как я. Это наша вина, и она поквитается с нами, даже если это будет последним делом в ее жизни."
Как всё-таки Кизи тонко пишет, подбирает такие слова, что читаешь до ненависти, до страха и до любых других эмоций, доведённых до предела.
В ней полно этого добра. Пока она спит, оно поднимается горлом в рот, вытекает из угла рта, как багровая слюна, и опять на ней, и она почему-то думает, что оно не изнутри - как можно? у нее, у честной католички? - и решает, что это от постоянной ночной работы среди таких людей, как я. Это наша вина, и она поквитается с нами, даже если это будет последним делом в ее жизни."
Как всё-таки Кизи тонко пишет, подбирает такие слова, что читаешь до ненависти, до страха и до любых других эмоций, доведённых до предела.