Занимательная культурантропология
«Девятнадцатилетняя еврейка с откровенностью объяснила, почему все чрезвычайки находятся в руках евреев.
“Эти русские - мягкотелые славяне и постоянно говорят о прекращении террора и чрезвычаек, - говорила она мне. - Если только их пустить в чрезвычайки на видные посты, то все рухнет, начнется мягкотелость, славянское разгильдяйство и от террора ничего не останется. Мы, евреи, не даем пощады и знаем: как только прекратится террор, от коммунизма и коммунистов никакого следа не останется. Вот почему мы пускаем русских на какие угодно места, только не в чрезвычайку”. Так с государственностью Дантона рассуждала провинциальная еврейка-чекистка, отдавая себе полный отчет о том, на чем именно держится успех большевизма.
При всем моральном отвращении, вызываемом этой преждевременной шейлоковской жестокостью, я не мог с ней не согласиться, что не только русские девушки, но и русские мужчины-военные не смогли бы сравниться с нею в ее кровавом ремесле. Еврейская, вернее, общесемитская ассировавилонская жестокость была стержнем советского террора, и откровенное признание в том, что “мы, евреи, не пускаем русских в чрезвычайку”, - исторический факт, высказанный мне простодушно и самым естественным тоном. Судьбу этой еврейской девушки я не знаю, но знаю, что у нее хватило предусмотрительности скрыться вместе с большевиками при первых слухах о приходе белых, тогда как другие еврейки, не служившие в чрезвычайке (но коммунистки), остались и даже в царстве белых имели “женское еврейское общежитие” в прежнем помещении “еврейского женского коммунистического общежития”. Было уничтожено в вывеске одно только слово, все остальное осталось по-старому».
(Г.Н. Михайловский Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства 1914 - 1920. Т. 2)
“Эти русские - мягкотелые славяне и постоянно говорят о прекращении террора и чрезвычаек, - говорила она мне. - Если только их пустить в чрезвычайки на видные посты, то все рухнет, начнется мягкотелость, славянское разгильдяйство и от террора ничего не останется. Мы, евреи, не даем пощады и знаем: как только прекратится террор, от коммунизма и коммунистов никакого следа не останется. Вот почему мы пускаем русских на какие угодно места, только не в чрезвычайку”. Так с государственностью Дантона рассуждала провинциальная еврейка-чекистка, отдавая себе полный отчет о том, на чем именно держится успех большевизма.
При всем моральном отвращении, вызываемом этой преждевременной шейлоковской жестокостью, я не мог с ней не согласиться, что не только русские девушки, но и русские мужчины-военные не смогли бы сравниться с нею в ее кровавом ремесле. Еврейская, вернее, общесемитская ассировавилонская жестокость была стержнем советского террора, и откровенное признание в том, что “мы, евреи, не пускаем русских в чрезвычайку”, - исторический факт, высказанный мне простодушно и самым естественным тоном. Судьбу этой еврейской девушки я не знаю, но знаю, что у нее хватило предусмотрительности скрыться вместе с большевиками при первых слухах о приходе белых, тогда как другие еврейки, не служившие в чрезвычайке (но коммунистки), остались и даже в царстве белых имели “женское еврейское общежитие” в прежнем помещении “еврейского женского коммунистического общежития”. Было уничтожено в вывеске одно только слово, все остальное осталось по-старому».
(Г.Н. Михайловский Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства 1914 - 1920. Т. 2)