Мои корни
Моё детство прошло в городке, о котором знаменитый писатель Акунин в своём романе написал нежнейшие слова:
,,Параша, а не город: тринадцать шахт, двадцать винных лабазов, две туберкулёзных больницы, четыре кладбища и сорок тысяч уродов, быдла, которому больше деваться некуда.,,
Вы поняли уже - у меня было прекрасное детство!
* ,,Ёкабака!,, - это не мат, это сильное эмоциональное восклицание
(мать просто дала мне не остуженное молоко, я хватанул его через соску и заорал на всю Сибирь своё первое в жизни слово. Фактически это тоже самое, что ,,Мать моя! Горячо же!,, но только с учётом ассоциативных абераций)
Батя у меня - шахтёр
это он на отпуске в нашем Крыму.
Не в том уродливом русском Крыму, который ,,КРЫМ НАШ!,, , и не в том уёбище, в котором его превратили в своё время хохлы-нацисты. Я своими глазами видел нищету и руины прекрассного полуострова, после того, когда он был нашим - ОБЩИМ - уютным местом для отдыха и приятных встреч двух родных по крови народов.
Батя хватал меня, брата и мать, и тащил смотреть свет везде - Крым, Алма-ата, Ленинград, Москву…
Нет, Москва пошла в жопу, с неё началось текущее дермище самоопределения толчков.
Батя возил нас на супер солёное озеро Сватиково, где можно было лежать поплавком, как на Мёртвом израильском море, и есть на пузе таёжную землянику, сорванную по дороге в величественных Саянах.
Возил на озеро Идкуль с такой чистой водой, что с надувной лодки видно, как на глубине пятиэтажного дома к твоему червяку подплывает мелкий полуметровый окунь, а ты картинку прекрасно видишь и отводишь червяка от носа мелочи и подталкиваешь его к мордище окуня, который влезет только в кастрюлю для акул.
Мы всегда путешествовали. Ездили смотреть то огромные хакасские курганы, то Саяно-Шушенскую ГЭС, превосходящую пирамиду Хеопса по обьёмам, площадям и впечатлениям так, как праздничная газета к Новому Году превосходит почтовую марку в честь съезда прелюбодеев.
Возил на охоту на уток, после которой мать, один раз сооблазнившись, поехала тоже, вернулась домой и произнесла:
,,Видала я вашу охоту в гробу и белых тапочках! Больше не поеду! Там такие комары, бе!,,
А нам мужикам большим и маленьким комары что? - подумаешь плечо опускается от севшего на тебя сибирского комара, словно на плечо к тебе забралась полутонная собака Баскервилей. Фигня конечно. Дашь комару по хоботу, и снова - руки за голову и глаза в небо, чёрное, как грех, не засвеченное в степи городскими лампочками, усыпанное яркими звёздами.
А возвращались в город - сразу играть на гаражи, прыгать с жестянной крыши на жестянную крышу до тех пор, пока кто-нибудь не скосолапит и не распорет себе об жестянной угол бедро кровавым лампасом.
Это сейчас у меня фазенда с видом на замок какого-то ничем не примечательного королька
А в городе детства окно моей детской комнаты выходило на классный домик. Это была общага московских зеков и зечек, досиживающих свой срок в сибирской ойкумене.
Я сижу за столом, делаю домашнее задание - учу арифметику, а в общаге передо мной простоянно кто-то вываливается из окон, от перепою или от зуботычины, постоянно кто-то поёт Высоцкого, пьёт из горла борматуху с таким олимпийским результатом, что бутылки вылетают из окна с пулемётной скоростью и феерично разлетаются об асфальт. Кто-то кого-то постоянно посылает на созвездие из трёх букв, душит, режет, бьёт по голове тяжёлой книжкой - ,,Программой построения коммунизма в одной отдельно взятой стране.,, Вобщем веселится, как умеет. Моя же скучная беби-арифметика превращается в увлекательный экшн, интересней всех доступных мне теперь Гранд-опера, Метрополитен-Опера и Больших Театров театров вместе взятых.
Дело не только в бесплатных шоу цирка уродцев, дело и в бесплатных стимуляциях нормального, счастливого детства.
Какие Великие Люди меня окружали и как они грамотно использовали мои детские страстишки!
Владимир Иванович - учитель рисования, к которому я попал после того, как уже не осталось гаражей разрисованных мной эффектными чувихами. По крайней мере мне тогда казалось, что сиськи у эффектных чувих что надо!
Владимир Иванович научил меня всему - рисовать правильно сиськи, пить водку так, чтобы на следующий день не заниматься одним единственным - блевать ,,Слезой комсомолки,,.
Научил заниматься любовью с реальными чиками, отдав мне одну из своих для старта. Точнее - перепоручив по профсоюзной линии ответственному товарищу.
Ты, ,,московский офисный планктон,, быть можешь скажешь мне, что нихера это никакая не мудрая политика ЦК КПСС, только я тебе отвечу, повторяя слова своего деда:
,,Чтобы чётко впаивать дно в жестянку по жизни, мелкий, тебе надо каждый день научиться съедать четырнадцать граммов грязи.,,
Я понял дефиницию конечно позже - повзрослев.
Дедова ,,грязь,, ведь это ньютоновский бином между красивым падением зека из окна общаги и только что прочитанным мной определением древне греческого Икара в ,,БСЭ,, (,,Большая Советская Энциклопедия,, родителей)
Быть может ты знаешь Аристотеля, Спинозу, философский факультет Московского Государственного Университета, но ты не знаешь дяду Сашу, который каждый раз решал мои очередные проблемки единственно верным оптимумом:
,, Если над головой светят звёзды, значит у тебя спёрли палатку. Не кумекай, как лохушка, а действуй, мелкий, - сразу ищи стог сена. ,,
А тётю Веру впомнить. Тётя Вера улубалась всегда. И не потому, что она дура, нет она просто принимала мир таким, какой он есть - естественные во всех проявлениях концептуальные построения. А коли они естественные, а не силком навязываемая нацисткая говляшка на подошву братьям-украинцам - что бы им тогда не улыбаться, спрашивается?
Мои корни - люди всех кровей - русской, украинской, татаро-монгольской - мама-папа, дяди-тёти, интернациональная природа-погода щедрая по сибирски, весь антураж с разноцветной краской под ногтями и сделали из меня художника рисующего кошек на фоне сисечных облаков
Ибо это самодостаточно, поверь.
И не только мне.
Ты видел когда-нибудь где-нибудь художников, которые бастуют?
Все бастуют.
Шахтёры стучат касками об асфальт перед министерством, зубные техники с плакатами по кругу ходят - требуют своё, тяжело дыша, педики с гомиками колбасятся за гей-фестиваль по Тверской, одним художникам пофигу - еле концы с концами сводят, зато весело еле концы с концами сводят.
И разнообразно по куражам, посылам и образам, что важно.
Точно так, как и пропрограммировано на дальнейшее моим разнообразным счастливым детством.
,,Надевая на очки инородные глаза, разглядишь в себе самом миров дальних образа.,, - фрагмент моего стишка на другую тему.
Эй, искусствоведение, эй искусствоведы-зануды! Ответьте наконец - ну почему мы художники такие повадливые до искусства?
Давайте-ка выпьем за него! Наливай, дзинь-дзинь, глюк-глюк!
,,Параша, а не город: тринадцать шахт, двадцать винных лабазов, две туберкулёзных больницы, четыре кладбища и сорок тысяч уродов, быдла, которому больше деваться некуда.,,
Вы поняли уже - у меня было прекрасное детство!
* ,,Ёкабака!,, - это не мат, это сильное эмоциональное восклицание
(мать просто дала мне не остуженное молоко, я хватанул его через соску и заорал на всю Сибирь своё первое в жизни слово. Фактически это тоже самое, что ,,Мать моя! Горячо же!,, но только с учётом ассоциативных абераций)
Батя у меня - шахтёр
это он на отпуске в нашем Крыму.
Не в том уродливом русском Крыму, который ,,КРЫМ НАШ!,, , и не в том уёбище, в котором его превратили в своё время хохлы-нацисты. Я своими глазами видел нищету и руины прекрассного полуострова, после того, когда он был нашим - ОБЩИМ - уютным местом для отдыха и приятных встреч двух родных по крови народов.
Батя хватал меня, брата и мать, и тащил смотреть свет везде - Крым, Алма-ата, Ленинград, Москву…
Нет, Москва пошла в жопу, с неё началось текущее дермище самоопределения толчков.
Батя возил нас на супер солёное озеро Сватиково, где можно было лежать поплавком, как на Мёртвом израильском море, и есть на пузе таёжную землянику, сорванную по дороге в величественных Саянах.
Возил на озеро Идкуль с такой чистой водой, что с надувной лодки видно, как на глубине пятиэтажного дома к твоему червяку подплывает мелкий полуметровый окунь, а ты картинку прекрасно видишь и отводишь червяка от носа мелочи и подталкиваешь его к мордище окуня, который влезет только в кастрюлю для акул.
Мы всегда путешествовали. Ездили смотреть то огромные хакасские курганы, то Саяно-Шушенскую ГЭС, превосходящую пирамиду Хеопса по обьёмам, площадям и впечатлениям так, как праздничная газета к Новому Году превосходит почтовую марку в честь съезда прелюбодеев.
Возил на охоту на уток, после которой мать, один раз сооблазнившись, поехала тоже, вернулась домой и произнесла:
,,Видала я вашу охоту в гробу и белых тапочках! Больше не поеду! Там такие комары, бе!,,
А нам мужикам большим и маленьким комары что? - подумаешь плечо опускается от севшего на тебя сибирского комара, словно на плечо к тебе забралась полутонная собака Баскервилей. Фигня конечно. Дашь комару по хоботу, и снова - руки за голову и глаза в небо, чёрное, как грех, не засвеченное в степи городскими лампочками, усыпанное яркими звёздами.
А возвращались в город - сразу играть на гаражи, прыгать с жестянной крыши на жестянную крышу до тех пор, пока кто-нибудь не скосолапит и не распорет себе об жестянной угол бедро кровавым лампасом.
Это сейчас у меня фазенда с видом на замок какого-то ничем не примечательного королька
А в городе детства окно моей детской комнаты выходило на классный домик. Это была общага московских зеков и зечек, досиживающих свой срок в сибирской ойкумене.
Я сижу за столом, делаю домашнее задание - учу арифметику, а в общаге передо мной простоянно кто-то вываливается из окон, от перепою или от зуботычины, постоянно кто-то поёт Высоцкого, пьёт из горла борматуху с таким олимпийским результатом, что бутылки вылетают из окна с пулемётной скоростью и феерично разлетаются об асфальт. Кто-то кого-то постоянно посылает на созвездие из трёх букв, душит, режет, бьёт по голове тяжёлой книжкой - ,,Программой построения коммунизма в одной отдельно взятой стране.,, Вобщем веселится, как умеет. Моя же скучная беби-арифметика превращается в увлекательный экшн, интересней всех доступных мне теперь Гранд-опера, Метрополитен-Опера и Больших Театров театров вместе взятых.
Дело не только в бесплатных шоу цирка уродцев, дело и в бесплатных стимуляциях нормального, счастливого детства.
Какие Великие Люди меня окружали и как они грамотно использовали мои детские страстишки!
Владимир Иванович - учитель рисования, к которому я попал после того, как уже не осталось гаражей разрисованных мной эффектными чувихами. По крайней мере мне тогда казалось, что сиськи у эффектных чувих что надо!
Владимир Иванович научил меня всему - рисовать правильно сиськи, пить водку так, чтобы на следующий день не заниматься одним единственным - блевать ,,Слезой комсомолки,,.
Научил заниматься любовью с реальными чиками, отдав мне одну из своих для старта. Точнее - перепоручив по профсоюзной линии ответственному товарищу.
Ты, ,,московский офисный планктон,, быть можешь скажешь мне, что нихера это никакая не мудрая политика ЦК КПСС, только я тебе отвечу, повторяя слова своего деда:
,,Чтобы чётко впаивать дно в жестянку по жизни, мелкий, тебе надо каждый день научиться съедать четырнадцать граммов грязи.,,
Я понял дефиницию конечно позже - повзрослев.
Дедова ,,грязь,, ведь это ньютоновский бином между красивым падением зека из окна общаги и только что прочитанным мной определением древне греческого Икара в ,,БСЭ,, (,,Большая Советская Энциклопедия,, родителей)
Быть может ты знаешь Аристотеля, Спинозу, философский факультет Московского Государственного Университета, но ты не знаешь дяду Сашу, который каждый раз решал мои очередные проблемки единственно верным оптимумом:
,, Если над головой светят звёзды, значит у тебя спёрли палатку. Не кумекай, как лохушка, а действуй, мелкий, - сразу ищи стог сена. ,,
А тётю Веру впомнить. Тётя Вера улубалась всегда. И не потому, что она дура, нет она просто принимала мир таким, какой он есть - естественные во всех проявлениях концептуальные построения. А коли они естественные, а не силком навязываемая нацисткая говляшка на подошву братьям-украинцам - что бы им тогда не улыбаться, спрашивается?
Мои корни - люди всех кровей - русской, украинской, татаро-монгольской - мама-папа, дяди-тёти, интернациональная природа-погода щедрая по сибирски, весь антураж с разноцветной краской под ногтями и сделали из меня художника рисующего кошек на фоне сисечных облаков
Ибо это самодостаточно, поверь.
И не только мне.
Ты видел когда-нибудь где-нибудь художников, которые бастуют?
Все бастуют.
Шахтёры стучат касками об асфальт перед министерством, зубные техники с плакатами по кругу ходят - требуют своё, тяжело дыша, педики с гомиками колбасятся за гей-фестиваль по Тверской, одним художникам пофигу - еле концы с концами сводят, зато весело еле концы с концами сводят.
И разнообразно по куражам, посылам и образам, что важно.
Точно так, как и пропрограммировано на дальнейшее моим разнообразным счастливым детством.
,,Надевая на очки инородные глаза, разглядишь в себе самом миров дальних образа.,, - фрагмент моего стишка на другую тему.
Эй, искусствоведение, эй искусствоведы-зануды! Ответьте наконец - ну почему мы художники такие повадливые до искусства?
Давайте-ка выпьем за него! Наливай, дзинь-дзинь, глюк-глюк!