итак, я жил тогда в деревне
За городом благорастворение воздухов и повсюду, куда ни глянь, сущая Обломовка. Котов в доме всего два, но кажется, что они лежат на всех пустующих поверхностях. Выйдешь на лестницу - там кот показывает тебе в зевке розовую пасть и томно интересуется, не звала ли еще часом Глашка-кривая к ужину и что нонче подавать будут. Вернешься в комнату - там другой, и спит так, что если бы Платон увидел его в такой позе, сказал бы, что это вот и есть эйдос сна.
- Полноте, господа, нельзя же так, - взываешь к котам (не без зависти, конечно - им-то в понедельник не надо отправлять редактору очередной перевод). - Надобно дело делать, - неуверенно произносишь ты и сам чувствуешь неуместность чеховской фразы в этом гипертексте Гончарова, и даже кукушка на опушке леса, который начинается сразу за твоей калиткой, долго сокрушается о твоем психическом и моральном здоровье: ты, дескать, брат, совсем ку-ку, работать в такой день.
Пытаясь воздействовать на обленившуюся плоть хотя бы изнутри, запихиваешь в себя перловку, политую соевым соусом, и садишься за перевод. Неодобрение в голосе кукушки крепчает, коты сонно переворачиваются на другой бок, и ты окончательно выпадаешь из сюжета. Ступай себе к Чернышевскому, задрыга, там и наслаждайся трудом, а у нас тут благодать, как и было сказано.
- Полноте, господа, нельзя же так, - взываешь к котам (не без зависти, конечно - им-то в понедельник не надо отправлять редактору очередной перевод). - Надобно дело делать, - неуверенно произносишь ты и сам чувствуешь неуместность чеховской фразы в этом гипертексте Гончарова, и даже кукушка на опушке леса, который начинается сразу за твоей калиткой, долго сокрушается о твоем психическом и моральном здоровье: ты, дескать, брат, совсем ку-ку, работать в такой день.
Пытаясь воздействовать на обленившуюся плоть хотя бы изнутри, запихиваешь в себя перловку, политую соевым соусом, и садишься за перевод. Неодобрение в голосе кукушки крепчает, коты сонно переворачиваются на другой бок, и ты окончательно выпадаешь из сюжета. Ступай себе к Чернышевскому, задрыга, там и наслаждайся трудом, а у нас тут благодать, как и было сказано.