Пионерлаг - еще глава (два)
Продолжение раздела "Пионерия" Главы "Мои Universities". Начало - здесь.
Именно для этого дня пионеры привозили с собой на отдых, кроме обязательного красного галстука, парадную пионерскую форму: для мальчиков это были черные или темно-синие брюки или шорты, для девочек - юбка, и для всех - белая рубашка с желто-красной нашивкой на рукаве (эмблема пионерии - звезда и костер, кажется). На торжественную линейку следовало являться при полном параде, поэтому гладили галстуки и все остальное при необходимости в специальной комнате в хозблоке, суетились, сдували пылинки... наконец, лагерь строился на центральной линейке в каре.
Здесь я вынужден фактически прервать повествование, потому что, к стыду своему, забыл подробный распорядок этого мероприятия - открытия лагеря! А ведь раньше помнил, ей-ей, помнил! Конечно, сегодня, когда с той поры минуло уже почти четверть века, неудивительно это - забыть подробности, но вот когда тот кусок моей жизни был всего-то годах в пяти-семи от меня, то есть в начале учебы моей в университете - я помнил больше. Как-то раз моя тогдашняя девушка, в будущем первая жена, студентка педагогического отделения нашего факультета, пришла ко мне в печали - говорит, по педагогике дали задание: написать сценарий детского праздника или там мероприятия какого, а я даже и ума не дам, что писать. Мероприятия, задумался я... А что ж, говорю, это можно. Посадил ее за свой письменный стол, сам улегся на диван (не удержался от шикарного жеста, пижон!), сказал - пиши! И принялся диктовать:
- Мероприятие: торжественное открытие пионерского лагеря....
Вы не поверите - я надиктовал ей самый настоящий сценарий, работа была сделана, сдана и хорошо оценена. Еще бы - отстоять и отшагать почти десяток таких, блин, мероприятий... Сегодня, спустя почти двадцать пять лет, я помню только, что гвоздем программы было, конечно, поднятие флага, которое потом повторялось ежеутренне, ну а потом - маршировка с песней.
После открытия лагеря начинался, собственно, отдых. Интересно, что мы сами никогда не говорили - "отдыхать в лагере". Всегда - "быть". Я не сомневаюсь, что многие мои товарищи воспринимали жизнь в лагере совсем не так, как я, возможно, большинство из них смотрело на происходящее более оптимистично, но некое усредненное настроение вовсе не было розовым.
Из чего же состоял без малого месяц жизни (поток был порядка 25-28 дней) в пионерлагере? Об этом можно было узнать на одном из стендов на главной аллее. На белой доске, расчерченной на клетки, был изображен календарь текущего месяца, и на него нанесены грядущие мероприятия.
День Нептуна. Если в лагере работал бассейн - проводился там, если нет - шли на реку или в соседний лагерь. Что это за праздник - ясно из названия. Купания, бросания в воду и так далее. Несбыточная мечта любого пионера - посмотреть, как в воду неожидано сбросят директора лагеря. Но это скорее из области фольклора.
День дружбы народов. Если я правильно помню, каждый отряд выбирал себе какую-либо народность из тех, что составляли «семью народов» СССР, и готовил какую-то самодеятельность по теме.
День рождения - о, вот это вам будет интересно! Что же это за праздник? Это - когда из всего потока выбирались именинники, то есть дети, день рождения которых выпадал на текущий месяц, и для них в столовой устраивалось угощение - торт специальный большой готовили, еще чего-то... А что же остальные, спросите вы? Отвечу - а ничего. Остальные пионеры в этом празднике участия не принимали. Угощение это устраивалось между приемами пищи, и в столовую пускали только именинников, а остальные, если уж совсем делать было нечего, могли смотреть на праздник жизни сквозь стекла окон (представили себе эти расплющенные носы и жадные глазенки? Ну вот.). Но один раз мне удалось попробовать именинниковского торта, несмотря на то, что день рождения у меня в январе и полноценное участие в этом празднике мне не светило никогда. Дело в том, что один из моих товарищей по отряду относился к особой касте пионеров - он был сын одной из работниц лагеря. По привычке своей забегать в скобки, прячась от основной линии повествования, скажу, что такие дети отличались от обычных тем, что в отряде у них не было тумбочки - как ни странно, это выглядело своего рода привилегией. Все-таки подсознательно, я полагаю, от разлуки с родителями страдало большинство "отдыхающих", и сознание того, что у твоего товарища мама все время здесь (работники ведь жили в лагере, как и мы, только в отдельных комнатах) поднимало его в твоих глазах на недосягаемую высоту. Так вот, одному такому товарищу мама, работавшая в столовой, урвала кусок праздника, то есть торта, а он, добрая душа, поделился с другом, то есть со мной.
Русский праздник - сейчас бы я сказал, что это был праздник, посвященный богатой истории, традициям и культуре народа, играющего державообразующую роль в дружной семье советских народов, а именно - русского. Не знаю, проводятся ли такие праздники в теперешних "детских лагерях отдыха", но мне кажется, почвенники и русофилы были бы довольны подобным мероприятием. Мне с этих Русских дней запомнилось, что кормили в столовой особенно хорошо, по-праздничному, и всех, а не как на День рождения, и всегда пекли так называемые "булочки домашние" - сдобные булки с изюмом. О, это был деликатес! Почему-то особым кайфом считалось не съесть эту булку в столовой, а вынести ее, расплющить в блин, сев на нее собственным задом (у вас еще аппетит не пропал?), а потом медленно, с чувством, кушать получившийся блин, отколупывая от него по кусочку...
Кроме того, устраивались различные спартакиады и соревнования, а если поток был первый, июньский, то рано утром 22 июня нас поднимали и вели в лес, туда, где был памятник погибшим воинам, и там проходила траурная линейка, посвященная началу Великой Отечественной войны.
Еще отряды дежурили по очереди по лагерю. День, когда твой отряд дежурил, получался суетный, но все зависело от того, на какой пост ты попадешь. Можно было попасть на ворота (хочется сказать по-армейски - в караул, но в пионерлагерях так не говорили, называли просто - дежурство на воротах), но, конечно, зависело от того, на какие - Центральные или Малые. И на тех и на других была такая привилегия, что дежурные с ворот не ходили в этот день на тихий час, и это наполняло их сердца гордостью, но на Центральных дежурство было неспокойным - туда постоянно кто-то приходил, и нужно было идти искать кого-то из взрослых, чтобы тот проверил, можно ли данного человека пускать в лагерь. А вот на Малых была сущая благодать - там почти никто не появлялся, и дежурить на них было - одно удовольствие. Еще лучше было попасть дежурным по пионерской комнате - было такое сакральное место в лагере. Там хранились пионерские атрибуты - несколько больших знамен, маленькие отрядные знамена (кстати, в одном из потоков меня назначили знаменосцем отряда, и я был страшно горд - стоял с флагом на линейке каждое утро, шел в пионерскую комнату до линейки его забрать и после - вернуть на место... гордая была служба!), горны, барабаны и прочее. Так вот, дежурному по пионерской комнате всего-то и надо было - быть в этой комнате целый день, и больше никаких обязанностей.
Хуже было попасть в команду, которая дежурила в столовой, вот там была настоящая работа - расставлять еду на столы, потом убирать... Столовская команда порой оставалась работать даже после отбоя - надо же было вымыть пол в огромном зале! Но зато, особенно вечером, можно было подкормиться чем-нибудь вкусненьким (например, дополнительная порция запеканки со сгущеным молоком - плохо ли? Опять же, когда разносишь такие порции для всего лагеря, можно незаметно пальцем подтек сгущенки подобрать - а порций-то много, и на всех подтеки... красота!).
Как правило, из отдежурившего отряда начальство на следующий день выбирало двух-трех человек, трудившихся наиболее ударно, и именно им доверялась честь подъема флага на утренней линейке. Дабы поделить честь на всех, они, толпясь у мачты, все вместе тянули за один шнур...
Ежеутренним мероприятием была и уборка территории. К отряду относилось все, что было вокруг корпуса - дорожки, газоны... Всю эту территорию надлежало обойти по утренней росе, собирая голыми руками мусор: всяческие огрызки, бычки (особенно если территория уборки была близка к хозблоку, где и обитали взрослые производители окурков), бумажки от конфет... Кстати, вы знаете, что полупрозрачная обертка от советской карамельки - прекрасная переводилка? Намочите ее и, разглаживая, прилепите на ровную поверхность - да хотя бы на окрашенный бетонный столб, каких полно в любом лагере. Когда фантик высохнет и отпадет, на его месте отпечатается бледный, но все же хорошо различимый рисунок.
Еще немного о быте - камера хранения. Это в точности то самое, что в лагере зовется «каптерка личных вещей» - по крайней мере, по Солженицыну. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» встречаем фразу: «Или тебе за продуктами своими в каптерку надо, а я с тобой зачем пойду?». Именно за продуктами, и именно - незачем ходить, незачем! О наличии камеры хранения проницательный читатель, наверное, уже и сам догадался: помните чемодан с наклейками на внутренней стороне крышки, с которым незадачливый автор приехал в лагерь? И где ж его держать-то - в тесной разве палате, в крошечной тумбочке? Нет, конечно - в камере хранения. В лагере «Дон» для этих целей служил маленький домик у забора, внутри стеллажи по стенам, а на них - заветные чемоданы. В чемоданах же, кроме бельишка немудрящего, непортящиеся вкусности из дома, печеньки да сухарики, а то и конфеты. Потому и было каждое свидание с чемоданом приятным и волнующим. А еще в камере хранения было темно и прохладно, и пахло кожзаменителем и еще много чем разным, чем пахнут чемоданы - дорогой, путешествиями... Камерой заведовала тетечка, открывала ее в положенные часы, и только тогда можно было туда попасть.
А как же было в лагере с настоящим народным творчеством, изобретательностью, смекалкой? Хорошо было со смекалкой, товарищи, свидетельствую! Например, изготовление трафаретов. Знаете ли вы, что такое трафарет? Сперва на обычном тетрадном листе выполняется рисунок - от самой простой эмблемы Адидас (или ее клона - прямоугольная корона с шариками над острыми вершинами) до сложнейшего рисунка с множеством деталей - голова индейца в профиль. Затем по контурам производится вырезка - и трафарет готов. Теперь нам нужна майка темного цвета и зубная паста. Дальнейшее понятно - картинка переносится на майку с помощью пасты и высушивается. Естественно, после стирки рисунок сходил почти полностью, но как здорово было носить такую майку с выцветшим трафаретом уже дома, во дворе, как знак принадлежности к некоему ордену побывавших там...
И еще вспоминается, как я теперь понимаю, чисто тюремная, из настоящих лагерей пришедшая игра - веревочки. Я могу ошибиться в названии, но помню, как это выглядело - из обычной длинной нити или бечевки, завязаной в кольцо, на растопыренных пальцах обеих рук умельцы-кудесники плели замысловатые узоры, которые переходили один в другой вращением пальцев. Я научился и до сих пор могу воспроизвести самый простенький, на два пальца всего лишь, фокус-трюк с веревочкой. Когда мы с вами встретимся за рюмочкой сухого красного, я вам непременно покажу, вы только напомните...
И, наконец, регулярные официальные развлечения - это кино и танцы, которые бывали в лагере через день. Вообще центром культурной жизни любого лагеря был клуб - огромное помещение с рядами скамеек без спинок, на сцене обязательно присутствовал какой-нибудь полуубитый инструмент типа пианино, сзади зрительного зала располагалась святая святых - будка киномеханика, она же - радиоузел, потому что со стороны будки, на улице, впритык к клубу располагалась танцплощадка.
Танцы были, насколько я понимаю, большой головной болью для начальства, потому что сами по себе создавали нездоровую атмосферу сексуальной заинтересованности (для старших отрядов, разумеется), да еще привлекали "местных" с округи. "Местные" - такие же пацаны и девчонки, живущие или отдыхающие на дачах в окрестных пригородных поселках, но сам факт их свободы, непринадлежности к коллективу лагеря, ставил их на совершенно особенный пьедестал. Они появлялись из полутьмы летнего вечера - независимые, загорелые, казалось, даже одетые как-то по-другому (последнее, конечно, было явным оптическим обманом). На саму танцплощадку они не поднимались, а крутились вокруг, но - о чудо! - они не боялись ни вожатых, ни воспиталок, ни даже нашего лагерного мента, по случаю тревожного вечера одевшего свою форму, они в открытую покуривали, нецензурно выражались... Конечно, мы их боялись - пацаны казались ужасно сильными и агрессивными, а девчонки - недоступными для нас, но совершенно развратными для своих приятелей (не знаю, за что молва награждала внелагерных пионерок такими качествами, но говорили, например, что если у "местной" девчонки на куртке наколоты английские булавки, то сколько этих булавок - то столько раз она того... слово "трахаться" мы тогда не употребляли, говорили как есть, матом, а ежели кто сильно культурный был, то - "е-е").
Киносеансы, разумеется, проходили спокойнее, клуб наполнялся отрядами, младшие садились ближе, старшие - дальше (пол в клубе был без наклона, это вам не театр, поэтому ежели высокий - сядь сзади и не засть! На эту тему, кстати, существовал ряд ярких фольклорных выражений: "Не стеклянный!", "У тебя че, мама на стеклянном заводе работает?"), и на экране оживала картинка. Фильмы были в основном старые, черно-белые, патриотической и революционной тематики (иногда, правда, баловали и приключениями - "Человека-амфибию" я посмотрел именно в лагере, помню и "Сломанную подкову") - но в том возрасте и, главное, в той обстановке любой фильм смотрелся с непередаваемым удовольствием. В данном случае кино, как никогда, выполняло свою функцию "фабрики грез" - оно помогало вырваться хотя бы на полтора часа из этого осточертевшего лагеря с его "отдыхом", забыть о вожатых и "борзых" пацанах из соседней палаты, и раствориться в "войнушке" вместе с партизанами, или с красноармейцами ловить басмачей...
Последний день в лагере тоже обставлялся торжественно, и ночь накануне была ночью маскарада (очень похоже празднуется в сегодняшнем Израиле Пурим). Но тут я вновь вынужден расписаться в практически полной беспомощности в плане свидетельства - я не участвовал НИ В ОДНОМ маскараде. Да, следует признать, что всякий раз мне удавалось уговорить родителей забрать меня хоть на неделю, хоть на несколько дней, но раньше окончания потока, а один раз я уехал прямо в вечер маскарада, уже намазав чем-то там лицо. И пару раз бывало так, что я банальным образом заболевал, и тогда отъезд был совершенно официальным. Поэтому про последний день потока могу сказать только одно - именно в ночь накануне традиция предписывала в обязательном порядке мазать зубной пастой спящих товарищей (что в течение потока проделывали тоже, но редко). Считалось, что нельзя для этой цели использовать болгарские "Поморин" и "Мэри" - типа будет раздражение на коже, но я полагаю, это одно из заблуждений.
Несколько слов о палатах. Почему-то комнаты, в которых жили пионеры, назывались именно этим больничным словом, тогда как помещение для больных - тюремным термином "изолятор". В палатах кирпичных корпусов лагерей "Дон" и "Маяк" помещалось человек 15: два ряда кроватей у стен, головами к стене, ногами в проход. Иногда ставили одну-две кровати в проходе, тогда бывало совсем тесно. Тумбочки размещались не в палатах, а в коридоре корпуса.
Застилание постелей рассматривалось, судя по всему, как один из элементов воспитания, поэтому простой "опрятности" было недостаточно. В начале каждого потока до пионеров доводился способ застилки кровати (отмечу странность - способов было несколько, и менялись они в пределах одного лагеря от сезона к сезону, а может быть, и от потока к потоку. Смысл этих изменений от меня скрыт, а равно как и источник их - ну вот кто это придумывал? Директор ли собирал коллектив и говорил - так, в этом потоке заправляем кровати "конвертом"?! Или приходила откуда-нибудь сверху инструкция в запечатаном пакете? Тайна сия велика есть...). Застилать можно было таким образом, что вторая простынь, подложенная под одеяло, образовывала две продольные полосы по бокам. Это было довольно сложно. Более простой способ - когда вторая простыня складывается на манер шинели-"скатки" и укладывается поверх одеяла наискосок или поперек, как бы перечеркивая его. Концы "скатки" заправляются под одеяло. Подушку было велено класть поверх одеяла либо обычным способом, либо ставить ее "на попа", уголком вверх. Да, самое главное - перед застилкой постели следовало смахнуть песок с первой простыни.
Излишне говорить, что внутренний распорядок запрещал в часы бодрствования находиться в палате, и тем более - лежать или сидеть на постели. Послабление давалось только в дождливые дни.
И еще немного о быте - туалеты. В лагере было несколько каменных домиков на два входа каждый - М и Ж. В первом от входа помещении была умывальня - обычные раковины и краны, вода, естественно, только холодная. В следующей комнате - туалет. Унитазов, конечно, не было - просто на постаменте дырка в полу, а вокруг нее - рифленый металл для подошв, чтоб не скользило. Иногда дырки разделялись перегородками, но никаких дверц не предусматривалось. В целях дезинфекции туалеты обильно посыпались порошком хлорки, и по утрам дышать там было затруднительно.
Некоторой проблемой было отправление естественных надобностей ночью. Из корпуса выходить не разрешалось - его попросту запирали. В палату ставили таз, в него и писали. Иногда (зависело от потока, точнее, от вожатых и воспиталок) тазы ставили в коридоре, и тогда главное было - не попасться на глаза девчонкам из соседних палат, ведь их тазы стояли там же... По утрам тазы выносили дежурные по палате.
Заканчивая тему пионерских лагерей, вернее, того, как я их увидел и почувствовал в свое время, хочу рассказать еще одну историю, которая, как мне кажется, тоже ярко характеризует и отношения в среде пионеров, и отношение педагогов к пионерам... Случился этот эпизод (да, это всего лишь эпизод) в лагере "Маяк". Около нашего корпуса росла плакучая ива, и ребята приобрели очень скверную привычку обдирать с нее листья - если сжать пальцами ветку и провести по ней до конца, то все листочки отрывались, и получался прут, его можно было даже отломать... Ива принялась лысеть, воспитательница это дело заметила и строго-настрого запретила обдирать листья под угрозой наказания. Знаете, в чем было наказание? Потеряйтесь-ка в догадках, а я пока чаю заварю, а потом мы вместе посмотрим, хватило ли вашей фантазии на то, что сделала дипломированный педагог.
Ну вот, я готов продолжать. Не знаю, какое бы вы придумали наказание для пионеров, наносящих ущерб природе, но наша воспитательница сказала следующее (внимание!) - кого, говорит, застану за срыванием листочков, тому столько же волос из головы вырву, сколько он листиков сорвал! Ага, пробрало?! Нас тоже. По идее, перестать бы обдирать несчастное дерево да не злить скорбную умом воспиталку. Собственно, так и поступили, но некоторым особо ретивым пацанам запала в душу возможность официально, не нарушая режима, поиздеваться над ближним своим. И стали они ждать, и дождались - скромный и тихий, совершенно неборзый пацан по имени Артур, задумавшись и забыв об угрозах, дернул за веточку. И был пойман своими же товарищами. И радостно отведен к воспиталке. И сказано было - вот, он сорвал шестнадцать листиков и подлежит наказанию. И сказала воспиталка - да будет так. И вырвали у Артура из шевелюры шестнадцать волосков.
Я с особенным удовольствием привожу фотографию того потока в "Маяке" - вот та воспитательница, вот мои товарищи по потоку, а вот и Артур. И подписываюсь своим честным именем под тем, что вся эта история - правда.
Лагерь «Маяк», г. Воронеж, 1981(?) год. Под номером 1 - автор, 2 - Артур,
3 - воспитательница отряда.
продолжение следует
Именно для этого дня пионеры привозили с собой на отдых, кроме обязательного красного галстука, парадную пионерскую форму: для мальчиков это были черные или темно-синие брюки или шорты, для девочек - юбка, и для всех - белая рубашка с желто-красной нашивкой на рукаве (эмблема пионерии - звезда и костер, кажется). На торжественную линейку следовало являться при полном параде, поэтому гладили галстуки и все остальное при необходимости в специальной комнате в хозблоке, суетились, сдували пылинки... наконец, лагерь строился на центральной линейке в каре.
Здесь я вынужден фактически прервать повествование, потому что, к стыду своему, забыл подробный распорядок этого мероприятия - открытия лагеря! А ведь раньше помнил, ей-ей, помнил! Конечно, сегодня, когда с той поры минуло уже почти четверть века, неудивительно это - забыть подробности, но вот когда тот кусок моей жизни был всего-то годах в пяти-семи от меня, то есть в начале учебы моей в университете - я помнил больше. Как-то раз моя тогдашняя девушка, в будущем первая жена, студентка педагогического отделения нашего факультета, пришла ко мне в печали - говорит, по педагогике дали задание: написать сценарий детского праздника или там мероприятия какого, а я даже и ума не дам, что писать. Мероприятия, задумался я... А что ж, говорю, это можно. Посадил ее за свой письменный стол, сам улегся на диван (не удержался от шикарного жеста, пижон!), сказал - пиши! И принялся диктовать:
- Мероприятие: торжественное открытие пионерского лагеря....
Вы не поверите - я надиктовал ей самый настоящий сценарий, работа была сделана, сдана и хорошо оценена. Еще бы - отстоять и отшагать почти десяток таких, блин, мероприятий... Сегодня, спустя почти двадцать пять лет, я помню только, что гвоздем программы было, конечно, поднятие флага, которое потом повторялось ежеутренне, ну а потом - маршировка с песней.
После открытия лагеря начинался, собственно, отдых. Интересно, что мы сами никогда не говорили - "отдыхать в лагере". Всегда - "быть". Я не сомневаюсь, что многие мои товарищи воспринимали жизнь в лагере совсем не так, как я, возможно, большинство из них смотрело на происходящее более оптимистично, но некое усредненное настроение вовсе не было розовым.
Из чего же состоял без малого месяц жизни (поток был порядка 25-28 дней) в пионерлагере? Об этом можно было узнать на одном из стендов на главной аллее. На белой доске, расчерченной на клетки, был изображен календарь текущего месяца, и на него нанесены грядущие мероприятия.
День Нептуна. Если в лагере работал бассейн - проводился там, если нет - шли на реку или в соседний лагерь. Что это за праздник - ясно из названия. Купания, бросания в воду и так далее. Несбыточная мечта любого пионера - посмотреть, как в воду неожидано сбросят директора лагеря. Но это скорее из области фольклора.
День дружбы народов. Если я правильно помню, каждый отряд выбирал себе какую-либо народность из тех, что составляли «семью народов» СССР, и готовил какую-то самодеятельность по теме.
День рождения - о, вот это вам будет интересно! Что же это за праздник? Это - когда из всего потока выбирались именинники, то есть дети, день рождения которых выпадал на текущий месяц, и для них в столовой устраивалось угощение - торт специальный большой готовили, еще чего-то... А что же остальные, спросите вы? Отвечу - а ничего. Остальные пионеры в этом празднике участия не принимали. Угощение это устраивалось между приемами пищи, и в столовую пускали только именинников, а остальные, если уж совсем делать было нечего, могли смотреть на праздник жизни сквозь стекла окон (представили себе эти расплющенные носы и жадные глазенки? Ну вот.). Но один раз мне удалось попробовать именинниковского торта, несмотря на то, что день рождения у меня в январе и полноценное участие в этом празднике мне не светило никогда. Дело в том, что один из моих товарищей по отряду относился к особой касте пионеров - он был сын одной из работниц лагеря. По привычке своей забегать в скобки, прячась от основной линии повествования, скажу, что такие дети отличались от обычных тем, что в отряде у них не было тумбочки - как ни странно, это выглядело своего рода привилегией. Все-таки подсознательно, я полагаю, от разлуки с родителями страдало большинство "отдыхающих", и сознание того, что у твоего товарища мама все время здесь (работники ведь жили в лагере, как и мы, только в отдельных комнатах) поднимало его в твоих глазах на недосягаемую высоту. Так вот, одному такому товарищу мама, работавшая в столовой, урвала кусок праздника, то есть торта, а он, добрая душа, поделился с другом, то есть со мной.
Русский праздник - сейчас бы я сказал, что это был праздник, посвященный богатой истории, традициям и культуре народа, играющего державообразующую роль в дружной семье советских народов, а именно - русского. Не знаю, проводятся ли такие праздники в теперешних "детских лагерях отдыха", но мне кажется, почвенники и русофилы были бы довольны подобным мероприятием. Мне с этих Русских дней запомнилось, что кормили в столовой особенно хорошо, по-праздничному, и всех, а не как на День рождения, и всегда пекли так называемые "булочки домашние" - сдобные булки с изюмом. О, это был деликатес! Почему-то особым кайфом считалось не съесть эту булку в столовой, а вынести ее, расплющить в блин, сев на нее собственным задом (у вас еще аппетит не пропал?), а потом медленно, с чувством, кушать получившийся блин, отколупывая от него по кусочку...
Кроме того, устраивались различные спартакиады и соревнования, а если поток был первый, июньский, то рано утром 22 июня нас поднимали и вели в лес, туда, где был памятник погибшим воинам, и там проходила траурная линейка, посвященная началу Великой Отечественной войны.
Еще отряды дежурили по очереди по лагерю. День, когда твой отряд дежурил, получался суетный, но все зависело от того, на какой пост ты попадешь. Можно было попасть на ворота (хочется сказать по-армейски - в караул, но в пионерлагерях так не говорили, называли просто - дежурство на воротах), но, конечно, зависело от того, на какие - Центральные или Малые. И на тех и на других была такая привилегия, что дежурные с ворот не ходили в этот день на тихий час, и это наполняло их сердца гордостью, но на Центральных дежурство было неспокойным - туда постоянно кто-то приходил, и нужно было идти искать кого-то из взрослых, чтобы тот проверил, можно ли данного человека пускать в лагерь. А вот на Малых была сущая благодать - там почти никто не появлялся, и дежурить на них было - одно удовольствие. Еще лучше было попасть дежурным по пионерской комнате - было такое сакральное место в лагере. Там хранились пионерские атрибуты - несколько больших знамен, маленькие отрядные знамена (кстати, в одном из потоков меня назначили знаменосцем отряда, и я был страшно горд - стоял с флагом на линейке каждое утро, шел в пионерскую комнату до линейки его забрать и после - вернуть на место... гордая была служба!), горны, барабаны и прочее. Так вот, дежурному по пионерской комнате всего-то и надо было - быть в этой комнате целый день, и больше никаких обязанностей.
Хуже было попасть в команду, которая дежурила в столовой, вот там была настоящая работа - расставлять еду на столы, потом убирать... Столовская команда порой оставалась работать даже после отбоя - надо же было вымыть пол в огромном зале! Но зато, особенно вечером, можно было подкормиться чем-нибудь вкусненьким (например, дополнительная порция запеканки со сгущеным молоком - плохо ли? Опять же, когда разносишь такие порции для всего лагеря, можно незаметно пальцем подтек сгущенки подобрать - а порций-то много, и на всех подтеки... красота!).
Как правило, из отдежурившего отряда начальство на следующий день выбирало двух-трех человек, трудившихся наиболее ударно, и именно им доверялась честь подъема флага на утренней линейке. Дабы поделить честь на всех, они, толпясь у мачты, все вместе тянули за один шнур...
Ежеутренним мероприятием была и уборка территории. К отряду относилось все, что было вокруг корпуса - дорожки, газоны... Всю эту территорию надлежало обойти по утренней росе, собирая голыми руками мусор: всяческие огрызки, бычки (особенно если территория уборки была близка к хозблоку, где и обитали взрослые производители окурков), бумажки от конфет... Кстати, вы знаете, что полупрозрачная обертка от советской карамельки - прекрасная переводилка? Намочите ее и, разглаживая, прилепите на ровную поверхность - да хотя бы на окрашенный бетонный столб, каких полно в любом лагере. Когда фантик высохнет и отпадет, на его месте отпечатается бледный, но все же хорошо различимый рисунок.
Еще немного о быте - камера хранения. Это в точности то самое, что в лагере зовется «каптерка личных вещей» - по крайней мере, по Солженицыну. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» встречаем фразу: «Или тебе за продуктами своими в каптерку надо, а я с тобой зачем пойду?». Именно за продуктами, и именно - незачем ходить, незачем! О наличии камеры хранения проницательный читатель, наверное, уже и сам догадался: помните чемодан с наклейками на внутренней стороне крышки, с которым незадачливый автор приехал в лагерь? И где ж его держать-то - в тесной разве палате, в крошечной тумбочке? Нет, конечно - в камере хранения. В лагере «Дон» для этих целей служил маленький домик у забора, внутри стеллажи по стенам, а на них - заветные чемоданы. В чемоданах же, кроме бельишка немудрящего, непортящиеся вкусности из дома, печеньки да сухарики, а то и конфеты. Потому и было каждое свидание с чемоданом приятным и волнующим. А еще в камере хранения было темно и прохладно, и пахло кожзаменителем и еще много чем разным, чем пахнут чемоданы - дорогой, путешествиями... Камерой заведовала тетечка, открывала ее в положенные часы, и только тогда можно было туда попасть.
А как же было в лагере с настоящим народным творчеством, изобретательностью, смекалкой? Хорошо было со смекалкой, товарищи, свидетельствую! Например, изготовление трафаретов. Знаете ли вы, что такое трафарет? Сперва на обычном тетрадном листе выполняется рисунок - от самой простой эмблемы Адидас (или ее клона - прямоугольная корона с шариками над острыми вершинами) до сложнейшего рисунка с множеством деталей - голова индейца в профиль. Затем по контурам производится вырезка - и трафарет готов. Теперь нам нужна майка темного цвета и зубная паста. Дальнейшее понятно - картинка переносится на майку с помощью пасты и высушивается. Естественно, после стирки рисунок сходил почти полностью, но как здорово было носить такую майку с выцветшим трафаретом уже дома, во дворе, как знак принадлежности к некоему ордену побывавших там...
И еще вспоминается, как я теперь понимаю, чисто тюремная, из настоящих лагерей пришедшая игра - веревочки. Я могу ошибиться в названии, но помню, как это выглядело - из обычной длинной нити или бечевки, завязаной в кольцо, на растопыренных пальцах обеих рук умельцы-кудесники плели замысловатые узоры, которые переходили один в другой вращением пальцев. Я научился и до сих пор могу воспроизвести самый простенький, на два пальца всего лишь, фокус-трюк с веревочкой. Когда мы с вами встретимся за рюмочкой сухого красного, я вам непременно покажу, вы только напомните...
И, наконец, регулярные официальные развлечения - это кино и танцы, которые бывали в лагере через день. Вообще центром культурной жизни любого лагеря был клуб - огромное помещение с рядами скамеек без спинок, на сцене обязательно присутствовал какой-нибудь полуубитый инструмент типа пианино, сзади зрительного зала располагалась святая святых - будка киномеханика, она же - радиоузел, потому что со стороны будки, на улице, впритык к клубу располагалась танцплощадка.
Танцы были, насколько я понимаю, большой головной болью для начальства, потому что сами по себе создавали нездоровую атмосферу сексуальной заинтересованности (для старших отрядов, разумеется), да еще привлекали "местных" с округи. "Местные" - такие же пацаны и девчонки, живущие или отдыхающие на дачах в окрестных пригородных поселках, но сам факт их свободы, непринадлежности к коллективу лагеря, ставил их на совершенно особенный пьедестал. Они появлялись из полутьмы летнего вечера - независимые, загорелые, казалось, даже одетые как-то по-другому (последнее, конечно, было явным оптическим обманом). На саму танцплощадку они не поднимались, а крутились вокруг, но - о чудо! - они не боялись ни вожатых, ни воспиталок, ни даже нашего лагерного мента, по случаю тревожного вечера одевшего свою форму, они в открытую покуривали, нецензурно выражались... Конечно, мы их боялись - пацаны казались ужасно сильными и агрессивными, а девчонки - недоступными для нас, но совершенно развратными для своих приятелей (не знаю, за что молва награждала внелагерных пионерок такими качествами, но говорили, например, что если у "местной" девчонки на куртке наколоты английские булавки, то сколько этих булавок - то столько раз она того... слово "трахаться" мы тогда не употребляли, говорили как есть, матом, а ежели кто сильно культурный был, то - "е-е").
Киносеансы, разумеется, проходили спокойнее, клуб наполнялся отрядами, младшие садились ближе, старшие - дальше (пол в клубе был без наклона, это вам не театр, поэтому ежели высокий - сядь сзади и не засть! На эту тему, кстати, существовал ряд ярких фольклорных выражений: "Не стеклянный!", "У тебя че, мама на стеклянном заводе работает?"), и на экране оживала картинка. Фильмы были в основном старые, черно-белые, патриотической и революционной тематики (иногда, правда, баловали и приключениями - "Человека-амфибию" я посмотрел именно в лагере, помню и "Сломанную подкову") - но в том возрасте и, главное, в той обстановке любой фильм смотрелся с непередаваемым удовольствием. В данном случае кино, как никогда, выполняло свою функцию "фабрики грез" - оно помогало вырваться хотя бы на полтора часа из этого осточертевшего лагеря с его "отдыхом", забыть о вожатых и "борзых" пацанах из соседней палаты, и раствориться в "войнушке" вместе с партизанами, или с красноармейцами ловить басмачей...
Последний день в лагере тоже обставлялся торжественно, и ночь накануне была ночью маскарада (очень похоже празднуется в сегодняшнем Израиле Пурим). Но тут я вновь вынужден расписаться в практически полной беспомощности в плане свидетельства - я не участвовал НИ В ОДНОМ маскараде. Да, следует признать, что всякий раз мне удавалось уговорить родителей забрать меня хоть на неделю, хоть на несколько дней, но раньше окончания потока, а один раз я уехал прямо в вечер маскарада, уже намазав чем-то там лицо. И пару раз бывало так, что я банальным образом заболевал, и тогда отъезд был совершенно официальным. Поэтому про последний день потока могу сказать только одно - именно в ночь накануне традиция предписывала в обязательном порядке мазать зубной пастой спящих товарищей (что в течение потока проделывали тоже, но редко). Считалось, что нельзя для этой цели использовать болгарские "Поморин" и "Мэри" - типа будет раздражение на коже, но я полагаю, это одно из заблуждений.
Несколько слов о палатах. Почему-то комнаты, в которых жили пионеры, назывались именно этим больничным словом, тогда как помещение для больных - тюремным термином "изолятор". В палатах кирпичных корпусов лагерей "Дон" и "Маяк" помещалось человек 15: два ряда кроватей у стен, головами к стене, ногами в проход. Иногда ставили одну-две кровати в проходе, тогда бывало совсем тесно. Тумбочки размещались не в палатах, а в коридоре корпуса.
Застилание постелей рассматривалось, судя по всему, как один из элементов воспитания, поэтому простой "опрятности" было недостаточно. В начале каждого потока до пионеров доводился способ застилки кровати (отмечу странность - способов было несколько, и менялись они в пределах одного лагеря от сезона к сезону, а может быть, и от потока к потоку. Смысл этих изменений от меня скрыт, а равно как и источник их - ну вот кто это придумывал? Директор ли собирал коллектив и говорил - так, в этом потоке заправляем кровати "конвертом"?! Или приходила откуда-нибудь сверху инструкция в запечатаном пакете? Тайна сия велика есть...). Застилать можно было таким образом, что вторая простынь, подложенная под одеяло, образовывала две продольные полосы по бокам. Это было довольно сложно. Более простой способ - когда вторая простыня складывается на манер шинели-"скатки" и укладывается поверх одеяла наискосок или поперек, как бы перечеркивая его. Концы "скатки" заправляются под одеяло. Подушку было велено класть поверх одеяла либо обычным способом, либо ставить ее "на попа", уголком вверх. Да, самое главное - перед застилкой постели следовало смахнуть песок с первой простыни.
Излишне говорить, что внутренний распорядок запрещал в часы бодрствования находиться в палате, и тем более - лежать или сидеть на постели. Послабление давалось только в дождливые дни.
И еще немного о быте - туалеты. В лагере было несколько каменных домиков на два входа каждый - М и Ж. В первом от входа помещении была умывальня - обычные раковины и краны, вода, естественно, только холодная. В следующей комнате - туалет. Унитазов, конечно, не было - просто на постаменте дырка в полу, а вокруг нее - рифленый металл для подошв, чтоб не скользило. Иногда дырки разделялись перегородками, но никаких дверц не предусматривалось. В целях дезинфекции туалеты обильно посыпались порошком хлорки, и по утрам дышать там было затруднительно.
Некоторой проблемой было отправление естественных надобностей ночью. Из корпуса выходить не разрешалось - его попросту запирали. В палату ставили таз, в него и писали. Иногда (зависело от потока, точнее, от вожатых и воспиталок) тазы ставили в коридоре, и тогда главное было - не попасться на глаза девчонкам из соседних палат, ведь их тазы стояли там же... По утрам тазы выносили дежурные по палате.
Заканчивая тему пионерских лагерей, вернее, того, как я их увидел и почувствовал в свое время, хочу рассказать еще одну историю, которая, как мне кажется, тоже ярко характеризует и отношения в среде пионеров, и отношение педагогов к пионерам... Случился этот эпизод (да, это всего лишь эпизод) в лагере "Маяк". Около нашего корпуса росла плакучая ива, и ребята приобрели очень скверную привычку обдирать с нее листья - если сжать пальцами ветку и провести по ней до конца, то все листочки отрывались, и получался прут, его можно было даже отломать... Ива принялась лысеть, воспитательница это дело заметила и строго-настрого запретила обдирать листья под угрозой наказания. Знаете, в чем было наказание? Потеряйтесь-ка в догадках, а я пока чаю заварю, а потом мы вместе посмотрим, хватило ли вашей фантазии на то, что сделала дипломированный педагог.
Ну вот, я готов продолжать. Не знаю, какое бы вы придумали наказание для пионеров, наносящих ущерб природе, но наша воспитательница сказала следующее (внимание!) - кого, говорит, застану за срыванием листочков, тому столько же волос из головы вырву, сколько он листиков сорвал! Ага, пробрало?! Нас тоже. По идее, перестать бы обдирать несчастное дерево да не злить скорбную умом воспиталку. Собственно, так и поступили, но некоторым особо ретивым пацанам запала в душу возможность официально, не нарушая режима, поиздеваться над ближним своим. И стали они ждать, и дождались - скромный и тихий, совершенно неборзый пацан по имени Артур, задумавшись и забыв об угрозах, дернул за веточку. И был пойман своими же товарищами. И радостно отведен к воспиталке. И сказано было - вот, он сорвал шестнадцать листиков и подлежит наказанию. И сказала воспиталка - да будет так. И вырвали у Артура из шевелюры шестнадцать волосков.
Я с особенным удовольствием привожу фотографию того потока в "Маяке" - вот та воспитательница, вот мои товарищи по потоку, а вот и Артур. И подписываюсь своим честным именем под тем, что вся эта история - правда.
Лагерь «Маяк», г. Воронеж, 1981(?) год. Под номером 1 - автор, 2 - Артур,
3 - воспитательница отряда.
продолжение следует