Одеяло
На свадьбу бабушка подарила моим родителям красное верблюжье одеяло. Строго при этом наказав, что ночь они должны провести именно под ним...
Многие годы это одеяло оставалось самой ценной вещью в доме. А если и не самой дорогой, то уж самой ценимой - точно.
Было одеяло парадно-гостевым. Но не каждый гость был укрыт им, далеко не каждый.
Достойность гостя определялась бабушкой поджиманием губ и обсмотром, неряшливо ли он ест, много ли пьёт и не совершает ли резких движений - ведь так можно ненароком и запачкать, порвать "верблюжью гордость" семьи. Зато, если гость признавался достойным и засыпал под красным и пухлявым - значит, это был хороший человек и в следующий раз одеяло выдавалось ему автоматически.
Для "своих" одеяло доставали только в случае болезни детей. Почти сразу после моего рождения стало известно, что стоит новорожденному или, впоследствии, подросшему чаду, заболеть - как ночь под верблюжьим одеялом свершает к утру просто чудо - ни чиха, ни соплей. К тому времени все так и называли одеяло - "волшебное".
Одеяло было мягким, пахучим, немного тяжеловатым, в сравнении с ватными обычными, - но зато под ним летом было не жарко, а зимой можно было спать без кальсон - не замерзнешь.
Подрастая, мы начинали хитрить и жаловаться на простуду, после чего незамедлительно получали на ночь атласную горку из вожделенного одеяла, зарываясь в него и не отпуская, чтобы не вырвали из рук двое остальных сорванцов. Случалось, что простывали всерьёз все сразу - тогда одеяло, казалось, растягивалось и укрывало нас до самых хлюпающих носов, к утру неизменно вылечивая.
Болели мы, впрочем, всё реже. С переездом в новую квартиру у нас появился платяной шкаф в комнате родителей, где лежали уже новые постельные принадлежности: и наволочки с кружевами, и покрывало из лоскутков, и, конечно, шерстяные, грязно зеленого цвета, полотнища, под загадочным названием на выцветшем ярлыке "одело шер.". Про старое одеяло забывали, но всякий раз, когда приезжал очередной гость, он непременно просил дать ему "то, красненькое, волшебное - т-а-а-ак хорошо спалось у вас под ним в прошлый раз...".
Потом мы поочередно разъехались из родного дома и только возвращаясь на каникулы отсыпались за бессонные студенческие ночи. Ну а мама, уже как г о с т я м, давала нам старое, но почти не потертое одеяло, за которое у нас по-прежнему был вечерний шутливый бой. Сначала бабушка была этим недовольна, но потом смирилась, сама скучая по внукам. Лишь каждый раз собирая нас перед отъездом, она расписывала нам своё "наследство", назначая будущим хозяином одеяла меня, как старшего. Бабушка до последнего своего дня считала, что хоть это и подарок, но в р е м е н н ы й, потому только она имеет право распоряжаться такой ценной семейной вещью. Впрочем, родители и не возражали - к тому времени у отца была уже другая семья и, наверное, другие семейные реликвии.
А потом умерла бабушка и с её похорон я уехал с объёмистым свертком в руках, вызывая насмешки на автовокзале Новосибирска, как деревенский, который "все свои тряпки везет в город".
Одеяло прослужило еще несколько лет, порядком поистрепалось гостями, доставаясь именно им. Однажды на нём спал даже приехавший ко мне отец, но, конечно, не признал давнего подарка.
Нынешней зимой тёща привезла новёхонькое, пахучее, обволакивающее красное одеяло не хуже прежнего. А старое, насквозь протертое, с пучками лезущих волос, отправилось на улицу. Совсем выбрасывать его у меня не поднялась рука и теперь оно просвечивает своими, почти уже невидными, красными атласными клочками на теплотрассе, где его облюбовали местные бродячие собаки, с воем и недовольством уступающие на нем место новым жаждущим уюта и тепла.
А я лежу вечерами на тёщином подарке, вдыхаю его пока непривычный запах и мечтаю о сыне.
Почему? Ах даа, я же не сказал...
Я родился ровно через 9 месяцев после брачной ночи родителей.
Которую они провели под тем самым волшебным одеялом.
Может, новое - оно тоже волшебное, а...?
Многие годы это одеяло оставалось самой ценной вещью в доме. А если и не самой дорогой, то уж самой ценимой - точно.
Было одеяло парадно-гостевым. Но не каждый гость был укрыт им, далеко не каждый.
Достойность гостя определялась бабушкой поджиманием губ и обсмотром, неряшливо ли он ест, много ли пьёт и не совершает ли резких движений - ведь так можно ненароком и запачкать, порвать "верблюжью гордость" семьи. Зато, если гость признавался достойным и засыпал под красным и пухлявым - значит, это был хороший человек и в следующий раз одеяло выдавалось ему автоматически.
Для "своих" одеяло доставали только в случае болезни детей. Почти сразу после моего рождения стало известно, что стоит новорожденному или, впоследствии, подросшему чаду, заболеть - как ночь под верблюжьим одеялом свершает к утру просто чудо - ни чиха, ни соплей. К тому времени все так и называли одеяло - "волшебное".
Одеяло было мягким, пахучим, немного тяжеловатым, в сравнении с ватными обычными, - но зато под ним летом было не жарко, а зимой можно было спать без кальсон - не замерзнешь.
Подрастая, мы начинали хитрить и жаловаться на простуду, после чего незамедлительно получали на ночь атласную горку из вожделенного одеяла, зарываясь в него и не отпуская, чтобы не вырвали из рук двое остальных сорванцов. Случалось, что простывали всерьёз все сразу - тогда одеяло, казалось, растягивалось и укрывало нас до самых хлюпающих носов, к утру неизменно вылечивая.
Болели мы, впрочем, всё реже. С переездом в новую квартиру у нас появился платяной шкаф в комнате родителей, где лежали уже новые постельные принадлежности: и наволочки с кружевами, и покрывало из лоскутков, и, конечно, шерстяные, грязно зеленого цвета, полотнища, под загадочным названием на выцветшем ярлыке "одело шер.". Про старое одеяло забывали, но всякий раз, когда приезжал очередной гость, он непременно просил дать ему "то, красненькое, волшебное - т-а-а-ак хорошо спалось у вас под ним в прошлый раз...".
Потом мы поочередно разъехались из родного дома и только возвращаясь на каникулы отсыпались за бессонные студенческие ночи. Ну а мама, уже как г о с т я м, давала нам старое, но почти не потертое одеяло, за которое у нас по-прежнему был вечерний шутливый бой. Сначала бабушка была этим недовольна, но потом смирилась, сама скучая по внукам. Лишь каждый раз собирая нас перед отъездом, она расписывала нам своё "наследство", назначая будущим хозяином одеяла меня, как старшего. Бабушка до последнего своего дня считала, что хоть это и подарок, но в р е м е н н ы й, потому только она имеет право распоряжаться такой ценной семейной вещью. Впрочем, родители и не возражали - к тому времени у отца была уже другая семья и, наверное, другие семейные реликвии.
А потом умерла бабушка и с её похорон я уехал с объёмистым свертком в руках, вызывая насмешки на автовокзале Новосибирска, как деревенский, который "все свои тряпки везет в город".
Одеяло прослужило еще несколько лет, порядком поистрепалось гостями, доставаясь именно им. Однажды на нём спал даже приехавший ко мне отец, но, конечно, не признал давнего подарка.
Нынешней зимой тёща привезла новёхонькое, пахучее, обволакивающее красное одеяло не хуже прежнего. А старое, насквозь протертое, с пучками лезущих волос, отправилось на улицу. Совсем выбрасывать его у меня не поднялась рука и теперь оно просвечивает своими, почти уже невидными, красными атласными клочками на теплотрассе, где его облюбовали местные бродячие собаки, с воем и недовольством уступающие на нем место новым жаждущим уюта и тепла.
А я лежу вечерами на тёщином подарке, вдыхаю его пока непривычный запах и мечтаю о сыне.
Почему? Ах даа, я же не сказал...
Я родился ровно через 9 месяцев после брачной ночи родителей.
Которую они провели под тем самым волшебным одеялом.
Может, новое - оно тоже волшебное, а...?