Гринин Л.Е. Ранние государства и их аналоги в политогенезе: типологии и сопоставительный анализ
Гринин Л.Е. Ранние государства и их аналоги в политогенезе: типологии и сопоставительный анализ // Ранние формы политических систем. 2012
Раннее государство - это категория, с помощью которой обозначается особая форма политической организации достаточно крупного и сложного аграрно-ремесленного общества (группы обществ, территорий), определяющая его внешнюю политику и частично социальный и общественный порядок; эта политическая форма в то же время есть отделенная от населения организация власти: а) обладающая верховностью и суверенностью (или хотя бы автономностью); б) способная принуждать к выполнению своих требований; менять важные отношения и вводить новые нормы, а также перераспределять ресурсы; в) построенная (в основном или в большей части) не на принципе родства.
Под аналогом раннего государства понимается категория, с помощью которой обозначаются различные формы сложных негосударственных обществ, сопоставимых с ранним государством (но обычно не выше уровня типичного раннего государства) по размерам, социокультурной и/или политической сложности, уровню функциональной дифференциации и масштабам стоящих перед обществом задач, однако не имеющих хотя бы одного из перечисленных в дефиниции раннего государства признаков.
...
Известно множество исторических и этнографических примеров политий, которые, с одной стороны, по политическому устройству, структуре власти и управления существенно отличались от раннего государства, но не уступали раннегосударственным системам по размерам, социокультурной и/или политической сложности, а также функционалу. Однако, с другой стороны, по указанным параметрам (размерам, сложности и т.д.) данные негосударственные общества существенно превосходили типичные догосударственные образования (такие как сообщества во главе с бигменами, простые вождества, независимые деревенские общины или даже среднесложные общества вроде небольших гражданско-храмовых, «городских» и относительно крупных сельских общин). Например, самое крупное гавайское сложное вождество имело население 100 тыс. или более, в то время как типичное простое вождество на Тробриандских островах имело население 1 тыс. человек [Johnson, Earle 2000: 267-279, 285, 291].
Такие общества, находящиеся на одном уровне социокультурного и/или политического развития с раннегосударственными обществами, мы предложили называть аналогами раннего государства (см.: [Гринин 1997 и др. соч.]).
Отсюда следует, что как собственно ранние государства, так и их аналоги правомерно рассматривать в качестве политий, находящихся на одной и той же - сложных обществ - стадии политогенеза.
При этом появление аналогов раннего государства вовсе не было исключением из правил. Напротив, именно образование раннего государства долгое время было более редким явлением в политогенезе. И только в длительной эволюционной перспективе государство доказало свои преимущества (см.: [Гринин 2001-2006; 2006в; Grinin 2003; Гринин, Коротаев 2009]).
...
Нами выделены следующие типы аналогов.
...
2. Некоторые большие варварские («племенные») союзы с сильной властью верховного вождя («короля», хана и т.п.)
2а. Более или менее устойчивые этнополитические союзы, то есть объединения, этнически однородные или имеющие крепкое моноэтническое ядро. Примером могут служить некоторые германские объединения периода Великого переселения народов (бургунды, салические франки, остготы, вандалы и др.), численность которых составляла от 80 до 150 тыс. человек (см., например: [Бессмертный 1972: 40; Ле Гофф 1992: 33; Неусыхин 1968; Удальцова 1967: 654; Патрушев 2003: 14]; см. также: [Гомеров 2002: 279]); союзы некоторых галльских народов, в частности в Белгике и Аквитании (см.: [Шкунаев 1989: 140]). При этом у некоторых королей варварских образований времен Великого переселения народов личные дружины составляли несколько сот человек [Санников 2003].
2б. Очень крупные политии, возникшие в результате успешных войн, но непрочные и этнически разнородные. Примерами являются гуннский союз Аттилы V в. н. э. (см.: [Корсунский, Гюнтер 1984: 105-116; Голден 2004; Сиротенко 1975]), аварский каганат хана Баяна второй половины VI в. н. э. (см.: [Голден 2004]). Данных о структуре этих политий практически очень мало, однако имеются некоторые основания предполагать, что аварский каганат был более развитым и более близким к государственным образованиям, чем гуннская держава (см.: [Там же: 113-115]), поэтому неудивительно, что он был и более долговечным. Близким к такому типу был союз во главе с готским вождем Германарихом в Северном Причерноморье в IV в. н. э., который состоял из многих разноязычных, чуждых друг другу племен, в том числе кочевых и земледельческих [Смирнов 1966: 324; Щукин 2005: 206].
...
2в. Союзы племен под руководством того или иного выдающегося лидера, состоящие из этнически близких народов, но не очень прочные, обычно распадающиеся после смерти лидера или даже при его жизни (как это случилось с союзом Маробода). Они являются как бы промежуточным типом между аналогами, описанными в пунктах «2а» и «2б». В I в. до н. э. - II в. н. э., например, у германцев возникали крупные союзы: свевский союз Ариовиста, союз херусков Арминия, маркоманский союз Маробода, батавский союз Цивилиса и другие (см. о них: [Неусыхин 1968: 601-602; Oosten 1996; Санников 2002; 2003; Буданова 2000; Колосовская 2000]).
О масштабах некоторых образований можно судить по союзу Маробода (конец I в. до н. э. - начало I в. н. э.). Маробод объединил маркоманов с лугиями, мугилонами, готами и другими германскими народами и создал крупную армию по римскому образцу, насчитывающую 70 тыс. пехоты и 4 тыс. конницы [Колосовская 2000: 42; СИЭ 1966: 123]. Другими примерами подобных аналогов являются гето-дакский союз Буребисты I в. до н. э. (см. о нем: [Федоров, Полевой 1984; Колосовская 2000]) и объединение славянских племен (Само) Богемии и Моравии VII в. н. э. (см.: [Lozny 1995: 86-87]).
...
3. Большие этнополитические («племенные») союзы и конфедерации без королевской власти
В таких союзах и конфедерациях королевская власть иногда не существовала вовсе, а иной раз была упразднена в ходе тех или иных политических процессов. Формы и способы упразднения королевской власти могли быть разными. Достаточно частой причиной являлась борьба между усиливающим свою власть вождем и знатью, не желающей иметь над собой единоличного правления. Кандидаты в тираны могли свергаться или даже быть убиты (см., например: [Санников 2003]).
3а. Этнополитические союзы без королевской власти. Примерами могут служить саксы в Саксонии; эдуи, арверны, гельветы в Галлии. Причем необходимо особо подчеркнуть, что процессы социальной стратификации, имущественного расслоения и функциональной дифференциации у них (особенно у галлов) зашли весьма далеко и опережали политическое развитие. У саксов (в Саксонии) до их завоевания Карлом Великим королевская власть отсутствовала, но во главе племенных подразделений стояли «герцоги». Общее военное командование осуществлял «герцог», избранный по жребию [Колесницкий 1963: 186]. Политическая организация всей территории осуществлялась в форме своеобразной федерации отдельных областей. Общие дела решались на собрании представителей областей в Маркло на Везере [Колесницкий 1963]. Саксы (за исключением рабов) делились на три социальных слоя: родовую знать (эделингов-нобилей), свободных (фрилингов-liberi) и полусвободных литов. При этом существовали резкие различия в правовом статусе между нобилями и фрилингами [Неусыхин 1968: 608; СИЭ 1969а: 479], что было юридически закреплено в Саксонской правде [СИЭ 1969б: 475].
...
3б. Конфедерации различных по форме обществ. Такие союзы порой образовывали весьма устойчивые и сильные с военной точки зрения политические образования. Например, конфедерации племен вроде ирокезской [Морган 1983; Фентон 1978; Vorobyov 2000], туарегов (по крайней мере некоторые из их конфедераций, см.: [Першиц 1968; Лот 1989; Кобищанов 1989; Хазанов 2008: 292-297]; см. также: [Гринин 1997: 28]), печенегов [Marey 2000; а также: Васютин 2002: 95]. Правда, тут уместно процитировать А.М. Хазанова, что большинство «федераций» и «конфедераций» (по крайней мере у кочевников) создавалось отнюдь не на добровольной основе [Хазанов 2006: 478].
Ранний вариант этой статьи - Гринин Л.Е. Раннее государство и его аналоги // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. 2006
И Гринин Л.Е. Вождества и их аналоги: к типологии среднесложных обществ // Политическая антропология традиционных и современных обществ: материалы междунар. конф. 2012.
P.S. Березкин Ю.Е. Археология, этнография и политогенез // Ранние формы политических систем. 2012
В спорах о типологии древних обществ заметны признаки «аргументации по кругу». Археологи пытаются наклеить антропологические ярлыки на свои материалы, а изучающие политогенез антропологи готовы привлекать данные археологии для создания классификаций. Это не значит, что конкретные выводы тех и других всегда необоснованны, а концептуальные предложения сомнительны. Например, почти гениальной находкой стало предложение считать общества, которые в тех или иных отношениях отличаются от классического вождества и раннего государства или о которых вообще мало известно, «аналогами вождеств» и «аналогами государств» [Гринин 2006; Гринин, Коротаев 2012; Grinin, Korotayev 2011]. Этим мы избавляемся от необходимости придумывать новые термины и определяем примерное место обществ в перспективе эволюции человечества. Однако сама шкала эволюции все равно остается описанной языком антропологии даже там, где материалы получены только в ходе раскопок.
Оттуда же.
Любимое занятие американских археологов, раскапывающих памятники древних цивилизаций - сперва расклассифицировать общества по заимствованным у антропологов типологическим ячейкам, чаще всего по ступенькам «четырехчленки» стьюардовской школы, а затем подвергнуть эти заключения сомнению (например: [Quilter, Koons 2012]). В российской науке стьюардовская «четырхчленка» не прижилась - отчасти потому, что для большинства обществ, существовавших на территории бывшего СССР, она подходит гораздо хуже, чем для Нового Света, отчасти из-за знакомства с ней в тот период, когда сами американские антропологи стали относиться к универсальным типам вообще и концепции вождества в частности все более критически. Для российской науки были характернее дискуссии относительно государственного или негосударственного статуса политических образований у народов Великой Степи, но к материалам археологии участники этих споров почти не обращались. Однако и в этом случае исследователи старались сопоставить весьма специфический материал с набором универсальных понятийных ячеек.
Еще.
Добавим, что отделить культовые сооружения от административно-общественных невозможно не только по данным археологии, но порой и на основании этнографических наблюдений. Соответственно определение точного функционального назначения монументальных объектов, лишенных явного утилитарного назначения, не является критически важной задачей. Примером служат данные по индейцам коги на северо-востоке Колумбии. Коги - прямые потомки создателей доиспанской культуры тайрона, которые после ожесточенной борьбы с испанцами ушли с карибского побережья в горы Сьерра-Невада-де-Санта-Марта. Традиция коги - единственная в пределах андского пояса Южной Америки и юго-востока Центральной Америки, которая не является синкретической, а прямо продолжает существовавшую до Колумба. Данные о постройках особого статуса, собранные среди коги в середине XX в., и о лицах, которые принимают решения, показывают, что эти объекты можно с одинаковым правом именовать деревенскими храмами либо административными центрами, а людей - жрецами либо главами общин [Reichel-Dolmatoff 1975: 201-202; 1985: 137-141].
Березкин Ю. Е. Апатани и древнейший Восток: альтернативная модель сложного общества // Кунтскамера. Этнографические тетради. Вып. 4. 1994
Достоверность археологических реконструкций во многом определяется наличием убедительных этнографических аналогий. Без реального воплощения на зримом историческом примере умозрительно сконструированная социальная модель обречена оставаться либо слишком слабо детализированной, либо до крайности ненадежной, а единственная ясная модель, предлагаемая нам этноисторией - океанийское или индейское вождество. Альтернативные варианты существовали, возможно, и в Древней Америке, но они сами (некоторые культуры пуэбло IX-XII веков н. э.), плохо понятны.
Bruce Smith. Agricultural chiefdoms of the Eastern Woodlands // Cambridge History of the Native Peoples of the Americas. Volume 1, North America, Part 1. 1996
Many aspects of Mississippian society, such as language, belief systems, kinship and social organization, and political structure are not reflected in much detail in the archaeological record of eastern North America. In contrast to the subsistence economy of Mississippian polities, for example, which can often be described in detail, based on abundant plant and animal remains recovered from Mississippian settlements, belief systems and social structure leave relatively little hard evidence in the archaeological record. Fortunately, however, there is a rich abundance of early accounts and descriptions of Native American groups in the Southeast, which provide a strong basis for analogy and general interpretive speculation regarding less well-represented aspects of Mississippian societies.
Yuri E. Berezkin. Alternative Models of Middle Range Society. ’Individualistic’ Asia vs. ‘Collectivistic’ America? // The Early State, Its Alternatives and Analogues. 2004
The nearest modern approximation to pre-Hispanic chiefdoms is probably presented by the municipios of Tzotzil in Highland Guatemala (Vogt 1969). 8,000 people of Zinacantan lived inside the area of 117 km 2 (about 12 x 10). The center had about 400 inhabitants but more than half of total population of municipio were periodically coming to Zinacantan ‘to watch
the ceremonies and to engage in the drinking, dancing’, etc. The social organization is a four-fivefold hierarchy of the units. All of them from a household till a hamlet had their own shrines, with the most important municipio temples (now Christian) being in the center. The land tenure system of Guatemala Indians was based on clan holdings and usufruct.
...
What could be an explanation for all those features that differ the prehistoric Middle East from the demographically similar (2,000-20,000 members) Amerindian societies? Without a historical example, any theoretical model is doomed to remain either too vague or highly speculative. It is clear, that the chiefdom does not fit Middle Eastern case. The Pueblos, Huron or Iroquois are, perhaps, one step nearer to it but they themselves either need reconstruction or existed in a too exotic environment. The cultural and political situation of the Middle East itself became so different from the prehistoric one so long ago, that the ethnographic materials or cuneiform documents from these regions are of very limited help. Fortunately, the society that can become a key case for understanding the early social patterns existed till recently (or exists even now) in the Eastern Himalayas.
Junker, Laura Lee. Raiding, trading, and feasting: the political economy of Philippine chiefdoms. 1999
This chapter will focus on ethnohistorical analysis of social stratification in contact period and later Philippine chiefdoms. Sixteenth-to-nineteenth-century Spanish accounts and early-twentieth-century ethnographic work are used to reconstruct traditional systems of social rank differentiation, and their behavioral and material manifestations, over a broad range of contact period complex societies in the Philippine archipelago. While this ethnohistorical study has limited time depth, it provides the baseline for the investigation in Chapter 6 of the evolution of these ranking systems in Philippine chiefdoms between the early first millennium a.d. and the mid-second millennium a.d.
Charles R. Cobb. Mississippian Chiefdoms: How Complex? // Annual Review of Anthropology. Vol. 32 (2003)
Chiefdoms of varying size and complexity emerged with somewhat startling rapidity around A. D. 1000 across a substantial region of the southeastern and mid-western United States (Figure 1). Over 500 years later, the Spaniards who waded ashore encountered societies that showed a strong continuity with the archaeological complexes now subsumed under the rubric of “Mississippian.” Given this continuity, Mississippian archaeologists have drawn freely from both historical documents and the archaeological record to address the emergence and variation of complexity in the late prehistoric era. ... The gross parallels in scale between Mississippian societies and ethnographically described chiefdoms in Polynesia and elsewhere have, to a large measure, made “chiefdom” the centerpiece of debates about Mississippian complexity. As Yoffee (1993) has observed, archaeologists from the University of Michigan in the 1970s and 1980s played a major role in revising the concept of chiefdom that had been forwarded by Service (1962).
David G. Anderson. The Savannah River chiefdoms: political change in the late prehistoric Southeast. 1994
Knowledge about the size and importance of Coosa comes almost exclusively from early Spanish sources. Archaeological evidence for the existence of the Coosa paramount chiefdom is minimal, to the point that Hally and his colleagues (1990:133) describe the polity as "essentially invisible." The Little Egypt site, assumed to be the central town of the complex chiefdom, is not particularly distinctive. While three mounds were present and apparently in use, more than at any other site in the chiefdom, these mounds were much smaller than those present at Citico, Etowah, and Toqua in the Chattanooga, Cartersville, and Little Tennessee site clusters, respectively. The impressive mounds at these other sites, however, had been built much earlier and were no longer in use when Coosa was at its height.
Michele Koons, Jeffrey Quilter. The Fall of the Moche: A Critique of Claims for South America's First State // Latin American Antiquity, 2012.
We also maintain that the foundation of politics in the Andes, as in all preindustrial societies, was localized kin groups. Colonial documents state that the indigenous population in the Chicama Valley was organized into a series of ranked and nested moieties known as parcialidades based on dualistic organization (Netherly 1984, 1988, 1993; Ramírez 1995, 1996). This kind of sociopolitical organization is fractal in nature so that both combining small groups into larger entities and the fissioning of large groups into smaller ones occur relatively easily because the basic organizational structure is replicated at all scales. While we cannot be sure that this system was in operation seven or more centuries prior to the era of the Colonial documentation, we suggest that it is a better working model than abstract notions of the state.
Susan Ramirez (1996:60) notes that, at the time of the Spanish conquest, although land was not owned and the concept of territory did not exist, north coast huacas were “owned” by the cacique principal (principal “chief”) of a parcialidad because its construction was the result of labor that the cacique controlled. If the Moche system hadbeen similar to the organization of the north coastat contact, we would expect to see material correlates between huaca centers under the rule of a cacique principal.
...
Although Susan Ramírez (2005) makes a convincing argument that much of Inca concernsin governing focused on people rather than territory, we suggest that water, irrigation systems, and the lands that they watered would have been critical issues of negotiation and confrontation in Peru. Perhaps some Moche huaca systems at some times were involved in systems of water distribution, possibly similar to temple management of irrigation in Bali (Lansing 1993) in which the timing of when field sections were irrigated with water were linked to when rituals were held at associated temples. The fact that some of the largest huaca centers are located near the ends of the irrigation systems rather than at the crucial aqueduct junctures upstream, suggests that lower valley populations may have employed the power of the temple rituals as a way to finesse a marginal position in the valley into a role of control.
Paul R. Duffy. Site size hierarchy in middle-range societies // Journal of Anthropological Archaeology 37 (2015).
In this section, I provide two ethnographic examples - the Mohawk of the Mohawk Valley and the Southern Arapesh in the Lowlands of northern New Guinea - where site size hierarchies do not co-occur with regional political hierarchy. I then compare these two ethnographic examples with an archaeological example from the Middle Bronze Age. My hope is to use ethnographic data to explore the processes, other than regional political hierarchies, that can determine site size hierarchy. Ethnographic examples with rich historical detail, like these, are important for helping us better understand the behaviors of people and their archaeological footprint. Using ethnographic data to examine site size hierarchy can prompt us to seek additional classes of data, some of which will be relevant to cases where only archeological data are available.
P.P.S. Юрий Берзкин. От палеолита до ранних цивилизаций. Лекция состоялась 11 февраля 2016 года.
Click to viewЮрий Березкин. Как возникла наша цивилизация. 17.12.2020