О Филиппыче и падших женщинах
Прямо под горушкой крыши Помалинского хуторка и видны.
"Умел пропивать - умей и голодовать" - смеется Филипыч, седой как лунь, кряжистый крепкий дедок, неспешно прилаживающий лесу к удилищу. В доме бобыля из харшичек остался мешок муки, кадка с солеными зелеными помидорами, два десятка ведер картошки в подполе, да фляга духмяного постного масла. Денег на любимое Филипычем сало не осталось - пенсия пропита в три дня.
Познакомились мы с ним просто. Я нырял с подводным ружьем по славной русской реке Бузулук. Вынырнув в очередной раз услышал над ухом что-то типа "да-йоп-шоб-тя" и увидел лодочку-плоскодоночку, в которой замер мужик с поднятым над головой веслом.
- Ты чего дед удумал?
- Ох, ёптыть! А я ж думал бобер плещет, мож возьму яво!...
Не взял Филипыч бобра, вот и слава Богу. Через десять минут мы сидели на небольшом лесном откоске у реки. Филипыч блаженно щурился в подаренных ему очках "а-ля-терминатор" и радовался безделухе как малый ребенок. Причем радовался не так просто. Разглядывать поплавок в блескучих от солнца волнах ему теперь очень нравилось - "глаз теперя, милок, слезить не будет...".
Посидели с ним, покурили. От стопки Филипыч степенно отказался. Однако же пригласил к себе в гости - "Хутор Помалинский, у горушки. Филипыча спросишь - мой дом любой покажет. Только вечор приезжай. Бутылочка у меня имеется, а вот сальца прихватил бы...".
Так вот и началось мое знакомство с этим старым казачурой. Годов ему тогда было ближе к семидесяти. Вечером на русской печке Филипыч жарил картошку, в сковороде томилась наловленная им рыбка, с постным маслом и лучком.
Закусывая оплывающим мелко напластованным салом, старый жмурился после рюмки "магазинной" водки и неспешно вел разговор за жизнь - "Вишь какое дело, пенсию мне принесут, так и ребяты тут как тут. Потому и хлеба нету. Из муки щас лепешек спроворим, не переживай".
Обычный казачий курень. В середине дома русская печь с конфоркой, четыре комнаты да холодная прихожая. Двор заросший травой, выходит к реке. Женской руки в доме не чуется. Да и откуда? Жена у Филипыча померла давно, дочь много лет назад уехала в Благовещенск, да так носу и не кажет лет 15-50, письма иногда присылает. На стенке "иконостас" из черно-белых фотографий, там и дочь и покойная супруга и сам хозяин в костюме да на тракторе.
Зимой и летом - рыбка на удочку да донки, дичь с лесов и полей. Старенькое одноствольное ружьишко без дела не пылится. Сховано где-то далеко,без надобности не достанешь да и не найдет чужой человек. За земельный колхозный пай фермер привозит сорокалитровую флягу душистого подсолнечного масла. На пенсию покупается мешок муки и мешок соли, чуток сала. Остальное уходит на самогонку. Три дня пьет Филипыч с местными "ребятами" - оболтусами зелеными, а те и рады. Дед и нальет и комнату с кроватью разрешит попользовать для дел полюбовных. А после того - "умел пропивать - умей и голодовать". Вот так. И никак иначе.
Загорелый почти дочерна, крепкий и жилистый, Филипыч зимой с ружьишком за зайцем бегает на лыжах, отмахивая по 50-70 километров. Порой лисичку возьмет. Шкуру соседу на выделку, а мясо лисье на сковородку. А чего? На безрыбье и сам, как говорится, раком станешь. Собачка была охотничья, да жаль ее стало, кормить порой легавую нечем было. Отдал в хорошие руки. Жалеет, иногда проведать её ходит.
- Помидоры солю пока зеленые, в бочку деревянную. Почти на год хватает. Картошку сам сажаю, да подкупаю в урожай у соседей. Из муки лепешки пеку, соль есть. Хлеба захочется, так в магазине под запись дадут. Рыбка вон вишь вялится? Да и так, в гости пойду к Аникеевне, она мне то пирожков подкинет, то щами побалует, дрова председатель сельсовета подкидывает, бушлат армейский да другую одежку мне до смерти не сносить;
- Счастливый ты, Фили-пили, выходит человек...
- Ну так-то да... Одна беда. Соседке, Аникеевне, годков уж тоже к семидесяти. Я ей давеча говорю, мож тряхнем стариной на сеновале-то, а она мне про давление, артриты-хандрозы какие-то, да пирожки свои с рисом пихает! Не согласная, в обчем!
Сижу, смеюсь.
- Филипыч, так тебе еще и бабу надо?
- А как же? Я ж мужичина!
Через несколько рюмочек Филипыч заговорщически наклоняется ко мне:
- Семёныч, вот я слыхал, бабы есть такие что за деньги дают?
- Ну так есть конечно, Филипыч, даже мужики есть такие !
- Ну тык этакое говнище мене без интересу, а вот насчет бабы...ты бы мне привез на денек, а? Я же не просто так, я же отдам. С пенсии...
Я вытираю слезы со щек от смеха и повторяю за ним "Отдамммммм... с пенсииииии....!!!!" Филипыч нахмуривается и чеканит:
- Отдам. С пенсии.
Потом чешет затылок и задумчиво говорит:
- Ну правда надо еще будет муки докупить и сальца. Но отдам! В рассрочку!"
После этого я ухохотался еще больше. Да старый и не осердился. Смех-то от чистого сердца шел, без обиды для Филипычевой души наивной и детской, не опачканной за долгих семь десятков прожитых лет.
Долго мы с ним сидели да о жизни разговаривали. О власти, куда же без неё, разговор зашел.
- Пенсию нехай вовремя приносят почтальоны, вот и власть хороша будет. Одно время задержки были, вот это беда была. Всем хутором под запись в магазине брали. Стыдобу какую терпели. Телевизору у меня нету, да он мне и не нужон. Вон радио вишь стоит, "Маяк" кой-когда слушаю. А кто там главный будет - мне без разницы.
Много лет с тех пор прошло. До сих пор когда в тех краях бываю, в гости к Филипычу заезжаю.
Где мораль? Да, если вдуматься, вот она и мораль. Счастлив тот, кто ценит что имеет, жизни радуется и сам себя прокормить сможет не в тягость другим. И кто честен перед собой. "Умел пропивать - умей голодовать". Без всякой хулы на власть. Человек - сам хозяин своей жизни. Что делает - то и получает.
PS. А "женский" вопрос Филипыча я решил. Как? Как-нибудь расскажу, если не забуду.
Берегите себя. Семён Семёныч.