Возвращаюсь в ночи из супермаркета. Золотодолинская освещена фонарями, пуста, чиста и прекрасна. Заливаются сверчки, призрак ветерка изредка делает вид, что существует... На плече моем тряпичная сумка; из нее торчит батон, и в ней трутся друг о друга два пластиковых контейнера (в них в последнее время в нашем супермаркете упаковывают почти всё и, кажется, очень жалеют, что не могут упаковать действительно всё). Скрип-скрип - в такт шагам - скрип-скрип.
Неожиданно чуть впереди меня материализуется парочка: невысокий коренастый парень в шортах и майке-борцовке (этакий коротконогий качок, из тех, что ходят, отставив руки в стороны, будто зажав подмышками по связке невидимой арматуры) и выгуливающий его кряжистый, коротконогий, большеголовый и мощногрудый пёс тигровой расцветки (модификация "собака-убийца"). Между ними - довольно длинный поводок, перегораживающий аллею поперек.
Нам в одну сторону, и довольно скоро я их нагоняю (скрип-скрип, скрип-скрип), опасаясь, однако, обходить или равняться. Вдруг пёс оборачивается на меня. Скрип-скрип. Раз оборачивается, другой... Скрип-скрип. Не нравится мне всё это. Скрип-скрип.
- Успокойся, - негромко говорит парень, даже не повернув головы.
Спасибо, конечно, но можно я всё-таки понервничаю? Скрип-скрип. И намордник на собаку надо надевать! Скрип-скрип. И поводок покороче подобрать! Скрип-скрип. И вообще, с чего вдруг...
Тут пёс, обернувшийся ко мне в очередной раз, видимо, наконец, решается. Морда его озаряется изнутри и приобретает дебильно-радостное выражение, пасть открывается, язык вываливается наружу. Всем телом он делает мощный рывок в мою сторону, будто взлетая на пропеллере хвоста, - и осекается, ограничиваемый как поводком, так и могучим рыком хозяина:
- УСПОКОЙСЯ, Я СКАЗАЛ! НИКТО ТЕБЕ ЗДЕСЬ КОНФЕТ НЕ ДАСТ!
Я по-прежнему молча обгоняю их (скрип-скрип-скрип-скрип) и на первой космической сворачиваю за "Викторию". Парочка растворяется в кустах. Золотодолинская освещена фонарями, пуста, чиста и прекрасна.