Правила жизни
Правила жизни В Москве я для себя выделила четыре правила жизни: не останавливаться, не зевать, не болеть, не умирать. Сегодня расскажу о первом. Миллионы людей идут мимо тебя каждый день. В метро в час пик все стремятся к цели: на поезд, к выходу, в переход. Организованные толпы бегут или медленно плывут мимо - всё зависит от ширины коридора и времени суток. Выбившемуся из графика и толпы подарят недовольный взгляд или ощутимый тычок. Оборачиваться и выяснять отношения некогда - снесёт людской поток. Такая же история в магазинах, в переходах, даже на некоторых улицах. Везде свой час пик - где-то он наступает днём, где-то в выходные.
Для остановок есть особые места - парки и дворики, которые ещё не закрыты. Есть и своё время для этого. К примеру, в Александровском саду оно наступает либо часа в два ночи, либо в страшный ливень. Остановиться можешь на поребрике или возле колонны в метро, если, конечно, там будет место. Время бежит, люди бегут - и ты не стой долго. Посмотрел направление, отправил торопливое SMS, зачекинился - беги дальше. Если надо подождать кого-то - сделай вид, что ты тут уже почти живёшь: ляг на колонну, достань телефон, брось рюкзак под ноги (осторожно, смотри, чтобы тебе его не запинали) и достань из него какую-нибудь еду. Всё, теперь это ненадолго твоё место.
А ещё нельзя останавливаться, потому что начинаешь думать. О жизни, о прошлом, о насущном. Если остановишься достаточно надолго, начнёшь жалеть себя. Разревёшься. Никто не заметит. А на улице то ли 28 марта, то ли 28 октября: листьев нет, трава короткая, но зелёная-презелёная, с неба сыпется то снег, то ледяной дождь, а ветер с какой-то подростковой злостью тебя пинает. На улице нет никого, даже птицы куда-то делись. Через дорогу гудят автобусы на автостанции и свистит ветками Царицынский парк.
Так я сегодня вечером остановилась в Орехово. Ни с того ни с сего, посреди дороги, прижавшись к припаркованной машине, - на чёрный блестящий мерседес никто не полезет. “Take my hand and never let go…,” - мяукает плеер типичным голосом бойзбенда. Датчане. Из всей солянки, что в моём плейлисте (от норвежцев через русский рок до албанцев) в этот раз попались именно датчане. Напротив ресторана «Фьорд» в Орехово. В этом районе находится два корпуса гостиницы с таким же названием. Там раз в два месяца собирается около двух сотен человек - шахтёров-полярников из Баренцбурга. Фирма, в которой все они работают, оплачивает им дорогу и ночь в гостинице. Прямо с чартерного рейса Лонгьир - Москва, Домодедово и обратно их везут, баюкая, большие тёплые автобусы. А в ресторане некоторые ветераны-горняки пробуют материковую еду. Не то что бы в Баренцбурге нечего есть, но выбор, конечно, ограничен.
Одни шпицбегенцы едут в отпуск, другие - на вахту… Мелькают лица: учительница русского языка из Миасса - мудрая восточная женщина, учительница начальной школы из Первомайска ЛНР, электрик из Лисичанска Луганской области, дети, гиды, бухгалтеры, врачи, викинги из Лонгьирбюэна, сирийцы из Франции и мальчики-нэки из Японии. Это не все, кого я встретила на Шпицбергене за короткое время. Говорят, не надо возвращаться туда, где было хорошо. Там было не хорошо и не плохо - там было волшебно. Все твои желания почти сразу попадали Богу в уши, все твои дела были очевидны - по их результатам можно было понять, что нужно, а что нет. А все твои неудачи оказывались логичным следствием твоих же ошибок. Вокруг ничего лишнего - горы, небо, океан. Даже привычка заполнять пустоту фетишами не смогла заполнить всего пространства маленькой комнаты в шахтёрском общежитии - сам посёлок приводит свою территорию в порядок. Дороги укрываются снегом, а вещи как-то сами расходятся в нуждающиеся руки. Меняешь второй половник на зарядку для телефона, потому что твоя сдохла, а новую купить непросто - закончились, будут только через два месяца. А у кого-то нет половника, зато есть две зарядки.
Там можно было петь: на сцене - эстрадные песни, а дома - немецкие марши XIX века. Громко. Во весь голос. Отпустить его над заливом - пусть пугаются нерпы, медведи и соседи. А какое там небо! Когда летишь на вертолёте в полярную ночь, ковш Большой Медведицы можно ухватить за ручку. А можно лететь вообще среди огней Авроры. По московскому небу, кажется, несутся облака. Я не вижу, скорее, угадываю. Пока предаюсь воспоминаниям, ноги начинают замерзать. Вдруг в сером небе мелькает розовый огонёк. Поднимаю голову - в просвете между бешеными облаками в лучах заходящего солнца сверкает бок взлетающего самолёта. Он уже набрал высоту и через мгновение скрылся за тучей. Из Домодедова вылетел, наверное, где-то 10 минут назад. Пора и мне бежать дальше.