О любви без единого слова люблю.
Глеб задумчиво смотрел, как узкоглазая узбечка моет стекло витрины. Стекло она терла одновременно тщательно и торопливо. Словно за ней кто-то наблюдал, и она боялась разочаровать наблюдающего своей нерасторопностью. Впрочем, Глеба интересовала не трудоспособность девушки, а её глаза. Когда их взгляды случайно сталкивались, он начинал волноваться. Где-то внутри, в районе груди что-то сжималось. И сжималось так, что у Глеба захватывало дух.
Лейла появилась в магазине две недели назад. И с первого взгляда сердце Глеба пронзила яркая стрела чувства. Он отчетливо помнил, как она пришла в каком-то пестром национальном платье, но при этом вела себя очень скромно. При звуках голоса начальницы отдела кадров испуганно опускала глаза и бесконечно сжимала кисти рук.
А голос у начальницы кадров действительно был таким, что с непривычки можно было испугаться. Глеб и сам её побаивался. Иногда ему даже снилось по ночам, что начальница собственноручно отрывает ему руки, откручивает голову и выкидывает на помойку. Мерзкие крысы бегают по его расчлененному телу и грызут поломанные конечности. Проснувшись же, он каждый раз переваривал страшное сновидение, и в течение дня, услышав голос начальницы вздрагивал. Он вселял в него какую-то тревогу.
Работа в магазине была простой и если бы не тревоги из-за начальницы, можно было бы сказать, что скучной. Когда-то в далеком прошлом, когда Глеб только-только начинал на рынке, он насмотрелся всякого. Он видел, как крадут деньги из некрасивых женских сумок. Он видел, как толстый грузин Ваха насиловал одну из продавщиц на спор. Доводилось ему, и пересекаться с противными друзьями этого самого грузина. Эти же друзья в итоге и прирезали непокорного кавказца в его собственной палатке на глазах у Глеба.
За свою жизнь Глеб видел разных женщин и девушек, но никогда прежде ему не доводилось встречать такой красоты как у Лейлы. Разглядывая малахитовый оттенок глаз, он получал какое-то неземное наслаждение. Глядя на её хрупкое тело он чувствовал, как ему хочется коснуться хотя бы мизинцем Лейлы. Притронуться кончиком пальца к её рукам, приласкать шею, спуститься ниже к груди и залезть под платье…
На этом моменте обычно он останавливался. Фантазия Глеба была богата, но он прекрасно понимал, что перспектив в этой жизни у него нет абсолютно никаких. А опошливать своими грёзами красавицу Лейлу он не хотел.
Так они и жили. Каждый день он аккуратно разглядывал хрупкую узбекскую девушку, а она занималась уборкой. Самый опасный момент наступал после закрытия магазина. В это время они оставались, как правило, наедине. Лейла прекращала пользоваться шваброй и мыла полы руками. Так было заведено у неё в семье, и именно так она привыкла убираться с детства. Швабра же казалось ей каким-то ужасно неудобным предметом. Конечно же, при посетителях она не могла себе позволить стать на колени и начать убираться, но как только двери магазина закрывались для посторонних, то Лейла, почувствовав свободу, принималась за уборку, как ей было удобно. Ползающая на коленях женщина возбуждала и бередила сердце Глеба. В эти моменты он испытывал смешанные чувства. С одной стороны его распирало от желания наблюдать за изгибами красивого тела, но с другой он пугался своих собственных чувств.
Однажды Лейла протирала стенд возле него, сначала не происходило ничего из ряда вон, но затем она нагнулась и о боже…
Глеб увидел, что на Лейле не было никакого нижнего белья. Он успел отчетливо рассмотреть небольшую грудь с острыми вишенками сосков. Аккуратную ложбинку между ними и крошечную родинку. Первой мыслью Глеба было схватить и прижать к себе Лейлу, осыпать её поцелуями и затем…
О, это сладкое затем и потом. Он сдержался. Перевел дух и продолжил делать вид, словно ничего не произошло. Так и продолжалось до четверга. Лейла не замечала Глеба. Глеб молча страдал от недоступности Лейлы.
Домыв витрину, узбечка пошла, доложить начальству о выполненной работе. Зачем было мыть стекла, Глеб искренне не понимал. Ведь их мыли несколько дней назад. Но начальница отдела кадров любила порядок до какого-то болезненного состояния. Ей всегда было мало простой чистоты. Ей хотелось, что бы вокруг всё сияло. Спор же с ней был синонимом слова увольнение. С людьми она расставалась быстро и решительно. Не испытывая при этом никаких чувств. Во всяком случае, её лицо точно не выдавало каких-то сожалений. Глеб неоднократно видел сцены, как из-за одного пререкания люди оставались без работы. Второй раз вернуться в магазин не удавалось никому. Уволенных начальница называла ёмким словосочетанием «отработанный материал».
Раздумывая о Лейле и своей молчаливой судьбе, Глеб вдруг услышал разговор, который заставил его насторожиться.
- Да, надо и его убрать. Он же артефакт.
- А куда его вынести Галина Павловна? В кладовую или на склад? - Робко уточнила Лейла.
- На помойку. Неси его на помойку. Я давно уже хотела его поменять.
Лейла подошла к Глебу и начала торопливо расстёгивать пуговицы на рубашке. Затем аккуратно сняла с него брюки. Нижнего белья на Глебе не было. От этого ему стало неловко. Далее она перешла к носкам и туфлям. Сложив всё на столик, она подхватила манекен и понесла через торговый зал. Глеб недоуменно рассматривал других своих коллег и ужасался своему будущему. Ему нестерпимо хотелось кричать о чувствах. Рассказать Лейле обо всём или хотя бы поцеловать её на прощание, но он смолчал. Лишь прижался посильнее к её хрупкому телу.
Выйдя через чёрный ход, Лейла подошла к мусорным бакам и положила Глеба рядом с ними. Затем достала сотовый телефон и кому-то позвонила. До Глеба долетали какие-то слова на незнакомом языке и её смех. Но он не слушал. Он готовился умереть окончательно.
Договорив Лейла ушла. Она не обернулась на прощание и не посмотрела на Глеба. Он остался совсем один в какой-то безликой пустоте. Разглядывая банановую шкурку и пустые коробки, он пытался понять, за что его выкинули на помойку. Всего две недели назад он впервые в жизни умудрился влюбиться и та, которую он любил, собственноручно отнесла его на помойку. В этом была какая-то злая ирония судьбы. По щеке Глеба прокатилась одна слеза, затем вторая.
***Дворнику Федору было тяжело. Похмельный набат тревожил его с самого утра. Грузно ступая по асфальту он подошел к мусорке. Поставил рядом с ней метлу. Задумчиво почесал голову.
- Ишь ты. От стерва. Не прибралась. Я этой косоглазой скажу. Всё скажу. - С этими словами он взял манекен и попробовал засунуть в мусорный бак. Манекен не поддавался. Удивившись, Фёдор пробормотал: «Ишь ты» себе под нос и резко переломил пластик. Манекен хрустнул и сложился пополам.
- О, вот теперь порядок. - Обрадовался дворник. - А косоглазой я всё скажу. Вот курва. - Продолжая ворчать, он взял метлу и побрел в подсобку. Там его ждала припрятанная чекушка. Впереди был целый час обеденного перерыва.
Лейла появилась в магазине две недели назад. И с первого взгляда сердце Глеба пронзила яркая стрела чувства. Он отчетливо помнил, как она пришла в каком-то пестром национальном платье, но при этом вела себя очень скромно. При звуках голоса начальницы отдела кадров испуганно опускала глаза и бесконечно сжимала кисти рук.
А голос у начальницы кадров действительно был таким, что с непривычки можно было испугаться. Глеб и сам её побаивался. Иногда ему даже снилось по ночам, что начальница собственноручно отрывает ему руки, откручивает голову и выкидывает на помойку. Мерзкие крысы бегают по его расчлененному телу и грызут поломанные конечности. Проснувшись же, он каждый раз переваривал страшное сновидение, и в течение дня, услышав голос начальницы вздрагивал. Он вселял в него какую-то тревогу.
Работа в магазине была простой и если бы не тревоги из-за начальницы, можно было бы сказать, что скучной. Когда-то в далеком прошлом, когда Глеб только-только начинал на рынке, он насмотрелся всякого. Он видел, как крадут деньги из некрасивых женских сумок. Он видел, как толстый грузин Ваха насиловал одну из продавщиц на спор. Доводилось ему, и пересекаться с противными друзьями этого самого грузина. Эти же друзья в итоге и прирезали непокорного кавказца в его собственной палатке на глазах у Глеба.
За свою жизнь Глеб видел разных женщин и девушек, но никогда прежде ему не доводилось встречать такой красоты как у Лейлы. Разглядывая малахитовый оттенок глаз, он получал какое-то неземное наслаждение. Глядя на её хрупкое тело он чувствовал, как ему хочется коснуться хотя бы мизинцем Лейлы. Притронуться кончиком пальца к её рукам, приласкать шею, спуститься ниже к груди и залезть под платье…
На этом моменте обычно он останавливался. Фантазия Глеба была богата, но он прекрасно понимал, что перспектив в этой жизни у него нет абсолютно никаких. А опошливать своими грёзами красавицу Лейлу он не хотел.
Так они и жили. Каждый день он аккуратно разглядывал хрупкую узбекскую девушку, а она занималась уборкой. Самый опасный момент наступал после закрытия магазина. В это время они оставались, как правило, наедине. Лейла прекращала пользоваться шваброй и мыла полы руками. Так было заведено у неё в семье, и именно так она привыкла убираться с детства. Швабра же казалось ей каким-то ужасно неудобным предметом. Конечно же, при посетителях она не могла себе позволить стать на колени и начать убираться, но как только двери магазина закрывались для посторонних, то Лейла, почувствовав свободу, принималась за уборку, как ей было удобно. Ползающая на коленях женщина возбуждала и бередила сердце Глеба. В эти моменты он испытывал смешанные чувства. С одной стороны его распирало от желания наблюдать за изгибами красивого тела, но с другой он пугался своих собственных чувств.
Однажды Лейла протирала стенд возле него, сначала не происходило ничего из ряда вон, но затем она нагнулась и о боже…
Глеб увидел, что на Лейле не было никакого нижнего белья. Он успел отчетливо рассмотреть небольшую грудь с острыми вишенками сосков. Аккуратную ложбинку между ними и крошечную родинку. Первой мыслью Глеба было схватить и прижать к себе Лейлу, осыпать её поцелуями и затем…
О, это сладкое затем и потом. Он сдержался. Перевел дух и продолжил делать вид, словно ничего не произошло. Так и продолжалось до четверга. Лейла не замечала Глеба. Глеб молча страдал от недоступности Лейлы.
Домыв витрину, узбечка пошла, доложить начальству о выполненной работе. Зачем было мыть стекла, Глеб искренне не понимал. Ведь их мыли несколько дней назад. Но начальница отдела кадров любила порядок до какого-то болезненного состояния. Ей всегда было мало простой чистоты. Ей хотелось, что бы вокруг всё сияло. Спор же с ней был синонимом слова увольнение. С людьми она расставалась быстро и решительно. Не испытывая при этом никаких чувств. Во всяком случае, её лицо точно не выдавало каких-то сожалений. Глеб неоднократно видел сцены, как из-за одного пререкания люди оставались без работы. Второй раз вернуться в магазин не удавалось никому. Уволенных начальница называла ёмким словосочетанием «отработанный материал».
Раздумывая о Лейле и своей молчаливой судьбе, Глеб вдруг услышал разговор, который заставил его насторожиться.
- Да, надо и его убрать. Он же артефакт.
- А куда его вынести Галина Павловна? В кладовую или на склад? - Робко уточнила Лейла.
- На помойку. Неси его на помойку. Я давно уже хотела его поменять.
Лейла подошла к Глебу и начала торопливо расстёгивать пуговицы на рубашке. Затем аккуратно сняла с него брюки. Нижнего белья на Глебе не было. От этого ему стало неловко. Далее она перешла к носкам и туфлям. Сложив всё на столик, она подхватила манекен и понесла через торговый зал. Глеб недоуменно рассматривал других своих коллег и ужасался своему будущему. Ему нестерпимо хотелось кричать о чувствах. Рассказать Лейле обо всём или хотя бы поцеловать её на прощание, но он смолчал. Лишь прижался посильнее к её хрупкому телу.
Выйдя через чёрный ход, Лейла подошла к мусорным бакам и положила Глеба рядом с ними. Затем достала сотовый телефон и кому-то позвонила. До Глеба долетали какие-то слова на незнакомом языке и её смех. Но он не слушал. Он готовился умереть окончательно.
Договорив Лейла ушла. Она не обернулась на прощание и не посмотрела на Глеба. Он остался совсем один в какой-то безликой пустоте. Разглядывая банановую шкурку и пустые коробки, он пытался понять, за что его выкинули на помойку. Всего две недели назад он впервые в жизни умудрился влюбиться и та, которую он любил, собственноручно отнесла его на помойку. В этом была какая-то злая ирония судьбы. По щеке Глеба прокатилась одна слеза, затем вторая.
***Дворнику Федору было тяжело. Похмельный набат тревожил его с самого утра. Грузно ступая по асфальту он подошел к мусорке. Поставил рядом с ней метлу. Задумчиво почесал голову.
- Ишь ты. От стерва. Не прибралась. Я этой косоглазой скажу. Всё скажу. - С этими словами он взял манекен и попробовал засунуть в мусорный бак. Манекен не поддавался. Удивившись, Фёдор пробормотал: «Ишь ты» себе под нос и резко переломил пластик. Манекен хрустнул и сложился пополам.
- О, вот теперь порядок. - Обрадовался дворник. - А косоглазой я всё скажу. Вот курва. - Продолжая ворчать, он взял метлу и побрел в подсобку. Там его ждала припрятанная чекушка. Впереди был целый час обеденного перерыва.