Багровый мятлик
Вчера началась война.
Мы с Ленкой ходили выгонять коров из клевера, а когда вернулись, увидели возле дома серый грузовик и людей с красными повязками на рукавах. Плачущие матери сунули нам в руки какие-то документы и объяснили, что нас отвезут в госпиталь, чтобы сделать какие-то профилактические прививки. Вроде бы, это связано с теми самолетами, что кружились вчера над пригородом.
В кузове грузовика было тесно и пахло потом от более старших ребят.
Через несколько часов тряски все мы - человек 15 детей и подростков - прибыли в госпиталь. Он был старым и пыльным, в коридорах лежал потрескавшийся линолеум, а в палатах стояли страшно скрипучие кровати. Толстые, печальные санитарки раздали нам рубашки и отправили спать, сказав, что прививки сделают утром.
Три дня спустя.
Мы все еще в госпитале. Нам так и не сделали никаких прививок, говорят, что вакцина закончилась. Я, Ленка и Макс (Максу 15, как и мне, и он спит в соседней палате) хотели пойти погулять вокруг зданий, но сердитая нянечка загнала нас во внутренний двор - там две стороны закрыты зданием госпиталя, а еще две, как квадрат, закрывают высокие стенки. Там все в обломках кирпичей, а из-под ограды прорастают огромные пыльные полынные кусты. Зато Макс, когда полез под куст в погоне за ящеркой, обнаружил дырку в стене. По счастью, дырка большая, только слегка заваленная кирпичом, так что через нее может проползти не только маленькая 10-летняя Ленка, но и мы с Максом. Когда нянечки, следившие за внутренним двором, ушли за угол покурить, мы все трое пролезли под стену. Отряхнувшись от земли, мы увидели, что оказались позади госпиталя, рядом с дорогой, по которой нас везли на грузовике.
Решение пришло само собой. Раз нас здесь вообще не лечат (кстати, от чего?), а все время кормят поганой кашей и одевают в дурацкие ночные рубахи, то нужно сбежать. Мы с Максом уже выяснили, что его дом находится всего в нескольких минутах ходьбы от нашего пригорода, а значит, можно почти всю дорогу идти вместе.
Мы трое почти не знали верной дороги, только предполагали, в какую сторону следует идти, но нас это не смутило. Не смутил нас и рокот моторов, периодически раздававшийся с неба. От родителей мы слышали, что в этой войне главное, чтобы никто не нарушил договор об орбитальном ядерном вооружении, а если над нами летают самолеты - значит, пока все не так плохо.
Мы шли уже два часа. Все это время мы испуганно шарахались в кусты на обочине, едва заслышав гул машины или человеческие голоса. Мы боялись, что нас хватятся в госпитале и начнут искать, а если найдут - то наверняка накажут. Но домой хотелось слишком сильно, а еще хотелось целую вечность идти по дороге рядом с Максом, касаясь локтями. Ленка терпеливо шагала следом, грызя травинку.
Мы шли, и шли, и колыхался фиолетовым покрывалом мятлик на обочинах, и пронзительно звенели кузнечики, и легкая беловатая пыль взлетала из-под ног, оседая на одежде.
Вдруг Ленка дернула меня за пояс. Обернувшись, я увидела ее дрожащую руку, указывающую на небо за нашими спинами. Макс тоже обернулся - и застыл, как соляное изваяние. На наших глазах все небо покрывалось бордово-розовыми «зонтиками», всполохами жидкого огня, распускавшимися, как хищные цветы. Алая тень легла на нас, на поле, залила дорогу кровавым туманом.
Макс отчаянно кусал губы, вцепившись в мою руку, Ленка жалась к ногам, а у меня в груди поселилась черная-черная боль, сжимающая горло горячим спазмом. Мы все знали, что означало это сияние, и знали, что теперь мы никогда не придем домой.
Тем не менее, зрелище было прекрасное, и мы легли на спину, прямо на пушистый мятлик, и держались за руки, глядя на багровое сияние.
Мы больше не боялись.
Мы ждали.
Наша война закончилась.
Мы с Ленкой ходили выгонять коров из клевера, а когда вернулись, увидели возле дома серый грузовик и людей с красными повязками на рукавах. Плачущие матери сунули нам в руки какие-то документы и объяснили, что нас отвезут в госпиталь, чтобы сделать какие-то профилактические прививки. Вроде бы, это связано с теми самолетами, что кружились вчера над пригородом.
В кузове грузовика было тесно и пахло потом от более старших ребят.
Через несколько часов тряски все мы - человек 15 детей и подростков - прибыли в госпиталь. Он был старым и пыльным, в коридорах лежал потрескавшийся линолеум, а в палатах стояли страшно скрипучие кровати. Толстые, печальные санитарки раздали нам рубашки и отправили спать, сказав, что прививки сделают утром.
Три дня спустя.
Мы все еще в госпитале. Нам так и не сделали никаких прививок, говорят, что вакцина закончилась. Я, Ленка и Макс (Максу 15, как и мне, и он спит в соседней палате) хотели пойти погулять вокруг зданий, но сердитая нянечка загнала нас во внутренний двор - там две стороны закрыты зданием госпиталя, а еще две, как квадрат, закрывают высокие стенки. Там все в обломках кирпичей, а из-под ограды прорастают огромные пыльные полынные кусты. Зато Макс, когда полез под куст в погоне за ящеркой, обнаружил дырку в стене. По счастью, дырка большая, только слегка заваленная кирпичом, так что через нее может проползти не только маленькая 10-летняя Ленка, но и мы с Максом. Когда нянечки, следившие за внутренним двором, ушли за угол покурить, мы все трое пролезли под стену. Отряхнувшись от земли, мы увидели, что оказались позади госпиталя, рядом с дорогой, по которой нас везли на грузовике.
Решение пришло само собой. Раз нас здесь вообще не лечат (кстати, от чего?), а все время кормят поганой кашей и одевают в дурацкие ночные рубахи, то нужно сбежать. Мы с Максом уже выяснили, что его дом находится всего в нескольких минутах ходьбы от нашего пригорода, а значит, можно почти всю дорогу идти вместе.
Мы трое почти не знали верной дороги, только предполагали, в какую сторону следует идти, но нас это не смутило. Не смутил нас и рокот моторов, периодически раздававшийся с неба. От родителей мы слышали, что в этой войне главное, чтобы никто не нарушил договор об орбитальном ядерном вооружении, а если над нами летают самолеты - значит, пока все не так плохо.
Мы шли уже два часа. Все это время мы испуганно шарахались в кусты на обочине, едва заслышав гул машины или человеческие голоса. Мы боялись, что нас хватятся в госпитале и начнут искать, а если найдут - то наверняка накажут. Но домой хотелось слишком сильно, а еще хотелось целую вечность идти по дороге рядом с Максом, касаясь локтями. Ленка терпеливо шагала следом, грызя травинку.
Мы шли, и шли, и колыхался фиолетовым покрывалом мятлик на обочинах, и пронзительно звенели кузнечики, и легкая беловатая пыль взлетала из-под ног, оседая на одежде.
Вдруг Ленка дернула меня за пояс. Обернувшись, я увидела ее дрожащую руку, указывающую на небо за нашими спинами. Макс тоже обернулся - и застыл, как соляное изваяние. На наших глазах все небо покрывалось бордово-розовыми «зонтиками», всполохами жидкого огня, распускавшимися, как хищные цветы. Алая тень легла на нас, на поле, залила дорогу кровавым туманом.
Макс отчаянно кусал губы, вцепившись в мою руку, Ленка жалась к ногам, а у меня в груди поселилась черная-черная боль, сжимающая горло горячим спазмом. Мы все знали, что означало это сияние, и знали, что теперь мы никогда не придем домой.
Тем не менее, зрелище было прекрасное, и мы легли на спину, прямо на пушистый мятлик, и держались за руки, глядя на багровое сияние.
Мы больше не боялись.
Мы ждали.
Наша война закончилась.