Республика и монархия. Протоиерей Владислав Цыпин. 17 декабря 2018.

[sorokovs]

Октавиан Август

От демократии - к монархии. Возможно ли?

В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» сопоставляются три формы государственного правления - библейская теократия, монархия и демократия, - которые не равнозначны с высшей духовной точки зрения: подобно тому, как прямое богоправление, существовавшее в Древнем Израиле до поставления царем Саула, выше монархии, так и монархия, основанная на народной вере в богопоставленность правителя, царя, выше демократии, опирающейся, по крайней мере доктринально, исключительно на волеизъявление самого народа. И хотя, как утверждается в этом документе, искусственно стимулированная замена низшего по своей духовной природе государственного строя на более высокий строй - актуально: демократии на монархию - не может принести добрых плодов, если подобная трансформация не будет соответствовать религиозно-нравственному состоянию общества, сама возможность такой перемены «Основами социальной концепции» не исключается и расценивается как благо - в том случае, если она будет востребована народом, готовым принять ее.

Относительно перспективы перемены форм правления в «Основах социальной концепции» содержится следующее положение:

«Нельзя вовсе исключать возможность такого духовного возрождения, когда религиозно более высокая форма государственного устройства станет естественной» (Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. III, 7).

В этом самая суть, квинтэссенция православного учения о форме правления.



Доминирующая в современной теории государственного права систематика противопоставляет республику монархии, допуская при этом совместимость монархии с демократией, что и имеет место в большей части монархий, просуществовавших до наших дней. Насколько подобные государства при этом остаются подлинными монархиями, с одной стороны, и насколько они демократичны по существу дела, то есть имеет ли место в них действительное народоправие, - это большой вопрос: наблюдая за перипетиями политической жизни в таких странах, можно прийти к заключению, что при соблюдении в них монархического церемониала и демократических выборных процедур они все-таки не юридически, но в плане реальной политики представляют примеры олигархического правления, как, впрочем, и более типичные для нашего времени республики с их представительными органами власти в виде парламентов.

В современном демократическом государстве народ - объект, в не субъект управления

Народ провозглашается источником власти, но является ли он в современном демократическом государстве субъектом или все же скорее объектом управления? Не уместна ли параллель между формальным всевластием народа в государствах с представительным правлением и суверенитетом монарха, когда монарх этот - подросток или младенец вроде российского императора Иоанна VI, младенцем восшедшего на престол и младенцем же свергнутого с него несколько месяцев спустя, или Людовика XV в пору регентства. Подобных примеров в истории наследственных монархий множество. Не выполняет ли в демократических государствах народ лишь функцию легитимации власти, подобно тому как эту роль играет малолетний законный монарх, при том что реально правит его именем единоличный или коллегиальный регент?

Монархия, аристократия, полития

В наших рассуждениях на тему государственного строя полезно обратиться к истокам, лучше сказать, к классике государственного права - трактату Аристотеля «Политика». Содержащаяся в нем классификация сохраняет актуальность и остается фундаментом современной юридической и политологической систематики.

Аристотель выделил шесть форм правления: три правильных (монархию, аристократию и политию) и три извращенных, сопряженных со злоупотреблениями, а именно тиранию, олигархию и демократию.

• Монархия, по Аристотелю, это единоличное правление, при котором носитель власти служит общему благу, причем наследственность власти не является непременным атрибутом монархии.
• Аристократия - это правление лучших, наиболее компетентных и обладающих высокими моральными качествами лиц; вовсе не обязательно при этом, чтобы они принадлежали к родовой знати.
• При политии государственные решения принимаются собранием полноправных граждан, а не через выборы народных представителей: правосознание античного мира отвергало представительное правление как профанацию народного волеизъявления; представительство практиковалось лишь в межполисных или, что то же, межгосударственных отношениях, в союзных органах.

От правильных форм правления, при которых власть служит общему благу, Аристотель отличал неправильные, когда при тех же формальных механизмах властвования носители власти преследуют цели, не служащие общему благу. Извращением монархии является тирания, под маской аристократии утверждается олигархия, а полития оборачивается демократией, когда толпа не следует советам благоразумных граждан, увлекаясь разрушительными лозунгами демагогов. Что еще необходимо пояснить: Аристотель, при всей свойственной его стилю мышления склонности к схематизирующей и упрощающей систематизации, оставался реалистом и, характеризуя конкретное политическое устройство современных ему греческих полисов и государств, находившихся вне мира эллинской цивилизации, находил в каждом из них сочетание элементов нескольких форм правления, но в разных пропорциях и при доминировании одной из них, что и давало ему основание для классификации.

В новое время типологию Аристотеля скорректировал классик философии права Гоббс, который резонно заметил: считать единовластие монархией или тиранией, а власть узкого круга лиц аристократией, то есть правлением лучших, или олигархией, и как отличить нормальную политию от дефектной демократии - это зависит от точки зрения того, кто дает оценку, так что довольные политикой, проводимой единодержавным властителем, назовут его монархом, а недовольные - тираном. Так же, по Гоббсу, обстоит дело и с оппозициями: аристократия и олигархия, полития и демократия. Это релятивистское уточнение британского мыслителя имеет резон ввиду наличия разных интересов у разных групп населения, как и индивидуальных расхождений в оценках, так что, строго говоря, в формальном плане, а право всегда формально, существует лишь три вида правления. Назовем их так: монархия, олигархия и демократия, - употребляя эти термины, в соответствии с позицией Гоббса, безоценочно, нейтрально.

Императоры республики

Латинским эквивалентом греческой «политии» является res publica. Классическая республика, установленная в Риме в 510 году до Р.Х. после свержения царя Тарквиния Гордого, уживалась с единовластной диктатурой, которая вводилась не вопреки основным законам, а в соответствии с ними на время войн, угрожавших самому существованию Римского государства. Республика не была упразднена и после того, как при Октавиане Августе олигархический сенат утратил былое всевластие и ключевое значение в управлении Римом приобрел принцепс, по-другому титуловавшийся также и императором.

Слово imperium значит «власть». Им обозначалась высшая исполнительная власть в Риме

Этимологически императорский титул восходит к слову imperium, которое в переводе значит «власть», и никакой специфически монархической идеи его семантика не содержит. Как термин из области римского права, imperium обозначает один из видов власти, а именно высшую исполнительную власть, включая и такой ее элемент, как командование вооруженными силами, вместе с властью судебной по отношению к военнослужащим и жителям оккупированной территории. В раннем Риме империй принадлежал царям, в эпоху классической республики - двум консулам. В провинциях неограниченной властью над местным населением, но не над римскими гражданами обладали назначаемые туда проконсулы или пропреторы. В республиканском Риме почетный титул императора предоставлялся консулам или диктаторам, которые одержали победу над опасными и сильными врагами и были удостоены триумфа - чести торжественного восхождения на Капитолий во главе победоносного войска: за исключением дней триумфов войска не имели права находиться в Риме.

Октавиан Август первым начал писать слово imperator впереди своего личного имени, но его огромная власть соединена была не с императорским титулом, а с должностью принцепса - первого члена сената, что расширительно интерпретировалось также и как звание первого гражданина Рима. При этом сам он говорил, что его реальное влияние на ход государственных дел вытекает не столько из его разнообразных должностных обязанностей, сколько из его авторитета. В I столетии от Р.Х. титул императора усваивался и полководцам, не обладавшим, в отличие от Августа и последовавших за ним принцепсов, верховной властью. Затем установился обычай, законодательно не сформулированный, чтобы императорами титуловались исключительно принцепсы. Но этот титул по-прежнему был обусловлен одержанными победами, так что во многих случаях он употребляется с добавлением в титуле числа, обозначавшего количество таких побед: дважды или трижды император.

Император мыслился не стоящим вне и над республикой, а занимающим ключевое положение в системе республиканской власти

Из двух высших званий верховного правителя Рима одно - «император» - имело преимущественное отношение к военной, а другое - «принцепс» - к гражданской власти. Правители Рима были императорами для воинов - их пожизненными верховными главнокомандующими, которым воины приносили присягу на верность, и пожизненными же принцепсами для граждан Римской республики. По мере милитаризации Рима и дальнейшего падения значения сената в системе власти титул императора стал основным в титулатуре правителя, и со временем императоры перестали усваивать себе звание принцепса сената, ставшего лишь декоративным органом. Но важно подчеркнуть, что император, как и прежде, мыслился не стоящим вне и над республикой, а занимающим ключевое положение в системе республиканской власти Рима.

Императорский титул сохранили правители Римской империи, когда она стала христианским государством и когда ее столица была перенесена на берег Босфора, в область преобладающего грекоязычия. Греческим эквивалентом титула императора было «автократор», что можно перевести на русский язык как «самодержец», при том что русское осмысление этого термина в его первоначальном значении указывает на суверенитет, на независимость, по контрасту с былой зависимостью наших князей от Орды. Хотя греческие панегиристы величали римских императоров, или автократоров, царями - василевсами, по-латыни - rex (как титуловались до учреждения республики римские цари и как в Риме называли монархов варварских народов и племен), но в официальную титулатуру это слово было включено лишь при Ираклии, то есть уже только в VII столетии. При этом само государство и при Ираклии, и после него по-прежнему именовалось республикой, или, по-гречески, политией, в переводе на церковнославянский язык - «жительство». Это слово употреблено в славянском переводе тропаря праздника Воздвижения Креста Господня: «Победы царям на варваров даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство», по-гречески - политию.

Косвенным признаком республиканского контекста императорского титула было то обстоятельство, что в Византии и на Западе до Средневековья не употреблялся титул «императрица» применительно к жене императора. Императорским женам часто, но не всегда усваивался титул августы, восходящий, естественно, к супруге Августа Октавиана, удостоенной почетного имени, которое предоставлено было ее мужу. Когда же правительница государства усваивала себе власть, аналогичную не только по факту, но и юридически той, которой обладали императоры, - это случай со святой Ириной, которую мы ныне не вполне правомерно, только по языковой инерции, именуем императрицей, - она называла себя в латиноязычных актах «императором». Именно так подписывалась под латиноязычными актами святая Ирина: Imperator Irina.

Республиканским элементом в государственном строе Римской империи, прямым продолжением которой была империя Ромейская, называемая также кабинетным именем «Византийской», является отсутствие юридически признанного наследственного принципа при передаче верховной власти преемнику. По факту преемником мог быть и наследник, но никакими законами такой порядок передачи власти не предусматривался. Средством передачи верховной власти сыну или другому близкому родственнику было привлечение его к соправительству при жизни правителя, сопряженное с усвоением ему титула августа или цезаря. Хотя в известные периоды империей правили династические императоры, но все же «порфирогенеты», или «багрянородные» василевсы - те, что родились в правление своего отца, не составляли большинства среди императоров. Наследственный принцип передачи верховной власти имеет совсем иные, не римские и не византийские корни. Он действовал в восточных монархиях, в эллинистических государствах и, наконец, у варварских германских народов, оказав лишь некоторое влияние на юридическую мысль и государственную практику Византии.

Но кто становился преемником императора, когда это не был его близкий родственник? Если оставить за скобками нередкие случаи свержения и убийства правителей, захвата власти узурпатором - чаще всего военачальником, возглавившим успешный мятеж, то существовала еще практика адаптации императором лица, избранного им в преемники: он тем или иным образом вводился в семью действующего правителя, удостаивался высших титулов цезаря и августа и становился соправителем, с тем чтобы принять полноту верховной власти после кончины возвысившего его императора.

Император оставался высшим должностным лицом Ромейской республики

Юридически значимыми актами инаугурации императора в эпоху до христианизации Рима было избрание его армией, церемониально сопровождаемое поднятием на щите, затем сенатом и, наконец, народным волеизъявлением чрез приветственные аккламации на ипподроме перед началом скачек. В христианской Византии к этим актам присоединилось патриаршее благословение на правление, с начала XIII века совершавшееся как чинопоследование миропомазания. При этом император оставался высшим должностным лицом Ромейской республики, или политии.

Такое, на первый взгляд парадоксальное, сочетание республики и монархии мы наблюдаем и на примере других государств. Императоры Священной Римской империи германской нации, даром что в течение столетий это были династические Габсбурги, юридически не наследовали власть, но избирались курфюрстами. Из истории можно извлечь и иные примеры соединения элементов монархического и республиканского правления в одном государстве. Польша и в ту пору, когда во главе ее стояли короли, избираемые сеймом, хотя, как правило, из лиц династических - чаще из иностранных, чем отечественных династий, - называлась Речью Посполитой, что является точным переводом слова «республика».

Из истории известно также, что и в республиканском по своей конституции государстве реальная власть могла сосредотачиваться в руках единоличного правителя, не всегда при этом занимавшего должность формального главы этого государства. Подобная концентрация власти обыкновенно вызывалась потребностями выживания страны в трудных обстоятельствах внешнеполитического или внутриполитического характера, например при враждебном окружении или при наведения порядка после революционной смуты.

Усиление монархического элемента возможно и при сохранении республиканских институтов

Экскурс в генезис и эволюцию монархической титулатуры призван лишний раз подчеркнуть мысль о совместимости монархии не только с демократией, что общепризнанно, но и c республиканской формой правления, и, значит, трансформация государственного строя в сторону усиления монархического элемента, который, согласно церковной доктрине, изложенной в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», имеет несомненные достоинства, может быть осуществлена и при сохранении республиканских институтов, как это происходило в свое время в Римской и Ромейской империях.
ИСТОЧНИК

Книги протоиерея Владислава Цыпина в интернет-магазине "Сретение"