Как мы с подругой в пост в театр ходили
На днях с подружкой мы в Сатириконе
К культуре приобщиться возжелали
Посредством лицезрения спектакля
О Лире короле - Шекспира пьесы.
Мы думали: Шекспир, наверно, постный...
Но обломались круто, нипадеццки.
Обратно шли в мучительных раздумьях
О том, что режиссер хотел поведать...
А слог бессмертный в душу все ж запал.
Сначала Райкин снять штаны пытался,
Но дочери его - ханжи и суки -
Опять портки напяливали споро
На папу Лира, не давая даже
Ему как следует посамовыражаться.
Меж тем как Кент вовсю в трусах уж шастал,
Изображая из себя борца за правду.
Но Лир его в упор не признавал.
Эдмонд, сын графа Глостера побочный,
Завистник, интриган, но в целом душка,
Все время для чего-то мял газеты -
Возможно, в знак презренья к желтой прессе,
Тем провоцируя естественный позыв.
А брат его Эдгар на них валялся,
Себя обмазав клейстером обойным,
Скача в одной набедренной повязке,
Сойти за сумасшедшего пытался
И очень сильно в этом преуспел.
Слуга Реганы, Освальд хамоватый,
Был геем, судя по его повадкам,
Ходил все время с голыми ногами
И ящик с инструментами носил.
Потом носил большой макет лошадки
И приставал к британскому народу:
«Где тут поставить можно лошадей?»
За что и получил потом по шее…
Шута играла девка почему-то -
В помаде красной и чулках с резинкой.
И голосом писклявым и противным
Хамила Лиру просто безобразно,
За что старик и придушил ее…
Потом зачем-то с мётлами ходили,
Газетные обрывки подметая,
Показывая «факи» и плюясь...
А Корнуэлльский герцог и Регана
Искали места, где заняться сексом,
Но, чопорности вопреки британской,
Пытались сделать это там, где посветлей.
Шекспир же, набирая обороты,
Тем временем к развязке несся страшной.
И Корнуэлл, подавленный супругой,
Вернее, сексуальностию женской,
Последний раз сплясав с Реганой самбу,
Полез к Освальду гнусно домогаться,
И тот, зараза, вовсе был непрочь...
И маршем завершилось всё бравурным
«Советский цирк, он самый лучший в мире цирк!..»
Карочи, акт второй смотреть не стали,
Решили, что на «Ричарда» пойдем,
На третьего, а с Лиром всё понятно -
От горя тронулся умом старик.
Прогнило что-то там у них, в Сатириконе...
К культуре приобщиться возжелали
Посредством лицезрения спектакля
О Лире короле - Шекспира пьесы.
Мы думали: Шекспир, наверно, постный...
Но обломались круто, нипадеццки.
Обратно шли в мучительных раздумьях
О том, что режиссер хотел поведать...
А слог бессмертный в душу все ж запал.
Сначала Райкин снять штаны пытался,
Но дочери его - ханжи и суки -
Опять портки напяливали споро
На папу Лира, не давая даже
Ему как следует посамовыражаться.
Меж тем как Кент вовсю в трусах уж шастал,
Изображая из себя борца за правду.
Но Лир его в упор не признавал.
Эдмонд, сын графа Глостера побочный,
Завистник, интриган, но в целом душка,
Все время для чего-то мял газеты -
Возможно, в знак презренья к желтой прессе,
Тем провоцируя естественный позыв.
А брат его Эдгар на них валялся,
Себя обмазав клейстером обойным,
Скача в одной набедренной повязке,
Сойти за сумасшедшего пытался
И очень сильно в этом преуспел.
Слуга Реганы, Освальд хамоватый,
Был геем, судя по его повадкам,
Ходил все время с голыми ногами
И ящик с инструментами носил.
Потом носил большой макет лошадки
И приставал к британскому народу:
«Где тут поставить можно лошадей?»
За что и получил потом по шее…
Шута играла девка почему-то -
В помаде красной и чулках с резинкой.
И голосом писклявым и противным
Хамила Лиру просто безобразно,
За что старик и придушил ее…
Потом зачем-то с мётлами ходили,
Газетные обрывки подметая,
Показывая «факи» и плюясь...
А Корнуэлльский герцог и Регана
Искали места, где заняться сексом,
Но, чопорности вопреки британской,
Пытались сделать это там, где посветлей.
Шекспир же, набирая обороты,
Тем временем к развязке несся страшной.
И Корнуэлл, подавленный супругой,
Вернее, сексуальностию женской,
Последний раз сплясав с Реганой самбу,
Полез к Освальду гнусно домогаться,
И тот, зараза, вовсе был непрочь...
И маршем завершилось всё бравурным
«Советский цирк, он самый лучший в мире цирк!..»
Карочи, акт второй смотреть не стали,
Решили, что на «Ричарда» пойдем,
На третьего, а с Лиром всё понятно -
От горя тронулся умом старик.
Прогнило что-то там у них, в Сатириконе...