А за окном - то снег, то дождь...
- А сейчас, - сказала Офа, - мы поедем вкусно есть баранину. Овцевед ее купил и уже жарит.
Любимая впихнула меня в машину и туго завязала ремень безопасности на моей шее - чтобы машина не пищала от ужаса перегруза непристегнутых тел. Машинка у Офы - маленькая ауди. Хотя для нее совсем не маленькая, но для меня-то - сами понимаете. Потому и ремень на шее застегиваем.
Дорога ужасная: и снег и ветер и звезд ночной полет, в окно все время ломится то дождь, то сопли снежные какие-то, пару раз мне показалось, за стеклом промелькнули рыбы, к тому же очень скользко и туман. Туман у нас с Офой начинается всегда, когда мы собираемся вместе. Овцевед пытается с этим бороться, но... как только он подключается, туман усиливается.
- Рыбы, рыбы, какие вы рыбы, какие вы заи, прекрасные рыбы, и как вы не птицы, что тоже прекрасно, хотя ведь могли бы, но лучше не надо... - бормочу я акынские стихи, глядя в окно.
- Это не рыба, Матильда. Это машину занесло, и она сделала нам плавником вот так. - Офа продолжила рукой извилистый след машины. - Они очень быстро едут, вот и рыбы. А мы не будем рыбы, а мы давай будем тихонько на цыпочках, со скоростью 36,6.
- 36,6 - это нормально, не будем горячиться, мы же не рыбы, мы баранину жрать едем.
- Как ты думаешь, где мы?
- Я не знаю, идиотизм топографический не дает мне знать, где мы. Что делать?
- Надо звонить Овцеведу. Звони.
- Точно! А почему я?
- Я буду руль держать.
- Але, Игорь, где мы, если только что проехали музей Дарвина? Что? Как ты сказал? Ага. Ага. Ладно! - Оборачиваюсь к сосредоточенно наносящей на губы блеск Офе. - Он говорит, что мы давно проехали поворот и должны вернуться, потом сказал: "Эх, рыбки вы мои, включите навигатор, а то я к утру вас только дождусь". Как он про рыб узнал?
- Ну, как... Он же Овцевед. К тому же нас опять куда-то занесло, - Офа повторила изящной ладонью извилистый след занесенных рыб. - Как тогда, помнишь, когда в Аминьево уехали?
Мы включили навигаторы, как велел Овцевед. Его надо слушаться, он всегда дело говорит. Потому что очень обаятельный и умный, практичный еще - вон баранину жарит. Мы всегда включаем два навигатора. Мой - нелюдим, сразу норовит уйти в туман и угрюмо молчит оттуда, на какие кнокпи ему не нажимай, максимум, что удается из него выжать, это "маршрут построен", потом затыкается до конца поездки. Офин - весело тарахтит на разные голоса, однажды даже анекдот рассказал, но иногда и у него бывают депрессии, и он присоединяется к моему в тумане, и они оба там тревожно молчат. А нам страшно и кружится голова. В такие минуты нужно звонить Овцеведу.
Несмотря на то что сейчас Офин навигатор бойко щебетал, убедительно предлагая нам поехать то налево, то направо, Офа вошла с ним в противоречие, так и сказала:
- Я ему не доверяю! Что-то внутри, вот здесь, какое-то первобытное чувство, питающееся древними соками земли, вызывает протест… - она надела очки и поднесла айфон поближе к глазам. - О! Я ввела не тот адрес. Он везет нас опять к тебе…
Через три минуты мы были на месте. То ли насыщенная событиями поездка, то ли навалившееся тяжким грузом погодное неустройство, а может, прибывшая после поста толстота намертво вдавили меня в кресло. Выбираться из машины было невыносимо трудно: я и волю в кулак собирала, и проклинала обжорство, и сетовала на свою неуклюжесть…
- Ты бьешься, как птица в силке - щемяще и трогательно, - сказала Офа, заботливо отстегивая меня от ремня.
Потом мы долго уговариваем домофон, чтобы впустил. А потом показываем Овцеведу мою серую шапочку с длинными и тонкими заячьими ушками и объясняем, как это прикольно сидеть за столом в такой шапке. Но Овцевед с зажмуренными глаза велит снять шапочку - потому что в ней у меня такой вид, будто я собралась уходить, и он тревожится… А потом…
Потом я когда-нибудь напишу, как мы ели баранину и пили шампанское Лев Голицын, как прекрасны хрупкие блондинки в платьицах military style и почему за ужином надо слушать Чехова, а после ужина - рассуждать о сексуальных ориентациях.
Любимая впихнула меня в машину и туго завязала ремень безопасности на моей шее - чтобы машина не пищала от ужаса перегруза непристегнутых тел. Машинка у Офы - маленькая ауди. Хотя для нее совсем не маленькая, но для меня-то - сами понимаете. Потому и ремень на шее застегиваем.
Дорога ужасная: и снег и ветер и звезд ночной полет, в окно все время ломится то дождь, то сопли снежные какие-то, пару раз мне показалось, за стеклом промелькнули рыбы, к тому же очень скользко и туман. Туман у нас с Офой начинается всегда, когда мы собираемся вместе. Овцевед пытается с этим бороться, но... как только он подключается, туман усиливается.
- Рыбы, рыбы, какие вы рыбы, какие вы заи, прекрасные рыбы, и как вы не птицы, что тоже прекрасно, хотя ведь могли бы, но лучше не надо... - бормочу я акынские стихи, глядя в окно.
- Это не рыба, Матильда. Это машину занесло, и она сделала нам плавником вот так. - Офа продолжила рукой извилистый след машины. - Они очень быстро едут, вот и рыбы. А мы не будем рыбы, а мы давай будем тихонько на цыпочках, со скоростью 36,6.
- 36,6 - это нормально, не будем горячиться, мы же не рыбы, мы баранину жрать едем.
- Как ты думаешь, где мы?
- Я не знаю, идиотизм топографический не дает мне знать, где мы. Что делать?
- Надо звонить Овцеведу. Звони.
- Точно! А почему я?
- Я буду руль держать.
- Але, Игорь, где мы, если только что проехали музей Дарвина? Что? Как ты сказал? Ага. Ага. Ладно! - Оборачиваюсь к сосредоточенно наносящей на губы блеск Офе. - Он говорит, что мы давно проехали поворот и должны вернуться, потом сказал: "Эх, рыбки вы мои, включите навигатор, а то я к утру вас только дождусь". Как он про рыб узнал?
- Ну, как... Он же Овцевед. К тому же нас опять куда-то занесло, - Офа повторила изящной ладонью извилистый след занесенных рыб. - Как тогда, помнишь, когда в Аминьево уехали?
Мы включили навигаторы, как велел Овцевед. Его надо слушаться, он всегда дело говорит. Потому что очень обаятельный и умный, практичный еще - вон баранину жарит. Мы всегда включаем два навигатора. Мой - нелюдим, сразу норовит уйти в туман и угрюмо молчит оттуда, на какие кнокпи ему не нажимай, максимум, что удается из него выжать, это "маршрут построен", потом затыкается до конца поездки. Офин - весело тарахтит на разные голоса, однажды даже анекдот рассказал, но иногда и у него бывают депрессии, и он присоединяется к моему в тумане, и они оба там тревожно молчат. А нам страшно и кружится голова. В такие минуты нужно звонить Овцеведу.
Несмотря на то что сейчас Офин навигатор бойко щебетал, убедительно предлагая нам поехать то налево, то направо, Офа вошла с ним в противоречие, так и сказала:
- Я ему не доверяю! Что-то внутри, вот здесь, какое-то первобытное чувство, питающееся древними соками земли, вызывает протест… - она надела очки и поднесла айфон поближе к глазам. - О! Я ввела не тот адрес. Он везет нас опять к тебе…
Через три минуты мы были на месте. То ли насыщенная событиями поездка, то ли навалившееся тяжким грузом погодное неустройство, а может, прибывшая после поста толстота намертво вдавили меня в кресло. Выбираться из машины было невыносимо трудно: я и волю в кулак собирала, и проклинала обжорство, и сетовала на свою неуклюжесть…
- Ты бьешься, как птица в силке - щемяще и трогательно, - сказала Офа, заботливо отстегивая меня от ремня.
Потом мы долго уговариваем домофон, чтобы впустил. А потом показываем Овцеведу мою серую шапочку с длинными и тонкими заячьими ушками и объясняем, как это прикольно сидеть за столом в такой шапке. Но Овцевед с зажмуренными глаза велит снять шапочку - потому что в ней у меня такой вид, будто я собралась уходить, и он тревожится… А потом…
Потом я когда-нибудь напишу, как мы ели баранину и пили шампанское Лев Голицын, как прекрасны хрупкие блондинки в платьицах military style и почему за ужином надо слушать Чехова, а после ужина - рассуждать о сексуальных ориентациях.