Дневник петербургского обывателя. День бабушек и дедушек.
Сегодня день бабушек и дедушек.
Все мои воспоминания начинаются с Майкора, где родилась моя мама, и где жили бабушка с дедушкой. Туда меня отправили в мае 1951 года на лето, а прожила я там до конца августа 1954 года. Пожалуй, это были мои самые счастливые годы.
Моя мама Чудинова Мария Степановна родилась 25(12 по ст. стилю) июля 1915г. в поселке Майкор Пермской губернии (области). В поселке был металлургический Демидовский завод, на котором мой дедушка Чудинов Степан Максимович работал мастером чугунолитейного цеха. Моя бабушка Чудинова (в девичестве Давыдова) Ольга Емельяновна тоже была родом из Майкора. Дедушка родился в 1880г., бабушка - в 1884г.
Когда я приехала в Майкор, мне было 4 с половиной года. С этого времени я помню себя как личность. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что именно эти годы сформировали меня такой, какой я была и есть всю мою жизнь. Я прожила с бабушкой, дедушкой и маминой старшей сестрой Лизой и младшей сестрой Линой более 3-х лет. Спокойный деревенский быт, размеренный не только по времени суток, но и по времени года, приучил меня к организованности и целеустремленности. Не было безалаберной городской суеты, зависимости от разных бытовых мелочей и неурядиц. Бабушка с дедушкой никогда не ссорились и не ругались. Я не слышала ворчания, брани, не знала, что такое оскорбления и подзатыльники. У бабушки было 8 детей - 5 дочерей и 3 сына. По старшинству - Полина, Николай, Лиза, Дмитрий, Мария (моя мама), Зоя, Евгений и Ангелина. Все сыновья погибли на войне, Евгений и Дмитрий в 1941г., Николай - 1944г. А сестры все прожили 80 лет и больше.
Удивительно, как много я знаю про них всех. Мама много рассказывала мне о семье. Она рассказывала, как после революции у них в доме стояли солдаты, причем были и белые- колчаковцы, и красные. Дедушка слыл большевиком, и потому прятался от белых за рекой. Его так и звали - «Степанка-большевик». Сосед - Савватеич - донес колчаковцам про дедушку, но спасли красные. Мама помнила, что солдаты спали вповалку в избушке, и вдруг объявили тревогу, и все вскакивали, и выбегали, одеваясь на ходу. Колчаковцы ушли, и дедушка остался жив, но с Савватеичем не дружил, хотя даже я застала его в живых и бывала у них в огороде. У них росла замечательная и очень большая и раскидистая рябина. Осенью было много ягод, и меня всегда угощали ягодами. Отлично помню, как выглядел наш дом. Собственно домов было два - избушка и большой дом. В избушке была одна комната, кухня, чулан и сени. В большом доме были две комнаты и кухня, а сени были холодные. К избушке со стороны двора примыкала холодная кладовая, где бабушка хранила съестные припасы. Двор был покрыт крышей, которая соединяла дома с хозяйственными постройками - хлевом для коровы и свиньи, ледником и сеновалом. В леднике даже летом всегда был лед и там хранились мясные туши. Вот в этих домах и выросли все дети, братья и сестры моей мамы. Повезло и мне, я тоже прожила там более трех лет. Бабушке было 67 лет, а дедушке - 71 год, когда меня привезли к ним. Везла меня сестра Толи Помогаева, мужа моей двоюродной сестры Гали.
Поселок Майкор был рабочим, там не было колхоза, поэтому и уклад жизни там отличался от чисто деревенского. У бабушки был большой участок 24 сотки, что только там ни росло. Огород, корова, свинья, куры - наши кормильцы. Питание было отличное, особенно после карточной системы в послевоенном Ленинграде и убогого питания в яслях и детском саду. Я, конечно, всегда помню, что своим здоровьем я обязана, прежде всего, бабушке, причем здоровьем физическим и моральным.
Когда я жила у бабушки, письма от мамы приходили редко, и я практически забыла ее. Бабушка с дедушкой заменили мне родителей на те три года, да и оказали влияние на мои отношения с мамой на всю оставшуюся жизнь.
Поселок Майкор стоял, да и сейчас стоит, на высоком берегу реки Иньвы, притоке Камы. Выше всех домов возвышалась церковь. Она была из красного кирпича с колокольней. В советские времена колокола были сняты, а в церкви была школа. Так и говорили: «она учится в церкви». Рядом с церковью, тоже на высоком берегу был сад, традиционное место гуляний молодежи и степенной публики. Правда в моем детстве он уже потерял свое величие и значимость, пыльные кусты и разбитые скамейки, которые не ремонтировались и не заменялись новыми, танцплощадка обшарпалась, и танцев уже не было. А в мамином детстве и юности молодежь бегала в сад на танцы и там завязывались знакомства и романы. Чаще всего туда ходили мамин старший брат Николай и сестра Зоя. Николай любил петь, у него был красивый сочный голос, и если он шел домой вечером слегка «под шофе», то всегда пел на всю улицу, а бабушка сердилась на него: «перестань петь по ночам, разбудишь соседей, что люди скажут?». Общественное мнение было важно. Она была человеком не болтливым и гордым, не гордячкой, а именно гордым, как теперь говорят - человеком с самоуважением. Интересно, что моральные устои бабушки и мамы были практически одинаковы и очень сильны. По большому счету я отличаюсь от мамы с бабушкой только тем, что на меня никогда не давило «общественное мнение». Вопрос «что подумают люди?» меня никогда не волновал, я всегда была самодостаточной и не особенно нуждалась в чужом одобрении. А для мамы важна всегда вывеска, как выглядишь, как одет, как ведешь себя, какое производишь впечатление. Независимость - мое врожденное качество, всегда им дорожила, даже в ущерб своему материальному благополучию. Бабушка с дедушкой жили бедно, но не голодали и не ходили «голыми и босыми». Чувство собственного достоинства было сильно развито и у бабушки и у мамы.
Зимой дедушка на поляне перед домом заливал для меня горку, и я каталась с нее на санках, которые он же и мастерил. Вечерами он сидел и плел лапти, у него были заказчики. Лапти очень удобны для долгих переходов по лесу, они легкие, ноги в них не устают и не преют, никакой синтетики. Бабушка зимой ткала половики, у нас был специальный ткацкий станок. А еще у нее была старинная швейная машинка «Зингер», именно на ней я научилась шить. Зимы были длинными и холодными, но я не помню даже легкого насморка, я ничем не болела, если не считать смены зубов. В дальней улице взрослая молодежь строила высокую гору, ее заливали в течение нескольких дней, а потом она становилась местом детских восторгов и взрослых забав. Помню, как захватывало дух и щекотало в животе от быстрого спуска. Но вечером малышню прогоняли и наступало время молодежи, мы могли только смотреть, кататься со взрослыми было опасно, собьют. Весна в Майкоре очень дружная и радостная, яркое солнце, ручьи, но самое приятное - пробежаться по земляным, только что натоптанным, тропинкам босиком. Летом мы ходили купаться «под Параню». Параня(Прасковья) - малахольная (т.е. слегка помешанная) женщина жила на берегу Иньвы, и там было мелко, все малыши, не умеющие плавать, бултыхались у берега. Хорошо помню ощущение топкого илистого дна под руками, но это не пугало и не останавливало нас. Мы с наслаждением сидели в воде целыми часами. Кстати, плавать по-настоящему я тоже научилась в Майкоре, когда мне было уже 12 лет. В то лето я жила у бабушки и у меня был надувной круг для плавания. Это была диковинка для местных детей, и все просили у меня круг поплавать. Однажды я, отдав круг очередному желающему, решила попробовать плыть без круга и совершенно неожиданно поплыла, с тех пор круг стал любимой забавой подруг, а я стала плавать сама. Еще помню, как бабушка учила меня грамоте. Сначала мне просто читали стихи, а у меня была очень хорошая память, и я очень быстро выучивала стихи наизусть, и делала вид, что читаю, рассказывая их наизусть. Буквы как-то сами запомнились, а вот писать со слуха у меня не сразу получалось. Я писала только согласные буквы, а гласные не слышала, и вдруг на меня нашло озарение - я «услышала» гласные буквы и с тех пор писала легко. Бабушка учила меня только печатным буквам, ссылаясь на то, что в их время были другие правила правописания. Но в 6 лет я читала свободно и бегло любой текст. Дедушка учил меня считать, складывать, вычитать до 100, так что когда я пошла в первый класс, я читала и считала лучше всех в классе. Бабушка знала много сказок и рассказывала их мне по вечерам. Любимые сказки про Лута-Лутошку и «Скирлы-скирлы нога». Хорошо помню как я впервые ходила в кино. Смотрела фильм «Свадьба с приданым». Самое сильное впечатление на меня произвел Коля Курочкин в исполнении замечательного актера Доронина, он пел, смешил всех, играл на гармошке. Потом мы с подружками разыгрывали этот фильм дома, и я всегда исполняла роль Коли Курочкина. Мне было 6 лет, когда умер Сталин. Я хорошо знала, кто он, и утром соврала своим подругам, что плакала, хотя, конечно, этого не было. Но общее напряжение чувствовала. Наконец, наступило время идти в школу. Бабушка пошла к портнихе и заказала мне новое платье и демисезонное пальто. Платье было ситцевое, красное в белый горошек, а пальто было черное из грубого сукна, длинное, «на вырост». Летом за мной приехал мой брат Рудик. Он сидел на крыше и плевал вниз, а еще он любил ходить за грибами, всегда приносил очень много грибов. У него были друзья в Майкоре. В войну Рудик жил у бабушки. Он даже ходил там в школу, бабушка очень любила Рудика, он был ее самым любимым внуком. Рудик был очень умным, веселым и скромным, никогда не жаловался, не капризничал, не хулиганил. Потом, когда мама забрала его к себе, он очень скучал по бабушке и дедушке, писал им письма и просил забрать его обратно.
На фото я сижу у дедушки на коленях. Слева бабушка, справа Лиза, мамина сестра, стоят Лина и ее муж Саша.
