Девушка и дедушка
На днях Соня шесть часов провела с дедушкой. Нет, ей, конечно, не в первой оставаться наедине с мужчиной (папа наш как-то просидел с дочерью полтора часа маминого маникюра), но чтобы так долго... Маме в этот день требовалось закончить новогодний шоппинг (зачем я в это ввязалась?), няня уже вовсю гуляла на каникулах, бабушка слушала Штрауса в зале Чайковского, про папу молчу - те полтора часа - это видимо подвиг на долгие годы вперед... Короче, с ребенком оставили деда с перерывом на одно мамино кормление почти на пороге квартиры. Первые три часа прошли замечательно. У деда по себе знаю вообще какой-то особый дар общения с детьми, причем я думала, что младенцы не его аудитория, но, выяснилось, что это не так. Больше всего мне нравиться, как он рассказывает Соньке про все, что она видит. То есть дочь знает про "электрический ток, который живет в лампочке", "про Прилл-бальзам, которым можно мыть посуду и руки", про "девочку, которая забрала наши игрушки"( в этот момент Соня с погремухой в руках смотрит на себя в зеркало) и, главное, историю про "мальчика Буратино, который, внимание, букварь пропил". После кормления на пороге дед с внучкой были отправлены гулять с указанием вернуться к семи. Маман же поперлась на мойку, у нее видите ли была самая грязная машина в городе и это требовало поступков. Не буду писать, что на мойке было почти столько же народу, как в магазинах, поэтому еда приехала домой, опоздав минут на десять. И на пороге услышала ревущую Соню, которая не любит, чтобы опаздывали с ужином. Но в гораздо большем ужасе был дед. Он, оказывается, пришел домой без четверти семь и двадцать минут не мог успокоить Софью, у которой "текли слезы и капали прямо мне на руки"...Он переживал даже на следующий день, и по словам мамы, поздним вечером рассказывал эту полную трагизма историю дома и все повторял "ну, какой я дурак, надо было бы с ней подольше погулять, а то она так плакала-так плакала"... Замечу еще, что как только я начинаю чистить Соне нос, он выходит из комнаты, говоря, что все это фашизм, и он не может быть свидетелем этого зверства.